"Орденоносец" Мур и "капитан" Эфрон
А вот Вам мой чудный Мур - хорош? Во всяком случае - похож. И более похож на Наполеоновского сына, чем сам Наполеоновский сын. Я это знала с его трех месяцев: нужно уметь читать черты. А в ответ на его 6-месячную карточку - Борис Пастернак - мне: «Всё гляжу и гляжу на твоего наполеонида». С 11 лет я люблю Наполеона, в нем (и его сыне) всё мое детство и отрочество и юность - и так шло и жилό во мне не ослабевая и с этим - умру. Не могу равнодушно видеть его имени. И вот - его лицо в Мурином. Странно? Или не странно, как всякое органическое чудо.
Так писала Марина Цветаева своему чешскому другу Анне Тесковой 2 февраля 1934 года, посылая фотографию сына Георгия (Мура по-домашнему).
Сходство с Наполеоном усиливает орден на груди мальчика. Что это за таинственная награда? Вероятно, какая-то детская, "потешная". Но были ли такие?
На другом фото, посланном Тесковой, награду можно рассмотреть более детально.
На обороте Цветаева делает надпись: "Мур Эфрон (Цветаев, как его все зовут), в крещении же - Георгий. Париж, декабрь 1933 г. (8 л. 10 мес.)". Однако по поводу ордена никаких пояснений не дает.
Орден упоминается в ее письме В.Н. Буниной от 10 ноября 1933 г.: "Мур шел и показывал мне свой орден "pour le mérite".
Что же получается - у Мура был прусский орден "Pour le Mérite" ("За заслуги"), знаменитый "Голубой Макс", который так ценили и вожделели немецкие летчики времен Первой мировой войны? Не похож, да и носился он на шее, а не на груди.
Историки Белого движения еще больше запутали дело, усмотрев здесь... знак Ледяного похода.
21 сентября 1918 года в Екатеринодаре, в августе освобожденном Добровольческой армией, генерал Деникин издал приказ, по которому «в воздаяние воинской доблести и отменного мужества, проявленных участниками похода, и понесенных ими беспримерных трудов и лишений» устанавливался «Знак отличия Первого Кубанского похода». Им награждались все чины армии, участвовавшие в походе. Среди награжденных должен был находиться и Сергей Эфрон. Но полный список награжденных, считавшийся единственным, хранился в Белграде у полковника К.Н. Николаева и бесследно пропал в 1945 году.
Знак 1-го Кубанского (Ледяного) похода за № 2260.
Принадлежал Михайловой Фаине Кузьминичне - сестре милосердия
1-го Офицерского (Марковского) полка. Фото отсюда.
Этот знак, которого были удостоены все участники 1-го Кубанского похода, называвшиеся первопоходниками, особо почитался в Белой армии, и не только Добровольческой. Когда в 1920 году в сибирской белой армии решили ввести знак отличия «За Великий Сибирский поход», его сделали точно таким же, как знак Первого Кубанского похода.
Знак "За Великий Сибирский поход"
Однако на известной фотографии Сергея Эфрона в форме капитана Марковского полка его нет. Не надел? Потерял? Знак «нашелся» весьма неожиданным образом - на груди его пятилетнего сына Георгия, куда его приколола Марина Цветаева. Известна ее фотография с сыном, которого она звала Муром, сделанная во Франции в 1930 году. На левой стороне безрукавки Мура видна медаль, на которой различается нечто, пересекающее ее снизу вверх и слева направо. А ведь это меч, пересекающий терновый венец, - так и выглядел знак первопоходника. Тот самый, о котором Марины Цветаева в апреле 1926 года в заключительном стихотворении «Лебединого стана» писала:
Бредит шпорой костыль - острите! -
Пулеметом - пустой обшлаг.
В сердце, явственном после вскрытья -
Ледяного похода знак.
Удивительно, но, прикрепив знак к одежде сына, Марина Ивановна и в этом оказалась права, лишь опередив события, - с августа 1939 года право ношения знака передавалось по наследству.
...В 2000 году в Россию из Буэнос-Айреса вернулась копия списка первопоходников, заверенная председателем Южно-Американского отдела Союза участников 1-го Кубанского генерала Корнилова похода полковником И.А. Эйхенбаумом.
В него внесено 3799 человек, и среди них - прапорщик Сергей Эфрон, награжденный знаком 1-й степени (которым награждались участвовавшие в боях) за № 2693.
И последний штрих к знаку первопоходника Сергея Эфрона. Георгиевскую ленточку, на которой носили знак участники боев (остальным полагалось красно-черная владимирская ленточка), Марина Цветаева накануне отъезда в Москву летом 1939 года оставила своей парижской подруге Ариадне Берг. «Привяжите к иконе или заложите в “Перекоп”» (1, т. 7; 539), - написала она в прощальном письме.
