(no subject)
баловство
Разбитая мелодия.
Семья Бруснецовых жила на окраине маленького провинциального городка. Состояние их однокомнатного жилища оставляло желать лучшего: ремонт здесь в последний раз делался лет двадцать назад, поэтому прогнившая сантехника, обшарпанные стены и потрескавшиеся потолки уже ни у кого удивления не вызывали.
И, несмотря на то, что квартира у них была однокомнатной, на тесноту здесь не жаловались. Во-первых, после смерти матери и жены в семье осталось всего два человека, которым много пространства и не требовалось. Во-вторых, хозяевам повезло с планировкой, квартира занимала большую площадь, а прихожая была настолько просторной, что в ней удалось поместить диван и тем самым приспособить её для проживания. Здесь в прихожей, собственно, спал и проводил большую часть своего свободного от работы времени отец и глава семьи Федор Иванович.
Жилая комната, где обитала Алиса, дочь Федора Ивановича, тоже была внушительных размеров и непостижимым образом вмещала «стенку» из темного дерева, платяной шкаф, маленькую тахту, небольшой журнальный столик. Красовавшиеся на стенах ковры довершали ансамбль и навевали воспоминания о советских временах. Но, несомненно, главным предметом в комнате был громоздкий черный рояль, который пожирал все пространство и, казалось, поглощал всю энергию.
Рояль этот был куплен Федором Ивановичем лет пятнадцать назад, именно тогда он твердо решил, что дочь реализует его давнишнюю мечту и станет настоящим музыкантом. Признаться, Федор Иванович в молодости сам хотел поступить в консерваторию, получить музыкальное образование и стать выдающимся концертмейстером, но это ему не удалось - времена тогда были тяжелые. Он выучился на электрика, пошел работать на местный завод, получил квартиру, женился - все как у людей. Но его жена была хрупкой болезненной женщиной и умерла при родах, оставив Федору дочку - маленькую, светловолосую, хрупкую, с тонкой почти прозрачной кожей.
Немудрено, что в детстве Алиса часто болела, но отец каждый раз остервенело боролся с недугом, выхаживал девочку, часто практически вытаскивал её с того света. Отец всяческими способами старался повысить иммунитет дочки, закалял и воспитывал волю ребенка. Когда Алисе едва исполнилось семь лет, Федор отвел её в музыкальную школу, поэтому премудрости нотной грамоты ей пришлось постигать вместе с азбукой.
Отец с самого детства прививал и воспитывал в Алисе необходимые качества, обеспечивающие успешность в профессии: музыкальный слух, чувство ритма, хорошую координацию, подвижность пальцев рук, усидчивость, терпение, целеустремленность, сильную волю. Все привилось и воспиталось - еще бы! - ведь все детство девочка курсировала между музыкальной школой и роялем, зачастую посвящая занятиям музыкой по четыре-пять часов в день. В свои неполные восемнадцать девушка сносно знала специфику исполнения, умела хорошо аккомпанировать, имела опыт выступления в качестве солиста-исполнителя, и однажды даже учавствовала в постановке концерта. Но делала она все это спокойно, ровно, без надрыва. Без души.
Теперь, когда ей почти исполнилось восемнадцать, она заканчивала школу, и пришло время выбирать профессию, Алиса часто вспоминала тот день, когда отец отвел её в музыкальную школу. В то далекое время она еще не понимала, что музыка не её призвание, а когда, наконец, поняла - сначала не осмелилась сказать отцу, боялась расстроить его, ведь тот так искренне радовался успехам девочки. И так Алиса день за днем ходила в опостылевшую музыкальную школу, участвовала в концертах, которые организовывала её преподавательница и вместе с тем ждала момента, когда это все можно будет бросить.
А теперь рассказать о том, что она возненавидела музыку, девушка уже боялась: отношения отца и дочери стали холодными, натянутыми. Возникшая еще в детстве трещина в отношениях переросла в огромную пропасть, каждый с них жил в своем маленьком мирке. Жил как мог. Федор Иванович все это время вел себя, как и все родители, которые все свои нереализованные амбиции проецировали на своих детей - жизни своей не пожалею, все тебе отдам, но ты уж, будь добра, занимайся, разучивай гаммы и оправдай возложенные на тебя надежды. И поскольку отец вторично не женился, все хлопоты по дому взял на себя, то времени на дочь уже не оставалось.
Поэтому Федор Иванович даже и не знал, что его дочь до умопомрачения любила поэзию, и лет с десяти писала стихи. Сначала это были наивные детские творения, но - талант есть талант! - и теперь её стихи были настоящими литературными произведениями: глубокими, пронзительнымы и мелодичными. Так говорила её учительница по русскому языку, убеждая девочку продолжить образование именно в этом направлении, поступить на филологический факультет.
