Воспоминания о «Ленинке»
Оригинал взят у danuvius в Воспоминания о «Ленинке» (4)
Часть 2. Знакомство со структурой «Ленинки»
б) Фонды и отделы «Ленинки» (начало)
РГБ объединяет в себе множество фондов. Особую систему представляет Отдел рукописей, про него мы не будем говорить подробно. Помимо ценных древних собраний, в основной своей части попавших в уже существовавшую коллекцию Румянцевского музея после революции, там аккумулируются и личные фонды ученых (так, мой отец способствовал передаче в РГБ архива крупнейшего, хотя и малоизвестного из-за запрета на публикацию, русского искусствоведа Н. М. Тарабукина, и в каталоге до сих пор имеется указание, что отцу было предоставлено право публикации этих работ). В Химки перевели газетный фонд, диссертации и книги на редких языках (например, на восточноевропейских типа польского, венгерского и т. д., хотя сюда же отнесли и немецкий). Прежде чем ехать туда, надо было заказать по телефону нужные материалы, причем шифры необходимо было выяснить заранее только в ГЗ (в Химках книжного каталога не было). Полнота собрания газет первых лет советской власти в Химках оставляет желать лучшего. Помню, как мне понадобились довольно редкие газеты того времени, так я смог их найти только в ГАРФе, располагающем также уникальным собранием эмигрантской периодики (видимо, созданным благодаря грабежам после второй мировой войне) и собранием масонских рукописей и архивных материалов, тогда же вывезенных из Германии (к работе с этим последим архивом допускались избранные единицы, само существование его многие десятилетия держалось в строжайшей тайне).
В отдельном крыле ГЗ находится собрание древних книг (ОРК), к которым причислены и все дореволюционные издания кириллической печати (преимущественно старообрядческие). Работать там было крайне неудобно при необходимости получать помногу книг в день, поскольку действовало ограничение на 5 книг в день. Помню, мне пришлось ездить туда 2 месяца подряд каждый день только для того, чтобы проверить наличие некоторых паламитских материалов в богослужебных славянских книгах за несколько веков, это было сущей мукой.
В здании напротив, через дорогу, находится нотный отдел и всего связанного с музыкальными носителями.
Предметом повседневного спроса оставались, однако, книги в ГЗ. В самих книгохранилищах РГБ мне, сколько помню, не приходилось работать (я предпочитал для этого Историчку), а книги большого формата (которые мне очень редко бывали нужны) привозили на тележках. Фонды РГБ делятся на открытые и закрытые. Есть отдельный большой читальный зал свободного доступа с новой периодикой. Кроме того, в каждом читальном зале свои подсобные фонды с отдельными каталогами, книги оттуда берут сами читатели. На самом верху, если пройти по ряду коридоров, находился спецхран. Я уже не застал того времени, когда оттуда нельзя было выносить никаких записей - все писали в тетрадку, которая потом сдавалась в сейф (обычная система доступа работы с секретными материалами). Попасть в спецхран было довольно просто по отношению из издательства или другой организации. В отделе находилась религиозная литература, представлявшая «угрозу» для режима. Там были не только послереволюционные издания ИМКА-пресс, но и, например, книга Нилуса 1905 г. с первой публикацией «Протоколов сионских мудрецов» (говорят, что при первых годах советской власти тех, у кого находили эту книгу - а ее было не менее 5 изданий, каждый раз с добавлениями :) - по приказу Троцкого расстреливали; за достоверность этой информации не ручаюсь. Вроде бы, «Протоколы...» и сейчас вошли, вместе с "Майн Кампф" и др., в Index prohibitorum, то есть разжигающих религиозную рознь и «оскорбляющих религиозные чувства»). Спецхран создавался для того, чтобы можно было отслеживать чтение «нелегальной» литературы. При необходимости, если читатель был не слишком осведомлен о системе, можно было отследить по совокупности в «самиздате» ссылок на такого рода литературу (когда такие ссылки или цитаты имелись), путем сопоставления ее с сохранявшимися бланками заказов читателей, кто был анонимным автором того или иного произведения самиздата. (Я читал по крайней мере об одном таком случае.) В мое время спецхран уже терял свое особое положение, а потом и вовсе стал использоваться как зал литературы русской эмиграции. Что с ним происходит сегодня, не знаю.
