Ташкент - город хлебный
В годы убийственного голода 30-ых годов Ташкент для живущих в средней полосе России измученных крестьян был легендарным раем, волшебной Древней Индией, полной рубинов и жемчугов. В детстве я читала такую книжку - «Ташкент - город хлебный». Печальная история про мальчика, поехавшего в Среднюю Азию за хлебом для своей умирающей семьи. И моя прабабушка рассказывала, как в дни её молодости ездили в Ташкент «за материей» - за тканями: набившись в теплушки, в жуткой тесноте и обиде.
Мы с дедушкой в середине 80-ых ездили туда в отпуск. Потому что в Средней Азии у дедушки жили хорошие друзья и потому, что дедушка мой помотался туда в своё время в командировки на запуск ткацких фабрик.
Дедушка был высоким и очень худым. Хищный профиль деда мог обмануть местных в добрых намерениях его обладателя, но ненадолго: в белой рубашке в тонкую полоску и белой холщовой кепке в благодатный край явился сам Дон Кихот Сибирский. В хромом Россинанте у него не было нужды - он сам заметно хромал. И я была его верным оруженосцем. Физических объёмов для цельности образа мне не хватало, зато было через край наивного любопытства.
Город зелёный и солнечный был наполнен фруктовыми запахами - в городских скверах плодоносили деревья, виноград был вместо декоративного вьюна на оградах. Я приехала туда из своего зелёного и солнечного Омска, но наша земля не столь щедра на тепло, и через месяц от горячего лета остаются лишь воспоминания. Здесь же был бесконечный рай, а зима была похожа на наш сентябрь.
Моего Дон Кихота невозможно было чем-то удивить. Вот мне казалось, что вокруг много красивых лиц. Однако дедушка видал и красивее:
- О, напялила на себя эту тряпку! - осуждал он местную особу в парандже. - Ещё неизвестно, что у тебя там под ней, какая рожа! Вот я видал красавицу в Туркмении, вот это красота, не зря накрылась. Как подняла паранджу - так я таких красивых больше нигде не встречал!
Логика у него во всём была своя, порой труднопостижимая. Настроен был дедушка скептически и категорично. Косичек у узбечек ему было мало:
- Ну что это - восемь косичек всего! Вот я у таджички одной в автобусе начал считать - не успел, как до своей остановки доехал!
- Ну что за бабы! - удивлялся дедушка узбечкам на улице. - Вот встретились две - и плюх тут же в пыль, ноги колесом. Сидят, болтают по-своему полчаса. Затем встали, не отряхнулись - как были халат и штаны в пыли да песке, так и пошли дальше!
Он знал несколько слов по-узбекски, и в магазинах к продавщицам обращался на их языке. Те прыскали поначалу, но обслуживали уважительно и вслед не смеялись. Аскетичный дедушкин облик вызывал уважение, несмотря на то, что на Востоке достойные люди, как считается традиционно, должны быть тучными. Дедушка брал ростом, хромотой и героизмом. Последнее качество в нём угадывалось за версту.
Дедушка знал все местные повадки и обычаи. От молодого можно было отмахнуться - старшему слова против не скажи. Зовут в гости - иди. Угощают - ешь всё; да хоть попробуй, пусть даже лопнешь, встав от изобильного дастархана. Пришёл на базар - торгуйся. Дают тебе что-то даром - поблагодари и возьми, иначе обидишь дарителя.
Почему он так любил Среднюю Азию? Это была его молодость, там жили его замечательные друзья. В южных республиках на ткацком производстве дед считался знатным специалистом в электрике - а уж как он сам об этом рассказывал! Послушаешь его - можно было подумать, что без него лёгкой промышленности там и не было бы никогда. Но главное, как мне кажется теперь, - это очевидное отсутствие равенства между полами. Сам дедушка родился и вырос в патриархальной семье с дремучими традициями, где мужчина был богом. Цивилизация, советская власть, война и мирное строительство сравняли мужчин и женщин. Только в Средней Азии дедушка мог позволить себе отношение свысока и прямо некорректные высказывания в адрес, как он выражался, баб:
- О, грибы повезли. Хлопок собирать, - показывал он на открытый грузовик, в котором на скамейках рядами сидели укутанные с головы до ног в белые чадры женщины.
И действительно, было в этих фигурках что-то такое жалкое, что я понимала: быть бабой - далеко не лучшая участь.
В аэропорту Ташкента мы купили билеты на Як-40, чтобы лететь в Наманган. По горным перевалам на автобусе добираться было бы долго и страшно. На табло с рейсами меня привлекла одна строчка, и я всё возвращалась к ней взглядом: «Учкудук». Было странно осознавать, что это реально существующий город, а не поэтическая выдумка участников ВИА «Ялла»: «Три колодца!..» Пока мы находились в кассовом зале, где негде было присесть, местные, расположившись на мозаичном полу, только украдкой поглядывали на нас, скашивая взгляды или как бы вдруг поднимая головы. Когда же дедушка похромал к выходу, махнув мне рукой, чтобы следовала за ним, к нам из глубины зала сразу направился молодой смуглый узбек:
- Отец, вам не нужно помочь? - обратился по-русски. - Я могу рассказать, показать, что нужно.