Дядичев В.Н., Лобыцын В.В. Доброволец двух русских армий: Военная судьба Сергея Эфрона. 1915-1921 годы. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2014, с. 51-52.
Вот снимок Мура в безрукавке и даже не один, а целых три, сделанных в один день. Только это не 1930 год, а, скорее всего, осень 1933 года.
Осенью 1933 года Цветаева, жившая в пригороде Парижа Кламаре, отдала своего 8-летнего сына в местную французскую среднюю школу, где умница Мур немедленно стал первым учеником.
"Первый ученик, не снимает креста", - пишет Цветаева В.В. Рудневу в декабре 1933 года (Цветаева М. Письма 1933-1936. М., 2016, с. 164.)
В примечаниях к письму составитель книги Лев Мнухин дает следующее пояснение:
"Имеется в виду существовавшая в то время школьная награда - крест за успехи в учебе, который выдавался каждую неделю лучшим ученикам (по прошествии недели крест переходил к следующему отличившемуся ученику). Официально награда называлась "Croix d'honeur" ("Крест чести", но все называли его просто "la croix" ("крест). Выдавалась только в начальных католических школах учащимся в возрасте от 6 до 11 лет. Интересно, что неуспевающие ученики награждались "ослиным колпаком" (там же).
Вот и раскрылась загадка таинственного ордена. Очевидно, Цветаева с ее обычным невниманием к деталям перепутала "Croix d'honeur" и "Pour le Mérite".
В кламарской школе Мур проучился только один год, так как летом 1934 года семья переехала в другой пригород Парижа - Ванв.
Мур с родителями после успешного окончания учебного года. 1934 г.
Осталось разобраться с мифической фотографией Сергея Эфрона в форме капитана Марковского полка. Единственное фото, предположительно относящееся к белогвардейскому периоду жизни Эфрона, большинство исследователей датируют 1917 годом. Точно не известно, где оно сделано - в Москве, вскоре после производства в прапорщики, или уже в Добровольческой армии. На погонах почему-то не видно звездочек, из-за чего они и похожи на капитанские. А уж где уважаемые историки разглядели здесь марковскую форму - одному Богу известно. Эфрон одет в обычную куртку с отложным воротником, какую носили в то время многие офицеры.
Любопытно, что такие же "капитанские" погоны, на которых не заметны звездочки, присутствуют на фотографии Зинаиды Реформатской (подробнее о ней здесь). Реформатская была произведена в прапорщики в том же 1917 году, ушла на Дон где-то одновременно с Эфроном и участвовала в Ледяном походе.
В воспоминаниях Бориса Павлова говорится о ней:
Полковник Вертоградский был женат на женщине-прапорщике, первопоходнице Зинаиде Николаевне Реформатской. В 1917 году, при Керенском, она поступила в Женский батальон. Была послана в Москву на курсы в Алексеевское пехотное училище, по окончании которого была произведена в прапорщики. Всего женщин на этих курсах было двадцать пять, потом пятнадцать из них пробрались на Дон к генералу Алексееву и пошли в Первый Кубанский поход. Зинаида Николаевна была среди них.
В мое время в Белой армии чина прапорщика уже не было и первым офицерским чином был чин подпоручика. Не было и женщин в армии, кроме сестер милосердия. Поэтому прапорщик Реформатская никакой должности в полку не занимала, была только женой помощника командира полка. Не была она произведена и в подпоручики, так и осталась прапорщиком, как напоминание о Женском батальоне - безрассудной, но героической попытке русских женщин во время развала керенщины спасти Россию и своим примером образумить мужчин и заставить их выполнить свой долг перед родиной.
(Русская армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. М., 2003, с. 559-560.)
В отличие от Реформатской, Сергей Эфрон в прапорщиках не остался. До какого же чина дослужился он в Белой армии? В письме из армии от 5 октября 1919 года он называет себя подпоручиком. В 1920 году, незадолго до эвакуации армии Врангеля из Крыма, был уже поручиком, о чем говорится в поэме Цветаевой "Перекоп", основанной на дневниках мужа. Мог ли Эфрон за считанные месяцы подняться до капитана? Вряд ли.
Точку в этом вопросе ставит запись в метрической книге о крещении Георгия Эфрона.
Под номером 5 записан младенец Георгий. Рожден: 1 февраля (19 января ст. ст.) 1925 года, крещен 8 июня (26 мая ст. ст.).
Родители: "Российский гражданин поручик Сергей Яковлевич Эфрон и его законная жена Марина Ивановна, оба православные".
Итак, можно окончательно утверждать, что никаким капитаном муж Марины Цветаевой не был.