Как умирала Червоная Русь (исторические документы)
Перед Вами выдержки из первого выпуска Таллергофского Альманаха. История выпуска этого Альманана проста. Те, немногие из выживших в аду австровенгерских концлагерей, образовали Таллергофский комитет, назвавшись именем самого страшного из концлагерей, и со многими стараниями и тщанием собрали документы и свидетельства об убиении русского духа на территориях Червоной и Закарпатской Руси. Из этих документов и свидетельств и составлен Таллергофский Альманах. Выпуская этот альманах, его авторы надеялись на то, что эти ужасы более не повторятся. Но их труд был очень скоро забыт и события повторились в еще более жестоком варианте. Когда читаешь эти свидетельства легко заблудиться во времени. Такое впечатление, что с них была снята калька. Снята через каких-нибудь 17 лет после издания первой части альманаха.
Почему был "забыт" этот альманах, начинаешь понимать только после его прочтения. Уж слишком он оказался неудобным для создателей мифа украинства. Уж слишком ярко он раскрывает суть всего украинофильства. Этот альманах был за все время переиздан только один раз. В 1964 году в США вышло его репринтное издание.
Говорить много тут просто не стоит. Надо просто набраться мужества и хотя бы прочитать весь этот альманах, все его выпуски. Не смотря на то, что по сути это история страданий одних и предательства других. Не поленитесь, щелкните мышкой на приведенную выше ссылку и многое просто станет понятней.
ТАЛЕРГОФСКІЙ
АЛЬМАНАХЪ
ПРОПАМЯТНАЯ КНИГА
австрiйскихъ жестокостей, изуверстствъ и
насилий надъ карпато - русскимъ народомъ
во время Bceмiрной войны 1914 - 1917 гг.
Выпускъ первый
Терроръ в Галичине въ первый
перiодъ войны 1914 - 1915 гг.
ЛЬВОВЪ, 1924
Изданiе ”Талергофскаго Комитета”
ТИПОГРАФIЯ СТАВРОПИГIЙСКАГО ИНСТИТУТА
под yправлением А. И. ЯСЬКОВА
ГАЛИЦКАЯ ГОЛГОФА
Отходящая тьма предъ разсветомъ особенно черна и грозна, последнiя судороги бури, проломные порывы шквала наиболее неистовы и злы. Победный восторгъ достиженiя, торжествующiй прорывъ новой жизни и воли жертвенно искупляются раньше жестокой и жуткой мистерiей сугубыхъ томленiй и мукъ. Искупительный путь къ Воскресенiю ведетъ через крестныя страсти Голгофъ.
И такой именно страшной и мучительной крестной жертвой искупила и наша многострадальная родина - изстари нуждой прибитая и незбывнымъ горемъ повитая Прикарпатская Русь - свой долгожданный, но, увы, оказавшiйся столь непродолжительнымъ и непрочнымъ, освободительный, воскресный миражъ 1914-1915 годовъ, Закаленная въ многовековой борьбе и неволе, привычная къ наилютейшимъ гоненiямъ и мукамъ, она, навечная страдалица-раба, подверглась тутъ такой бешеной облаве и травле, такимъ чудовищнымъ издевательствамъ и пыткамъ, предъ которыми вчуже бледнеютъ самые мрачные и дикiе ужасы средневековыхъ изуверствъ и боенъ, которые превзойдены ужъ разве только нынешнимъ лютымъ кошмаромъ ”чрезвычайныхъ” застенковъ и норъ.
Въ смертельномъ предчувствии близкаго падения и бегства, въ судорожномъ страхе мрачнаго и позорнаго конца, обезумевшiй врагъ пытался выместить на своей безвинной и безответной жертве последнюю, отчаянную свою ярость, упырно упиться ея сиротскими слезами и кровью въ свой крайнiй, предъутреннiй часъ.
И упился тутъ ими онъ въ волю, сверхъ всяческой меры и краю! Залилъ, обагрилъ ими всю жалкую жертву-страну. Оплевалъ, осквернилъ скорбное лицо мученицы трупнымъ ядомъ своей кошунственной слюны. Опалилъ, прожегъ ее сплошъ злобнымъ заревомъ безсмысленныхъ пожаровъ и костровъ. Разорилъ ея убогiя, старые хижины, ограбилъ или уничтожилъ злостно ея серенькiй, нищенскiй скарбъ. Поругалъ ея тихiя, заветныя святыни, зверски оскорбилъ ея чистую веру и народную честь. Завалилъ свой беглый, злопамятный путь безчисленными трупами ея лучшихъ, любимыхъ сыновъ. А тысячи, тысячи другихъ злобно повергъ въ свои цепкiя тюрьмы, истязалъ ихъ и мучилъ нещадно, а затемъ и увлекъ за собою на своемъ предъисчезномъ бегу.