- Не нужно, - отмахнулся дед. Он и сам отлично ориентировался в пространстве этого мира. Для моего героического деда не существовало видимых препятствий - он упрямо кандылял сквозь них, и мы непременно оказывались именно в тех местах, которые нам были нужны.
Мы с дедушкой в середине 80-ых ездили туда в отпуск. Потому что в Средней Азии у дедушки жили хорошие друзья и потому, что дедушка мой помотался туда в своё время в командировки на запуск ткацких фабрик.
Дедушка был высоким и очень худым. Хищный профиль деда мог обмануть местных в добрых намерениях его обладателя, но ненадолго: в белой рубашке в тонкую полоску и белой холщовой кепке в благодатный край явился сам Дон Кихот Сибирский. В хромом Россинанте у него не было нужды - он сам заметно хромал. И я была его верным оруженосцем. Физических объёмов для цельности образа мне не хватало, зато было через край наивного любопытства.
Город зелёный и солнечный был наполнен фруктовыми запахами - в городских скверах плодоносили деревья, виноград был вместо декоративного вьюна на оградах. Я приехала туда из своего зелёного и солнечного Омска, но наша земля не столь щедра на тепло, и через месяц от горячего лета остаются лишь воспоминания. Здесь же был бесконечный рай, а зима была похожа на наш сентябрь.
Моего Дон Кихота невозможно было чем-то удивить. Вот мне казалось, что вокруг много красивых лиц. Однако дедушка видал и красивее:
- О, напялила на себя эту тряпку! - осуждал он местную особу в парандже. - Ещё неизвестно, что у тебя там под ней, какая рожа! Вот я видал красавицу в Туркмении, вот это красота, не зря накрылась. Как подняла паранджу - так я таких красивых больше нигде не встречал!
Логика у него во всём была своя, порой труднопостижимая. Настроен был дедушка скептически и категорично. Косичек у узбечек ему было мало:
- Ну что это - восемь косичек всего! Вот я у таджички одной в автобусе начал считать - не успел, как до своей остановки доехал!
- Ну что за бабы! - удивлялся дедушка узбечкам на улице. - Вот встретились две - и плюх тут же в пыль, ноги колесом. Сидят, болтают по-своему полчаса. Затем встали, не отряхнулись - как были халат и штаны в пыли да песке, так и пошли дальше!
Он знал несколько слов по-узбекски, и в магазинах к продавщицам обращался на их языке. Те прыскали поначалу, но обслуживали уважительно и вслед не смеялись. Аскетичный дедушкин облик вызывал уважение, несмотря на то, что на Востоке достойные люди, как считается традиционно, должны быть тучными. Дедушка брал ростом, хромотой и героизмом. Последнее качество в нём угадывалось за версту.
Дедушка знал все местные повадки и обычаи. От молодого можно было отмахнуться - старшему слова против не скажи. Зовут в гости - иди. Угощают - ешь всё; да хоть попробуй, пусть даже лопнешь, встав от изобильного дастархана. Пришёл на базар - торгуйся. Дают тебе что-то даром - поблагодари и возьми, иначе обидишь дарителя.
Почему он так любил Среднюю Азию? Это была его молодость, там жили его замечательные друзья. В южных республиках на ткацком производстве дед считался знатным специалистом в электрике - а уж как он сам об этом рассказывал! Послушаешь его - можно было подумать, что без него лёгкой промышленности там и не было бы никогда. Но главное, как мне кажется теперь, - это очевидное отсутствие равенства между полами. Сам дедушка родился и вырос в патриархальной семье с дремучими традициями, где мужчина был богом. Цивилизация, советская власть, война и мирное строительство сравняли мужчин и женщин. Только в Средней Азии дедушка мог позволить себе отношение свысока и прямо некорректные высказывания в адрес, как он выражался, баб:
- О, грибы повезли. Хлопок собирать, - показывал он на открытый грузовик, в котором на скамейках рядами сидели укутанные с головы до ног в белые чадры женщины.
И действительно, было в этих фигурках что-то такое жалкое, что я понимала: быть бабой - далеко не лучшая участь.
В аэропорту Ташкента мы купили билеты на Як-40, чтобы лететь в Наманган. По горным перевалам на автобусе добираться было бы долго и страшно. На табло с рейсами меня привлекла одна строчка, и я всё возвращалась к ней взглядом: «Учкудук». Было странно осознавать, что это реально существующий город, а не поэтическая выдумка участников ВИА «Ялла»: «Три колодца!..» Пока мы находились в кассовом зале, где негде было присесть, местные, расположившись на мозаичном полу, только украдкой поглядывали на нас, скашивая взгляды или как бы вдруг поднимая головы. Когда же дедушка похромал к выходу, махнув мне рукой, чтобы следовала за ним, к нам из глубины зала сразу направился молодой смуглый узбек:
- Отец, вам не нужно помочь? - обратился по-русски. - Я могу рассказать, показать, что нужно.
- Не нужно, - отмахнулся дед. Он и сам отлично ориентировался в пространстве этого мира. Для моего героического деда не существовало видимых препятствий - он упрямо кандылял сквозь них, и мы непременно оказывались именно в тех местах, которые нам были нужны.