Особый интерес представляет фонд немецких книг, вывезенных из Германии. Он, кажется, имеет свой каталог (не знаю, насколько полный), но я с этим каталогом никогда не работал. Система шифров там отличается от принятой в ГЗ. Узнал я об этом каталоге, когда мне потребовалось выписать по ММБА кое-какие немецкие издания. Оказалось, что ради экономии валюты сначала проверяют наличие немецких книг в трофейном фонде, а потом по просьбе читателей переводят в основной, присваивая новый шифр. Не знаю, почему не сделали до сих пор систематического сопоставления обоих каталогов для перевода уникальных книг в основной фонд. Ольга Титова считает, что наше правительство не хочет отдавать обратно Германии редкие книги (можно вспомнить, с какой настойчивостью евреи добивались возвращения им и перевоза в Америку фондов Шнеерсона, что после череды крупных скандалов, даже на мировом политическом уровне, кончилось созданием специальной б-ки в Москве). Но причина может быть и прозаичнее: не хватает специалистов для обработки такого массива книг, по большей части готическим шрифтом. (Последнее обстоятельство немаловажно: некоторые рядовые сотрудники РГБ плохо понимают, например, римскую систему чисел, так что для них специально надписывают карандашом в каталожных карточках и в самих книгах годы изданий арабскими цифрами.)
Помимо всего перечисленного (есть еще особый отдел картографии, куда мне не было нужды заходить, разве только единожды), РГБ располагает огромным массивом книг, в мое время сваленных в одной церкви (потом здание передали РПЦ; где сейчас хранятся эти книги, не знаю). Это были книги, захваченные при ликвидации после революции в разных семинариях, храмах и т.п. Когда я учился в МГУ, эти фонды частично стали передавать другим организациям. Так, б-ка гуманитарных факультетов в «стекляшке» получила старые книги на классических языках, и мы были призваны помочь составлять их опись. Потом книги были частично оставлены в б-ке, частично переданы кафедрам классической филологии и на истфак. Несколько книг я стащил при разборе на память и для приятного чтения; потом, после окончания кафедры, вернул основную часть, поскольку моя христианская совесть не позволяла оставить эти книги насовсем. Только несколько книжек я все-таки зажилил (ибо достать в то время книги на греческом и латыни были очень и очень трудно, только у букинистов или заказывать до развала СССР в магазине «Дружба» нового [оранжевого и синего] Тойбнера - что было в ГДР в наличии на складах издательства), они лежат сейчас передо мной. Это «Одиссея» оксфордского издания 1871 г. (штамп учебного отдела Политехнического музея), книги 42-45 Тита Ливия с обширными комментариями 1785 г., дорев. штамп «Библиотека служащих в министерстве ...» (каком - не разобрать; где бы сейчас такое министерство с такими служащими сыскать? :), и роман Лонга «Дафнис и Хлоя» на греч. с лат. переводом (увы, не параллельным) и обширными примечаниями, издания 1803 г., со штампом рижской гимназии. Эта последняя книга была, наверное, первой, что я прочел всю целиком (а не отрывками) на древнегреческом; пожалуй, именно она привила мне любовь к этому языку (или помогла, хоть и не до конца, побороть страх перед ним :), поскольку язык у Лонга какой-то полупоэтический, вполне соответствующий пасторальной картинке, и читать его нетрудно. (Помню, как Вадим Лурье рекомендовал своим знакомым начинать изучение франц. языка с какого-нибудь легкого и приятного чтения: я с ним полностью согласен и применил бы этот способ ко всем языкам вообще.) Вообще нужно сказать, что книги на кафедре классической филологии очень плохо хранились и в основной части были растащены, сохранились лишь те, что стояли в кабинете Азы Алибековны. Потом, после меня, ситуация, кажется, изменилась. А вот б-ка на истфаке сохранилась гораздо лучше.
В том же самом фонде «резервных книг» хранится и часть б-ки МДА. В результате грабежа советской власти в «Ленинке» скопилось по 5-6 экземпляров (а то и больше) одного и того же издания. Понятно, что книги в единственном экз. предпочтительно оставлять в РГБ для всеобщего пользования, а не возвращать в МДА. Но вторые-третьи-четвертые? Я многажды говорил об этом с зав. б-кой МДА, и вот наконец в 2013 г. дир-р РГБ отправил вл. Евгению письмо, что РГБ готова вернуть МДА часть фондов после соответствующей сверки с каталогом. (Насколько мне известно, процесс еще не пошел активно.) Возможно, что некоторые единичные книги таким образом всплывут из забвения и появятся в картотеке РГБ, а МДА получит обратно основную часть дорев. фондов.
Заканчивая краткий и далеко не полный разговор о фондах РГБ, упомяну о таком явлении, как «штабелирование» и «заставка». Когда РГБ не хватало помещений вследствие ремонта, часть фондов заштабелировали - и тем самым они стали для читателей временно (надолго) недоступными. «Заставить» книгу можно, поставив ее не по шифру куда-нибудь в другое место: найти ее становится практически невозможно, только случайно при глобальной проверке расстановки книг. Ну и, конечно, изъятие карточки из общего и служебного каталогов (и одновременно из старого предметного каталога) также приводит к «небытию» книги, даже если она стоит на своем месте.