О, да будетъ же проклята въ мiре его гнусная, страшная: память, пусть сгинетъ на вечные веки этотъ дикiй, безумный кошмаръ.
Но выставить и пригвоздить весь этотъ кошмаръ и ужасъ къ позорному столбу исторiи все-таки желательно и нужно. Хотя-бы только для безстрастнаго и нелицепрiятнаго суда грядущихъ временъ, хотя-бы для прославнаго увековеченiя испытанныхъ тутъ нашимъ народомъ ужасныхъ мытарствъ, издевательствъ и мукъ. Для достойнаго и признательнаго запечатленiя на пропамятныхъ скрижаляхъ исторiи его сверхчувственнаго долготерпенiя и вернаго и устойнаго героизма на искупительномъ кресте.
Воспринялъ нашъ доблестный мученикъ-народъ всю эту жестокую казнь и хулу, какъ и все прежнiя гоненiя и козни подъ австрiйскимъ ярмомъ, не за какую-нибудь действительную измену или другую определенную вину, которыхъ тутъ въ общемъ, въ спокойномъ нацiонально-культурномъ быту и труде его, и не было, и быть не могло, а просто и исключительно только благодаря тому, что рядомъ, бокъ-о-бокъ, жила-цвела могучая, единокровная ему Pocciя, передъ которой дряхлая тюрьма народовъ - Австрiя всегда испытывала самый злобный и неистовый страхъ. И въ этомъ-то суетномъ страхе, въ этой трусливой вражде ея къ Pocсiи, съ одной стороны, а въ русскомъ же облике, сознанiи и даже имени нашего злосчастнаго народа, съ другой, и следуетъ, очевидно, признать ту главную, основную причину, тотъ внутреннiй двигатель зла, которые и вызвали ныне, въ безумномъ военномъ угаре, весь этотъ чудовищный, жуткiй кошмаръ.
Словно въ дикомъ, разбойномъ разгуле, какъ въ безумномъ, кровавомъ бреду, разомъ ринулись на несчастную жертву, вдругъ сорвавшись съ праздныхъ своръ и цепей, какъ все органы государственной стражи и власти, такъ и всякiя темныя и враждебныя силы въ стране вообще.
Такъ, съ первыхъ-же сполоховъ бури, зapaнеe обреченная на гибель, вся верная нацiональнымъ заветамъ, сознательная часть местнаго русскаго населенiя была сразу-же объявлена вне всякаго закона и щита, а вследъ за этимъ и подвергнута тутъ-же безпощадной травле и бойне. По отношенiю къ этимъ - по государственной логике Австрiи - заведомымъ и обязательнымъ „изменникамъ” и „шпiонамъ” - „руссофиламъ” - все экстренныя меры воздействiя и мести стали теперь, вне обычныхь нормъ и условiй культуры и правопорядка, уместны, целесообразны и хороши. Все наличныя средства и силы государственной охраны и власти, вся наружная и тайная полицiя, кадровая и полевая свора жандармовъ, и даже отдельные воинскiе части и посты, дружно двинулись теперь противъ этихъ ненавистныхъ и опасныхь „тварей” и стали бешено рыскать по несчастной стране безъ всякой помехи и узды. А за ихъ грозными и удобными спинами и штыками привольно и безудержно эасуетился также, захлебываясь отъ торжествующей злобы, вражды и хулы, и всякiй ужъ частный австрофильскiй закидень и сбродъ, съ окаяннымъ братомъ-изуверомъ - Каиномъ несчастнаго народа - во главе...