Учительница прочила ей большое будущее, но девочке нужно было одобрение всего лишь одного человека. Как-то один раз Алиса застенчиво протянула отцу свою тетрадь со стихами, но тот только отмахнулся, мол, что за занятие это рифмоплетство, ты бы лучше новую гамму выучила. Не взял! Накричал и приказал прикратить это дураковаляние! С тех пор она даже не настаивала, но продолжала писать, не расставаясь со своей потрепанной прямоугольной тетрадью в черном кожаном переплете.
Однажды весенним вечером Федор Иванович опять начал говорить о поступлении в консерваторию, по сути, считая это дело решенным, но в этот раз девушка впервые возразила. Сначала робко, несмело, но отец не понимал. Слово за слово и между ними разразилась первая настоящая ссора. Которая вылилась в громкую пощечину и ультиматум.
- Если ты не поступаешь в консерваторию, то можешь не считать меня своим отцом! Уходи из дома, делай что хочешь! - громкий стук дверью, и Федор пошел в соседский кабак заливать в себя забытье, стакан за стаканом.
Вернулся поздно хорошо выпивши, долго возился с ключами, чертыхаясь: «Неужели этой неблагодарной сволочи трудно открыть дверь?! Вот ведь ничего не понимает! Что ж это творится такое?! Живу, в сущности, для неё. Мне самому много что-ли надо?!»
Увидев пар, обильно валивший в комнату через щели закрытых дверей ванны, медленно начал трезветь. Дальнейшие события Федор Иванович помнил как в тумане: красная вода, маленькое анемичное, почти ничего не весящее тельце, похороны, лакированный гроб, соседи, кладбище - все слились в его сознании в одно пятно.
Спустя несколько месяцев Федор Иванович начал приходить в себя. Однажды вечером он обнаружил себя сидящим в комнате дочери с тетрадью в черном кожаном переплете в руках. И только, от корки до корки прочитав все содержимое, окончательно осознал что он натворил.
На следующее утро он пошел в местное издательство, где полноватая женщина в очках сбивчивым голосом, явно волнуясь, сказала, что стихи они опубликуют, что это настоящий шедевр и пускай он приводит автора, они опубликуют все его стихи. Она все время тараторила, но Федор Иванович не слышал, да и не слушал. В нескольких словах рассказал о случившемся, и ответил лишь на один вопрос издательницы, которая спросила, что побудило его пойти и опубликовать стихи дочери.
- Ведь до этого я никогда не слышал, чтоб стихи звучали как музыка! - тихо сказал он.
P.S. Черная жирная крыса выползла из недр выброшенного на помойку рояля, и, озираясь, лениво потрусила к мусорному баку в поисках пищи.
Разбитая мелодия.
Семья Бруснецовых жила на окраине маленького провинциального городка. Состояние их однокомнатного жилища оставляло желать лучшего: ремонт здесь в последний раз делался лет двадцать назад, поэтому прогнившая сантехника, обшарпанные стены и потрескавшиеся потолки уже ни у кого удивления не вызывали.
И, несмотря на то, что квартира у них была однокомнатной, на тесноту здесь не жаловались. Во-первых, после смерти матери и жены в семье осталось всего два человека, которым много пространства и не требовалось. Во-вторых, хозяевам повезло с планировкой, квартира занимала большую площадь, а прихожая была настолько просторной, что в ней удалось поместить диван и тем самым приспособить её для проживания. Здесь в прихожей, собственно, спал и проводил большую часть своего свободного от работы времени отец и глава семьи Федор Иванович.
Жилая комната, где обитала Алиса, дочь Федора Ивановича, тоже была внушительных размеров и непостижимым образом вмещала «стенку» из темного дерева, платяной шкаф, маленькую тахту, небольшой журнальный столик. Красовавшиеся на стенах ковры довершали ансамбль и навевали воспоминания о советских временах. Но, несомненно, главным предметом в комнате был громоздкий черный рояль, который пожирал все пространство и, казалось, поглощал всю энергию.
Рояль этот был куплен Федором Ивановичем лет пятнадцать назад, именно тогда он твердо решил, что дочь реализует его давнишнюю мечту и станет настоящим музыкантом. Признаться, Федор Иванович в молодости сам хотел поступить в консерваторию, получить музыкальное образование и стать выдающимся концертмейстером, но это ему не удалось - времена тогда были тяжелые. Он выучился на электрика, пошел работать на местный завод, получил квартиру, женился - все как у людей. Но его жена была хрупкой болезненной женщиной и умерла при родах, оставив Федору дочку - маленькую, светловолосую, хрупкую, с тонкой почти прозрачной кожей.
Немудрено, что в детстве Алиса часто болела, но отец каждый раз остервенело боролся с недугом, выхаживал девочку, часто практически вытаскивал её с того света. Отец всяческими способами старался повысить иммунитет дочки, закалял и воспитывал волю ребенка. Когда Алисе едва исполнилось семь лет, Федор отвел её в музыкальную школу, поэтому премудрости нотной грамоты ей пришлось постигать вместе с азбукой.