Часть 2. Знакомство со структурой «Ленинки»
б) Фонды и отделы «Ленинки» (начало)
РГБ объединяет в себе множество фондов. Особую систему представляет Отдел рукописей, про него мы не будем говорить подробно. Помимо ценных древних собраний, в основной своей части попавших в уже существовавшую коллекцию Румянцевского музея после революции, там аккумулируются и личные фонды ученых (так, мой отец способствовал передаче в РГБ архива крупнейшего, хотя и малоизвестного из-за запрета на публикацию, русского искусствоведа Н. М. Тарабукина, и в каталоге до сих пор имеется указание, что отцу было предоставлено право публикации этих работ). В Химки перевели газетный фонд, диссертации и книги на редких языках (например, на восточноевропейских типа польского, венгерского и т. д., хотя сюда же отнесли и немецкий). Прежде чем ехать туда, надо было заказать по телефону нужные материалы, причем шифры необходимо было выяснить заранее только в ГЗ (в Химках книжного каталога не было). Полнота собрания газет первых лет советской власти в Химках оставляет желать лучшего. Помню, как мне понадобились довольно редкие газеты того времени, так я смог их найти только в ГАРФе, располагающем также уникальным собранием эмигрантской периодики (видимо, созданным благодаря грабежам после второй мировой войне) и собранием масонских рукописей и архивных материалов, тогда же вывезенных из Германии (к работе с этим последим архивом допускались избранные единицы, само существование его многие десятилетия держалось в строжайшей тайне).
В отдельном крыле ГЗ находится собрание древних книг (ОРК), к которым причислены и все дореволюционные издания кириллической печати (преимущественно старообрядческие). Работать там было крайне неудобно при необходимости получать помногу книг в день, поскольку действовало ограничение на 5 книг в день. Помню, мне пришлось ездить туда 2 месяца подряд каждый день только для того, чтобы проверить наличие некоторых паламитских материалов в богослужебных славянских книгах за несколько веков, это было сущей мукой.
В здании напротив, через дорогу, находится нотный отдел и всего связанного с музыкальными носителями.
Предметом повседневного спроса оставались, однако, книги в ГЗ. В самих книгохранилищах РГБ мне, сколько помню, не приходилось работать (я предпочитал для этого Историчку), а книги большого формата (которые мне очень редко бывали нужны) привозили на тележках. Фонды РГБ делятся на открытые и закрытые. Есть отдельный большой читальный зал свободного доступа с новой периодикой. Кроме того, в каждом читальном зале свои подсобные фонды с отдельными каталогами, книги оттуда берут сами читатели. На самом верху, если пройти по ряду коридоров, находился спецхран. Я уже не застал того времени, когда оттуда нельзя было выносить никаких записей - все писали в тетрадку, которая потом сдавалась в сейф (обычная система доступа работы с секретными материалами). Попасть в спецхран было довольно просто по отношению из издательства или другой организации. В отделе находилась религиозная литература, представлявшая «угрозу» для режима. Там были не только послереволюционные издания ИМКА-пресс, но и, например, книга Нилуса 1905 г. с первой публикацией «Протоколов сионских мудрецов» (говорят, что при первых годах советской власти тех, у кого находили эту книгу - а ее было не менее 5 изданий, каждый раз с добавлениями :) - по приказу Троцкого расстреливали; за достоверность этой информации не ручаюсь. Вроде бы, «Протоколы...» и сейчас вошли, вместе с "Майн Кампф" и др., в Index prohibitorum, то есть разжигающих религиозную рознь и «оскорбляющих религиозные чувства»). Спецхран создавался для того, чтобы можно было отслеживать чтение «нелегальной» литературы. При необходимости, если читатель был не слишком осведомлен о системе, можно было отследить по совокупности в «самиздате» ссылок на такого рода литературу (когда такие ссылки или цитаты имелись), путем сопоставления ее с сохранявшимися бланками заказов читателей, кто был анонимным автором того или иного произведения самиздата. (Я читал по крайней мере об одном таком случае.) В мое время спецхран уже терял свое особое положение, а потом и вовсе стал использоваться как зал литературы русской эмиграции. Что с ним происходит сегодня, не знаю.