И это последнее уродливое явленiе, ужъ помимо самой сущности вещей, следуетъ тутъ выдвинуть съ особымъ возмущенiемъ и прискорбiемъ на видъ, на позоръ грядущимъ поколенiямъ, на проклятiе отъ рода въ родъ! Потому что, если все чужiе, инородные сограждане наши, какъ евреи, поляки, мадьяры или немцы, и пытались тутъ всячески тоже, подъ шумокъ и хаосъ военной разрухи, безнаказанно свести со своимъ безпомощнымъ политическимъ противникомъ свои старые споры и счета или даже только такъ или иначе проявить и выместить на немъ свой угарный ”патрiотическiй” пылъ или гневъ вообще, то все-таки делали все это, какъ ни какъ, заведомо чужiе и более или менее даже враждебные намъ элементы, да и то далеко не во всей организованной и сплошной своей массе, а только, пожалуй, въ самыхъ худшихъ и малокультурныхъ своихъ низахъ, действовавшихъ къ тому-же большей частью по прямому наущенiю властей или въ стадномъ порыве сфанатированной толпы. А между темъ, свой-же, единокровный братъ, вскормленный и натравленный Австрiей ”украинскiй” дегенератъ, учтя исключительно удобный и благопрiятный для своихъ партiйныхъ происковъ и пакостей моментъ, возвелъ все эти гнусные и подлые наветы, надругательства и козни надъ собственнымъ народомъ до высшей, чудовищной степени и меры, облекъ ихъ въ настоящую систему и норму, вложилъ въ нихъ всю свою пронырливость, настойчивость и силу, весь свой злобный, предательскiй ядъ. И мало, что досыта, въ волю - доносами, травлей, разбоемъ - надъ нимъ надругался, где могъ, что на муки самъ eгo предалъ и злостно ограбилъ до тла, но наконецъ даже, въ добавокъ, съ цинической наглостью хама, пытaется вдругъ утверждать, что это онъ самъ пострадалъ такъ жестоко отъ лютой австрiйской грозы, что это ему именно принадлежитъ этотъ скорбный, мученическiй венецъ... А дальше ужъ, въ злостномъ бреду и цинизме, ведь, некуда, не съ чемъ идти !
Возвращаясь къ самимъ событiямъ, приходится прежде всего отметить, что началось дело, конечно, съ повсеместнаго и всеобщаго разгрома всехъ русскихъ организацiй, учрежденiй и обществъ, до мельчайшихъ кооперативныхъ ячеекъ и детскихъ пpiютовъ включительно. Въ первый-же день мобилизацiи все они были правительствомъ разогнаны и закрыты, вся жизнь и деятельность ихъ разстроена и прекращена, все имущество опечатано или расхищено. Однимъ мановенiемъ грубой, обезумевшей силы была вдругъ вся стройная и широкая общественная и культурная: организованность и работа спокойнаго русскаго населенiя разрушена и пресечена, однимъ изуверскимъ ударомь были разомъ уничтожены и смяты благодатные плоды многолетнихъ народныхъ усилiй и трудовъ. Всякiй признакъ, следъ, зародышъ русской жизни былъ вдругъ сметенъ, сбитъ съ родной земли...
А вследъ за темъ пошелъ ужъ и подлинный, живой погромъ. Безъ всякаго суда и следствiя, безъ удержу и безъ узды. По первому нелепому доносу, по прихоти, корысти и вражде. То целой, гремящей облавой, то тихо, вырывочно, врозь. На людяхъ и дома, въ работе, въ гостяхъ и во сне.
Хватали всехъ сплошъ, безъ разбора, Кто лишь признавалъ себя русскимъ и русское имя носилъ. У кого была найдена русская газета или книга, икона или открытка изъ Россiи. А то просто кто лишъ былъ вымеченъ какъ „руссофилъ”.
Хватали, кого попало. Интеллигентовъ и крестьянъ, мужчинъ и женщинъ, стариковъ и детей, здоровыхъ и больныхъ. И въ первую голову, конечно, ненавистныхъ имъ русскихъ „поповъ”, доблестныхъ пастырей народа, соль галицко-русской земли.
Хватали, надругались, гнали. Таскали по этапамъ и тюрьмамъ, морили голодомъ и жаждой, томили въ кандалахъ и веревкахъ, избивали, мучили, терзали, - до потери чувствъ, до крови.
