***
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ -
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933
«Эпиграмма на Сталина». Написана в ноябре 1933 и позднее включена в «Московские стихи». Это стихотворение послужило главным обвинительным материалом в «деле» Мандельштама после его ареста в мае 1934 г. Был выслан в Чердынь-на-Каме, а затем в Воронеж. После окончания срока ссылки ему было запрещено жить в Москве. По возвращении из ссылки он был вторично арестован и погиб в пересыльном лагере под Владивостоком.
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ -
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933
«Эпиграмма на Сталина». Написана в ноябре 1933 и позднее включена в «Московские стихи». Это стихотворение послужило главным обвинительным материалом в «деле» Мандельштама после его ареста в мае 1934 г. Был выслан в Чердынь-на-Каме, а затем в Воронеж. После окончания срока ссылки ему было запрещено жить в Москве. По возвращении из ссылки он был вторично арестован и погиб в пересыльном лагере под Владивостоком.