Особый интерес представляет фонд немецких книг, вывезенных из Германии. Он, кажется, имеет свой каталог (не знаю, насколько полный), но я с этим каталогом никогда не работал. Система шифров там отличается от принятой в ГЗ. Узнал я об этом каталоге, когда мне потребовалось выписать по ММБА кое-какие немецкие издания. Оказалось, что ради экономии валюты сначала проверяют наличие немецких книг в трофейном фонде, а потом по просьбе читателей переводят в основной, присваивая новый шифр. Не знаю, почему не сделали до сих пор систематического сопоставления обоих каталогов для перевода уникальных книг в основной фонд. Ольга Титова считает, что наше правительство не хочет отдавать обратно Германии редкие книги (можно вспомнить, с какой настойчивостью евреи добивались возвращения им и перевоза в Америку фондов Шнеерсона, что после череды крупных скандалов, даже на мировом политическом уровне, кончилось созданием специальной б-ки в Москве). Но причина может быть и прозаичнее: не хватает специалистов для обработки такого массива книг, по большей части готическим шрифтом. (Последнее обстоятельство немаловажно: некоторые рядовые сотрудники РГБ плохо понимают, например, римскую систему чисел, так что для них специально надписывают карандашом в каталожных карточках и в самих книгах годы изданий арабскими цифрами.)
Помимо всего перечисленного (есть еще особый отдел картографии, куда мне не было нужды заходить, разве только единожды), РГБ располагает огромным массивом книг, в мое время сваленных в одной церкви (потом здание передали РПЦ; где сейчас хранятся эти книги, не знаю). Это были книги, захваченные при ликвидации после революции в разных семинариях, храмах и т.п. Когда я учился в МГУ, эти фонды частично стали передавать другим организациям. Так, б-ка гуманитарных факультетов в «стекляшке» получила старые книги на классических языках, и мы были призваны помочь составлять их опись. Потом книги были частично оставлены в б-ке, частично переданы кафедрам классической филологии и на истфак. Несколько книг я стащил при разборе на память и для приятного чтения; потом, после окончания кафедры, вернул основную часть, поскольку моя христианская совесть не позволяла оставить эти книги насовсем. Только несколько книжек я все-таки зажилил (ибо достать в то время книги на греческом и латыни были очень и очень трудно, только у букинистов или заказывать до развала СССР в магазине «Дружба» нового [оранжевого и синего] Тойбнера - что было в ГДР в наличии на складах издательства), они лежат сейчас передо мной. Это «Одиссея» оксфордского издания 1871 г. (штамп учебного отдела Политехнического музея), книги 42-45 Тита Ливия с обширными комментариями 1785 г., дорев. штамп «Библиотека служащих в министерстве ...» (каком - не разобрать; где бы сейчас такое министерство с такими служащими сыскать? :), и роман Лонга «Дафнис и Хлоя» на греч. с лат. переводом (увы, не параллельным) и обширными примечаниями, издания 1803 г., со штампом рижской гимназии. Эта последняя книга была, наверное, первой, что я прочел всю целиком (а не отрывками) на древнегреческом; пожалуй, именно она привила мне любовь к этому языку (или помогла, хоть и не до конца, побороть страх перед ним :), поскольку язык у Лонга какой-то полупоэтический, вполне соответствующий пасторальной картинке, и читать его нетрудно. (Помню, как Вадим Лурье рекомендовал своим знакомым начинать изучение франц. языка с какого-нибудь легкого и приятного чтения: я с ним полностью согласен и применил бы этот способ ко всем языкам вообще.) Вообще нужно сказать, что книги на кафедре классической филологии очень плохо хранились и в основной части были растащены, сохранились лишь те, что стояли в кабинете Азы Алибековны. Потом, после меня, ситуация, кажется, изменилась. А вот б-ка на истфаке сохранилась гораздо лучше.
В том же самом фонде «резервных книг» хранится и часть б-ки МДА. В результате грабежа советской власти в «Ленинке» скопилось по 5-6 экземпляров (а то и больше) одного и того же издания. Понятно, что книги в единственном экз. предпочтительно оставлять в РГБ для всеобщего пользования, а не возвращать в МДА. Но вторые-третьи-четвертые? Я многажды говорил об этом с зав. б-кой МДА, и вот наконец в 2013 г. дир-р РГБ отправил вл. Евгению письмо, что РГБ готова вернуть МДА часть фондов после соответствующей сверки с каталогом. (Насколько мне известно, процесс еще не пошел активно.) Возможно, что некоторые единичные книги таким образом всплывут из забвения и появятся в картотеке РГБ, а МДА получит обратно основную часть дорев. фондов.
Заканчивая краткий и далеко не полный разговор о фондах РГБ, упомяну о таком явлении, как «штабелирование» и «заставка». Когда РГБ не хватало помещений вследствие ремонта, часть фондов заштабелировали - и тем самым они стали для читателей временно (надолго) недоступными. «Заставить» книгу можно, поставив ее не по шифру куда-нибудь в другое место: найти ее становится практически невозможно, только случайно при глобальной проверке расстановки книг. Ну и, конечно, изъятие карточки из общего и служебного каталогов (и одновременно из старого предметного каталога) также приводит к «небытию» книги, даже если она стоит на своем месте.