И, наконецъ, казни - виселицы и разстрелы - безъ счета, безъ краю и конца. Тысячи безвинныхъ жертвъ, море мученической крови и сиротскихъ слезъ. То по случайному дикому произволу отдельныхъ зверей-палачей, то по гнуснымъ, шальнымъ приговорамъ нарочитыхъ полевыхъ лже-судовъ. По нелепейшимъ провокацiямъ и доносамъ, съ одной стороны, и чудовищной жестокости, прихоти или ошибке, съ другой. Море крови и слезъ…
А остальныхъ потащили съ собою. Волокли по мытарствамъ и мукамъ, мучили по лагерямъ и тюръмамъ, вновь терзая голодомъ и стужей, изводя лишенiями и моромъ. И, словно въ адскомъ, чудовищномъ фокусе, согнали, сгрузили все это, наконецъ, въ лагере пытокъ и смерти - приснопамятномъ Талергофе, по проклятому названiю котораго, такимъ образомъ, и возглавляется ныне настоящiй пропамятный альманахъ.
Печальная и жуткая это книга. Потрясающая книга бытiя, искуса и мукъ многострадальной Галицкой Руси въ кошмарные дни минувшаго грознаго лихолетiя. Прославный памятникъ и скорбный помяникъ безвинно выстраданной ею искупительной, вечерней жертвы за Единую, Святую Русь!
Заветная, пропамятная книга. Конечно, пока-что она далеко еще не закончена, не полна. Еще много въ ней пробеловъ и изъяновъ, а даже, можетъ быть, ошибокъ вообще. Целые округи и перiоды, многiя подробности и черты - за отсутствiемъ сведенiй и справокъ - въ ней пока пропущены совсемъ. Некоторыя данныя, въ особенности - изъ современныхъ газетъ, недостаточно проверены и, можетъ быть, не точны и смутны. И, наконецъ, въ ней вовсе нетъ еще надлежащей исторической цельности и призмы, нетъ стройности и глади вообще. Лишь сырой и отрывочный сборникъ черновыхъ матерiаловъ и датъ. Но все это нисколько не изменяетъ самой сущности и верности вещей. Но все-таки уже вполне сквозитъ и оживаетъ вся общая картина во всей своей ужасной яркости и широте.
И эта жуткая и скорбная картина такъ грозно вопiетъ сама ужъ за себя!
Ю. Яворский
Доктор Василий Романович Ваврик
Талергофец, известный общественный деятель и писатель
КЛАДБИЩЕ ВОЗЛЕ ТЕРЕЗИНСКОЙ КРЕПОСТИ
Здесь покоятся жертвы австро-венгерского террора времен 1914-1917 гг.
и жертвы гитлеровских злодеяний времен II-ой Мировой Войны
ПЕСНЬ ТЕРЕЗИНА
1914-1917 гг.
Ой, цісарю, цiсароньку,
На що нас карбуєшь,
За яку провину в тюрьмах
Мучишь і мордуєшь.
Ой, скажи нам, цісароньку,
Чим ми провинились,
За що в мурах і болоті
Ми тут опинились?
Предисловiе къ первому выпуску
Предлагая благосклонному читателю первую книгу о страданiяхъ русскаго народа Прикарпатья во время мipовoгo пожара, мы должны предупредить его, что въ этой книге будетъ отведено место только тому историческому матеpiaлy, который въ воображенiи читателя долженъ нарисовать яркую и полную картину австро-мадьярскаго террора, творившагося надъ русскимъ народомъ у нeгo дома, въ Галичине, Буковине и Угорской Руси, въ caмoмъ начале великой войны, въ 1914 тоду. Введемъ его пока въ тотъ первый перiодъ войны, который въ oтнoшенiи Галичины ознаменовался поcпешнымъ отходомъ австро-мадьярскихъ войскъ за р. Сянъ, и дальше за Дунаецъ. Делаeмъ это по следующимъ соображенiямъ.