Отец с самого детства прививал и воспитывал в Алисе необходимые качества, обеспечивающие успешность в профессии: музыкальный слух, чувство ритма, хорошую координацию, подвижность пальцев рук, усидчивость, терпение, целеустремленность, сильную волю. Все привилось и воспиталось - еще бы! - ведь все детство девочка курсировала между музыкальной школой и роялем, зачастую посвящая занятиям музыкой по четыре-пять часов в день. В свои неполные восемнадцать девушка сносно знала специфику исполнения, умела хорошо аккомпанировать, имела опыт выступления в качестве солиста-исполнителя, и однажды даже учавствовала в постановке концерта. Но делала она все это спокойно, ровно, без надрыва. Без души.
Теперь, когда ей почти исполнилось восемнадцать, она заканчивала школу, и пришло время выбирать профессию, Алиса часто вспоминала тот день, когда отец отвел её в музыкальную школу. В то далекое время она еще не понимала, что музыка не её призвание, а когда, наконец, поняла - сначала не осмелилась сказать отцу, боялась расстроить его, ведь тот так искренне радовался успехам девочки. И так Алиса день за днем ходила в опостылевшую музыкальную школу, участвовала в концертах, которые организовывала её преподавательница и вместе с тем ждала момента, когда это все можно будет бросить.
А теперь рассказать о том, что она возненавидела музыку, девушка уже боялась: отношения отца и дочери стали холодными, натянутыми. Возникшая еще в детстве трещина в отношениях переросла в огромную пропасть, каждый с них жил в своем маленьком мирке. Жил как мог. Федор Иванович все это время вел себя, как и все родители, которые все свои нереализованные амбиции проецировали на своих детей - жизни своей не пожалею, все тебе отдам, но ты уж, будь добра, занимайся, разучивай гаммы и оправдай возложенные на тебя надежды. И поскольку отец вторично не женился, все хлопоты по дому взял на себя, то времени на дочь уже не оставалось.
Поэтому Федор Иванович даже и не знал, что его дочь до умопомрачения любила поэзию, и лет с десяти писала стихи. Сначала это были наивные детские творения, но - талант есть талант! - и теперь её стихи были настоящими литературными произведениями: глубокими, пронзительнымы и мелодичными. Так говорила её учительница по русскому языку, убеждая девочку продолжить образование именно в этом направлении, поступить на филологический факультет.
Учительница прочила ей большое будущее, но девочке нужно было одобрение всего лишь одного человека. Как-то один раз Алиса застенчиво протянула отцу свою тетрадь со стихами, но тот только отмахнулся, мол, что за занятие это рифмоплетство, ты бы лучше новую гамму выучила. Не взял! Накричал и приказал прикратить это дураковаляние! С тех пор она даже не настаивала, но продолжала писать, не расставаясь со своей потрепанной прямоугольной тетрадью в черном кожаном переплете.
Однажды весенним вечером Федор Иванович опять начал говорить о поступлении в консерваторию, по сути, считая это дело решенным, но в этот раз девушка впервые возразила. Сначала робко, несмело, но отец не понимал. Слово за слово и между ними разразилась первая настоящая ссора. Которая вылилась в громкую пощечину и ультиматум.
- Если ты не поступаешь в консерваторию, то можешь не считать меня своим отцом! Уходи из дома, делай что хочешь! - громкий стук дверью, и Федор пошел в соседский кабак заливать в себя забытье, стакан за стаканом.
Вернулся поздно хорошо выпивши, долго возился с ключами, чертыхаясь: «Неужели этой неблагодарной сволочи трудно открыть дверь?! Вот ведь ничего не понимает! Что ж это творится такое?! Живу, в сущности, для неё. Мне самому много что-ли надо?!»
Увидев пар, обильно валивший в комнату через щели закрытых дверей ванны, медленно начал трезветь. Дальнейшие события Федор Иванович помнил как в тумане: красная вода, маленькое анемичное, почти ничего не весящее тельце, похороны, лакированный гроб, соседи, кладбище - все слились в его сознании в одно пятно.
Спустя несколько месяцев Федор Иванович начал приходить в себя. Однажды вечером он обнаружил себя сидящим в комнате дочери с тетрадью в черном кожаном переплете в руках. И только, от корки до корки прочитав все содержимое, окончательно осознал что он натворил.
На следующее утро он пошел в местное издательство, где полноватая женщина в очках сбивчивым голосом, явно волнуясь, сказала, что стихи они опубликуют, что это настоящий шедевр и пускай он приводит автора, они опубликуют все его стихи. Она все время тараторила, но Федор Иванович не слышал, да и не слушал. В нескольких словах рассказал о случившемся, и ответил лишь на один вопрос издательницы, которая спросила, что побудило его пойти и опубликовать стихи дочери.
- Ведь до этого я никогда не слышал, чтоб стихи звучали как музыка! - тихо сказал он.
P.S. Черная жирная крыса выползла из недр выброшенного на помойку рояля, и, озираясь, лениво потрусила к мусорному баку в поисках пищи.