Утро после работы
Ночь потихоньку покидала Киев. Серый ковер скучных туч затянул небо, не давая солнцу порадовать спальные районы первыми лучами.
Я ежился от холода, пытаясь посильнее укутаться в тесную кожаную курточку. Чтобы идти было не так скучно, я пинал пустую бутылку из-под водки. Подражая футболистам, пытался еще и делать какие-то финты, но получалось почему-то не очень. Айпод, как всегда, разрядился, а, тем нее менее, очень хотелось послушать Esthetic Education. Дерзкий голос Луи Франка поднял бы настроение.
Местность центрального вокзала производила очень тяжелое впечатление: на фоне отреставрированных на современный манер зданий, валялись кучами грязные бомжи. Вместо подушек у них были пакеты с мусором. Стояла безобразно-дикая вонь. Не возникало сомнений, что они не трудятся, чтобы отходить куда-то в туалет, а опорожняются прямо в штаны. Прямо над ними висели яркие сити-лайты, предлагающие купить холодильники, китайские машины и проголосовать за Ющенко на следующих президенстких выборах. Я подошел к одному мужику неопределенного возраста, который пытался жевать почерневшую, гнилую банановую шкурку, предложил ему пойти выпить со мной в круглосуточной "наливайке", прямо напротив вокзала. Он радостно согласился, поручив бабушке, которая торговала сигаретами рядом, присмотреть за его мешками, набитыми пустыми бутылками и макулатурой.
Мы долго сидели, пили дешевую водку, закусывали пицой, посыпаной сверху кусочками докторской колбасы. Общались. К неприятному запаху моего нового собутыльныка я привык уже минут через 20. Не такой уж я и брезгливый, как думал!
Когда вышли на улицу - облака уже рассеялись, и небо во всю хвасталось своей девстенной синевой. Я поехал домой.
Я ежился от холода, пытаясь посильнее укутаться в тесную кожаную курточку. Чтобы идти было не так скучно, я пинал пустую бутылку из-под водки. Подражая футболистам, пытался еще и делать какие-то финты, но получалось почему-то не очень. Айпод, как всегда, разрядился, а, тем нее менее, очень хотелось послушать Esthetic Education. Дерзкий голос Луи Франка поднял бы настроение.
Местность центрального вокзала производила очень тяжелое впечатление: на фоне отреставрированных на современный манер зданий, валялись кучами грязные бомжи. Вместо подушек у них были пакеты с мусором. Стояла безобразно-дикая вонь. Не возникало сомнений, что они не трудятся, чтобы отходить куда-то в туалет, а опорожняются прямо в штаны. Прямо над ними висели яркие сити-лайты, предлагающие купить холодильники, китайские машины и проголосовать за Ющенко на следующих президенстких выборах. Я подошел к одному мужику неопределенного возраста, который пытался жевать почерневшую, гнилую банановую шкурку, предложил ему пойти выпить со мной в круглосуточной "наливайке", прямо напротив вокзала. Он радостно согласился, поручив бабушке, которая торговала сигаретами рядом, присмотреть за его мешками, набитыми пустыми бутылками и макулатурой.
Мы долго сидели, пили дешевую водку, закусывали пицой, посыпаной сверху кусочками докторской колбасы. Общались. К неприятному запаху моего нового собутыльныка я привык уже минут через 20. Не такой уж я и брезгливый, как думал!
Когда вышли на улицу - облака уже рассеялись, и небо во всю хвасталось своей девстенной синевой. Я поехал домой.