Вчера наконец позвонили с избирательного участка, сказали, что в понедельник можно будет получить деньги за работу. Но сейчас я не о деньгах, а о пенсионерках. И, кроме того, о пенсионерах и инвалидах.
Один из центральных персонажей моего излишне длинного и весьма занудного повествования - борзая единороска - служит ведущим специалистом в окружной соцзащите. Вот её-то на её же «мерседесе» и надо было, по идее, отправить с выносной урной по домам, чтобы посмотрела, как живут-могут социально незащищённые.
Хотя окружная соцзащита печётся о совсем других людях. Функции соцзащиты законодательно закреплены за регионом - городским структурам на этом поле делать нечего: ни денег, ни работы. Но, тем не менее, и департамент соцполитики, и отделы соцполитики в округах осуществляют очень важную для них защиту - их собственных сотрудников: чиновники муниципального уровня в таких отделах обеспечены работой, зарплатой, всеми радостями обладателей статуса муниципальных служащих.
На нашем избирательном участке оказалось 67 желающих проголосовать на дому. Заявки собирали в основном представители КТОСов. Они допускали ошибки в фамилиях, именах и отчествах нуждающихся в волеизъявлении вне помещения для голосования, а также в их адресах. Мы из-за этого долбились в двери и с удивлением обнаруживали, что нас вызывал как бы не совсем тот человек, что в заявке. А под конец дня, уже по темноте, попали в дом, где две бабуськи собрались было идти устраивать скандал на участок, что мы никак не несём бюллетени их подружке, хозяйке того дома. Они сами в заявке по телефону назвали неправильный номер дома (назвали свой), затем зависли у подружки-инвалидки в гостях, и мы же оказались виноваты, что только к вечеру разобрались, кто же и куда нас вызывал.
Постучишь в окошко - вроде есть какое-то шевеление в доме. Ждёшь, ждёшь - тишина. Стучишь снова, снова ждёшь. И вот выползает к калитке дряхлая бабулька. Ведёт нас в дом, на кухонном столе возле печки расписывается в заявлении на голосование на дому, ставит галочки в бюллетенях, опускает их в ящик. И мы идём по следующему адресу. Ничего сложного, ничего такого особенного, казалось бы.
Видно, что многие живут из последних сил. Их держит на этой земле необходимость шевелиться: утром, хочешь - не хочешь, нужно встать, чтобы протопить печку, затем - идти на колонку по воду; чистить снег в ограде и возле ворот, кормить своих кошек и собак. Кошки в стариковских домах живут отменные - здоровые и толстые. Собаки - громкие. Много свободно бегающих по частному сектору псов. И за нами увязывались - из любопытства, похоже.
Пришли в дом к супружеской паре: ветеран войны и блокадница. Поженились в 1951 году, 60 лет вместе. Шутят, кому с кем труднее. На холодильнике жанровые фарфоровые фигурки - мечта антикваров. На стене - старые фото. Хозяйка дома была чудесной красоты в молодости, с прекрасным одухотворённым лицом. Хорошие, добрые люди. Держатся друг за друга. Говорят спокойно: «За 60 лет всякое было». Дом уютный, тёплый, ограда выметена, перед калиткой снег убран. Живут, потому что нужны, потому что каждый день есть заботы, повседневный труд, от которого - никуда.
Моя напарница по ящику говорит: пересели таких стариков в благоустроенную квартиру - долго не протянут. Я киваю.
В большой казахской семье дома голосует бабушка. К ней нас проводит внук-старшеклассник, который накануне помогал оформлять участок в школе. Злые собаки во дворе, в доме - ласковая кошка. Бабушка - в центре событий, вокруг неё много родни, дом просторный, наполненный людьми.
Их соседка - совершенно одинокая высокая и сутулая худая старуха. Не хочет нас отпускать - всё бы говорила да говорила: а эта голосовала? А та? Боится сходить в гости к давней подружке через дорогу - вдруг померла. Не хочет плохих вестей. У неё в сенях висит несколько пальто разного цвета и фасона - образчики женской моды различных десятилетий. Помню, моя старенькая соседка рассуждала: справить ей зимнее пальто или нет? Совсем прохудилось, холодное. А вдруг справит да умрёт? И деньги пропадут… Так и в этих сенях: вещи из прошлого хранятся, чтобы не тратиться на новые на старости лет. Бедность.
Молодой инвалид явно интересуется политикой, судит обо всём резко. В просторном помещении множество огромных аквариумов с пёстрыми рыбками разных видов: может быть, это его заработок. Он не одинок и ничуть не вызывает жалости - обычный человек, просто ему трудно дойти до участка.
В другом доме старик только-только после второго инсульта. Едва перемещается по комнате. Увидев в бюллетене слова «Коммунистическая партия…», плачет: «Они моих родителей расстреляли». Старческие слёзы тяжелобольного человека. Жалко его страшно.
А тут голосуют двое. Старенькая бабушка едва расписалась, кое-как нашла, куда ставить галочки в бюллетенях. Я спрашиваю: «А дедушка будет голосовать?» Тот трясясь стоит рядом. Оказалось, «дедушке» 53 - он её сын. С трудом ходит, руки почти не действуют. Атеросклероз сосудов конечностей, болезнь алкоголиков и злостных курильщиков.
И везде - предельная скромность жилья и обстановки. Старые домишки, без изысков построенные и без затей обставленные. В микрорайон тянут газ, с каждого газифицируемого дома требуют по 50-60 тысяч рублей (не знаю, почему есть разница в цене) за прокладку труб. Плюс стоимость котла. Плюс стоимость монтажа… Неподъёмные суммы для стариков.
В то же время я была готова к тому, что большинство проголосует за ОПГ жуликов и воров. Здесь в массе своей живут люди, не знающие, что такое Интернет. В их домах самая дорогая и сердечно любимая вещь - цветной телевизор.
Окончание следует.