Однимъ изъ caмыхъ важныхъ побуждающихъ обстоятельствъ является то, что этотъ перiодъ, xoтя и связанъ въ многихъ случаяхъ органически съ понятiемъ концентрацiонныхъ лагерей для pycскихъ людей въ глубине Австрiи, въ общей сложности всехъ тяжелыхъ явленiй безпощадной кровавой расправы и при той безмятежной широте мучительной картины нечеловеческаго издевательства и политическаго террора надъ неповиннымъ русскимъ народомъ, несравненно грандiознее и ярче въ исторiи обширнейшей мартирологiи карпаторусскаго народа во время войны, чемъ caмыя ужасныя минуты страданiй десятковъ тысячъ русскихъ во вcехъ концентрацiонныхъ австрiйскихъ лагеряхъ. Талергофъ, Терезинъ, Вена и другiя места заключенiя русскихъ страдальцевъ - это все-таки известная система террора, въ нихъ были определенныя ycлoвiя, была своя форма, однимъ словомъ - все то, что легче дается формально установить и определить. Ибо одно указанiе на характерныя явленiя, съ особенной яркостью выделявшiяся на фоне мученической жизни заключенныхъ, даетъ уже представленiе о целомъ комплексе техъ факторовъ, благодаря которымъ приходилось страдать талергофцамъ или терезинцамъ физически и нравственно. А наоборотъ, весь ужасъ и мученiя, перенесенныя русскимъ населенiемъ въ Австро-Венгрiи, главнымъ образомъ, на первыхъ порахъ войны, т.е. до момента вытеcнeнiя русской армiей австро-мадьярскихъ вoйcкъ за Дунаецъ и по ту сторону Карпатскаго хребта, не имели предела: это была сплошная полоса неразборчиваго въ средствахъ, безсистемнаго террора, черезъ которую прошло поголовно все pyccкоe населенiе Прикарпатья.
Черная гроза военнаго и административнаго австро-мадьярскаго террора, клокотавшая надъ русскимъ населенiемъ въ Галичине, Буковине и Угорской Руси въ этоть первый перiодъ войны, была настолько свирепа, что вполне подтвердила то мненiе, какое постепенно стало утверждаться за испытавшими первые ея приступы, a затем очутившимися въ концентрацiонныхъ лагеряхь въ глубине Aвстрии, какъ о более счастливыхъ.
Слишкомъ велики и безконечно жестоки были страданiя карпато-россовъ въ этотъ первый пepioдъ войны на ихъ-же прадедовской земле, у нихъ-же дома. На нихъ мы должны остановиться ближе. Это темъ более необходимо, что съ каждым годомъ, отделяющимъ наши дни оть того жестокаго въ истopiи русскаго народа времени, память о немъ начинаетъ тускнеть и затираться въ народномъ сознанiи.
А кь тому-же, въ то время, какъ о ужасахъ концентрацiонныхъ лагерей писалось сравнительно много въ начале войны въ русской, швейцарской, итальянской, французской и даже немецкой (coцiaлистической) печати, а после войны появились более или менее обстоятельныя сведенiя въ галицко-русскихъ и американскихъ печатныхъ изданiяхь, - о австро-мадьярскихъ зверствахъ надъ неповиннымъ ни въ чемъ pyccкимъ населенiемъ, находившимся подъ властью Австрiи, совершаемыхъ на местахъ, писалось oчeнь мало и къ тому-же случайно, отрывочно, а главное - противоречиво. Все те случайныя сведенiя объ этомъ жестокомъ перiоде, какiя попадали въ печать, не могли претендовать на полноту и элементарную безпристрастность именно потому, что были современными и писались въ исключитительно болезненныхъ общественныхъ условiяхъ, въ oбcтановке непосредственнаго военнаго фронта. Современныя газеты сплошь и рядомъ пестрели по поводу каждаго отдельнаго случая этой разнузданной расправы сведенiями беззастенчиво тенденцioзнагo характера. Этoй преступной крайностью грешила, за редкими исключенiями особенно галицкая польская и „украинская” печать. Въ ней вы напрасно будете искать выраженiя хотя-бы косвеннаго порицанiя массовымъ явленiямъ безцеремонной и безпощадной, безъ суда и безъ следствiя, кровавой казни нашихъ крестьянъ за то только, что они имели несчасгье быть застигнутыми мадьярскимъ или немецкимъ (австрiйскимъ) полевымъ патрулемъ въ поле или въ лесу и при допросе офицера-мадьяра или немца, непонимавшаго совершенно pyccкагo языка, пролепетали фатальную фразу, что они всего только ”бедные руссины”! А что пocле этого говорить о такихъ случаяхъ, когда передъ подобными ”судьями”, по доносу въ большинстве случаевъ жалкаго „людця”-мазепинца, целыя села обвинялись въ откpытомъ ”pyccoфильстве”? He редко кончались oни несколькими разстрелами, а въ лучшемъ случае сожженiемъ села. Широкая публика объ этомъ не могла знать подробно въ те знойные дни всеобщаго военнаго угара, а еще меньше она знаетъ сейчасъ.
И поэтому ясно сказывается именно тa необходимость, чтобы раньше, чемъ писать объ ужасахъ Талергофа, и на эту кровавую полосу страданiй русскаго народа у подножья родныхъ Карпатъ бросить больше света и попристальнее взглянуть нa нее. Она настолько выразительна и, пожалуй, исключительна въ исторiи недавней военной мартирологiи Европы, что было-бы заметнымъ упущением съ нашей cтopoны нe остановиться на ней ближе въ отдельнoй первой книжке, не указать на то, что нe только предварило Taлepгoфъ и ему сопутствовало, но было куда ужаcнеe Талергофа. Объ этом и будетъ говорить предлагаемая первая часть „Талергофскаго Альманаха”.
Въ этoй книге читатель найдетъ разнородный матерiалъ, правдиво и рельефно рисующий грозную картину страданiй Галицкой и Буковинской Руси, и сложившiйся изъ политико-общественныхъ очерковъ, статей, отрывковъ изъ дневниковъ разныхъ лицъ и, наконецъ, изъ беллетристическихъ разсказовъ и стихотворенiй, написанных на фоне переживанiй обездоленнаго народа въ первомъ перiоде войны. Отъ eгo вниманiя не ускользнетъ тоже явное указанie на то, кто изъ соседей и даже родныхъ братьевъ сознательно прилагалъ свою руку къ этoмy страшному преступленiю австрiйскихъ немцевъ и мaдьяръ надъ нашимъ народомъ.
И только въ последующихъ выпускахъ „Талергофскаго Альманаха” бyдемъ постепенно знакомить нашего читателя съ дальнейшей исторiей жестокаго мученiя окраинной, Карпатской Руси, со всеми ея подробностями; посвятимъ серьезное вниманiе непрекращавшемуся ужасу надъ русскимъ народомъ и въ другихъ перiодахъ войны, какъ тоже на чужбине, вдали оть родныхъ Карпатъ, вдали отъ прадедовской земли. Въ нихь мы отведемъ достаточное место описанiю мученическаго заточенiя сознательнейшей части карпато-русскаго народа въ Taлepгoфе, Терезине и др. концентрацiонныхъ лагеряхь въ глубине Австро-Венгрiи и въ то-же время въ отдельномъ выпуске постараемся вернуться къ тому жуткому австро-венгерскому террору, какой съ половины 1915 года, пocле отхода русскихъ войскъ изъ пределовъ Карпатской Руси за р. Збручь и Стырь, съ новымъ ожесточенiемъ бушевалъ повсеместно въ русской Галичине и Буковине.
Принимаясь за работу надъ составленiемъ „Талергофскаго Альманаха”, мы здесь въ общихъ чертахъ указали на порядокъ и схему нашего труда. Изъ этого читатель видитъ, что въ немъ не объ одномъ Талергофе будетъ речь. Наша задача значительно шире и многостороннее. Почему и названiе нашей книги о страданiяхъ карпато-русскаго народа во время великой мiровой войны является лишь символическимъ, относительнымъ. Оно заимствовано изъ одной лишь частности мартирологiи нашего народа, по своей яркости оказавшейся до известной степени отличительнымъ послевоеннымъ внешнимъ признакомъ для русскаго нацiональнаго движенiя въ Прикарпатьи. Характерная частность, указанная въ заглавномъ меcте нашей книги, должна быть глубокомысленнымъ идейнымъ символомъ для общей картины, рисуемой нами въ отдельныхъ выпускахъ ”Альманаха”.
Никто не скажетъ, что наша задача легка. Она и тяжела, и глубокоответственна. Здесь мы должны охватить и передать отдельныя и знаменательныя явленiя этого жуткаго для нашего народа времени и изъ обилiя тысячныхъ случаевъ безчеловечнаго насилiя соткать верную и яркую памятную картину того, какъ страдалъ карпато-русскiй народъ во время войны, подъ игомъ б. Австро-Венгрiи.
М. А. Марко
Страница 1 из 9 | Следующая страницаОстальное здесь:
http://oko-planet.su/history/historysng/115606-kak-umirala-chervonaya-rus-istoricheskie-dokumenty.html
Из той же серии:
Польский иезуитский проект уничтожения русской веры на Белой Руси и на Украине (1717 г.)
Вот ещё книга по теме:
Геноцид карпаторусских москвофилов - замолчанная трагедия ХХ века