Everything in its Right Place-6
- Нет, я не могу ударить тебя винилом. Я это уже делала, но больше не могу.
- Вот они положили камни на вешалку, чтобы мы не украли одежду,
и даже не подозревают, что я могу украсть камни!
Утром мне казалось, что я развалюсь на части. Так же мне казалось, когда я просыпалась ночью каждые полчаса от острой боли то в спине, то в шее, то еще где. Наконец-то утро началось с музыки - ребята желали нам доброго утра под Everything in its Right Place, которая очень гармонировала с серым небом, утренним рижским холодом и состоянием выжатого лимона. "За эйфорию надо платить", - подзуживало мое негнущееся тело каждый раз, когда я пыталась заставить его пошевелиться.
Когда мы с Даришей только начали думать о том, что надо бы собраться и выйти из автобуса, спринтер Никита подошел и сказал это прекрасное: "Сегодня я с вами". Кажется, это не было вопросом, но так как наши лица еще не были способны выражать радость, он добавил: "Ладно?". Пришлось заставить себя говорить - чтобы признать, что это правильный выбор, и признаться, что вчера я расстраивалась, что он выбрал какой-то не тот вариант. Почему-то я уклончиво сказала "мы" - как это делается в научных работах, когда не хочется, чтобы все камни летели в тебя.
Может, я еще не была готова афишировать те чувства, понять которые помогли разговорчивые французы вчера в метро. Они очень хотели с нами пообщаться и, несмотря на наши с Никитой "ви донт андестенд ю" и уверения, что английский и даже испанский (моё "un poco" в ответ на "español?" их крайне обрадовало) подойдут куда лучше, делали это исключительно на французском. Единственным, что они сказали по-английски, было предположение, что мы брат и сестра. "Вот оно, - подумала я, - вот что это было". У французов были и другие варианты, но наше "just friends" им совсем не понравилось. Впрочем, через каких-то полчаса, когда мы с Никитой снова начнем драться и всячески придуривать, Дариша скажет: "Вы должны были родиться братом и сестрой", и я признаю, что поняла это почти сразу после знакомства. Как бы то ни было, от Никиты в восторге остались все, и "мы" было вполне закономерным - даже предвосхищающим дальнейшие события.
На улице нас ждали те самые Саша и Паша, с которыми мы познакомились в Берлине, и Алёна - девочка с журфака, с которой мы были знакомы до поездки, но почему-то я решила, что Алёна не помнит меня, а Алёна - что ее не помню я. Случается. Алёна мне понравилась еще тогда, когда мы познакомились после лекции Аствацатурова, поэтому я была рада, что на смену улетевшему на работу Саше (кажется, Света вчера правильно заметила, что в моей жизни стало столько Саш, что можно сойти с ума, когда я что-то рассказываю про школу или поездку) пришла именно она.
Мы долго-долго что-то выясняем, стоя вшестером у автобуса, - видимо, потому что никому не хочется шевелиться, ни-ко-му. В итоге я призывно говорю: "Фонтан!" - и мы идем к фонтану. Там снова залипаем. "Памятник!" - говорит Дарина, и мы идем к памятнику. Ну вы поняли, как проходит наше утро. Ах да, еще мы завтракаем в какой-то достаточно унылой кафешке для одиноких - у каждого стола стоит только один стул. Мы еле умещаемся вокруг двух крохотных столиков. Вшестером - нас так просто не вгонишь депрессию.
Потом мы заходим в Макдак для утренних водных процедур. Гордо шествуем к заветным дверям, за которыми можно умыться, почистить зубы и при необходимости накраситься. За одним из столиков сидит человек восемь из нашего автобуса. "А вы здесь едите?" - с деланым удивлением и неподдельным весельем в голосе спрашивает Паша. Не помню, последовал ли ответ.
По-моему, мы с девочками привели себя в порядок очень быстро и вполне успешно, но когда мы возвращаемся, ребята начинают издеваться над нашей скоростью. Потом вдруг лицо Никиты становится серьезным. "Что бы мы ни говорили, мы рады, что вы все-таки вернулись," - говорит он.
От сытости и умытости настроение значительно повышается. Мы уже бодро гуляем по городу и осматриваем достопримечательности (которые, как нам сказала навязчивая тетя-экскурсовод, мы никогда не найдем без нее), оживленно болтая. Разумеется, без всяких там лишних теть. У нас и так сегодня девочек в два раза больше.
В ходе прогулки мы обнаруживаем отличный музыкальный магазин. Я, с полными ужаса глазами, стремительно пролетаю мимо стенда, где краем глаза увидела диск Верки Сердючки. Рыдаю сначала над дисками Radiohead, потом над коробкой с винилом. Потом Никита уводит меня менять деньги. Или я увожу Никиту - не помню. Главное, что возвращаемся с латами (валюта, а не доспехи) и горящими глазами. Из магазина выходим уже с последним альбомом Менсона, который не могут довезти до России, с винилом ABBA для моего папы и с Kid A, которому, как сообщили вечером в автобусе Саша и Сережа, в этот день исполнилось 12 лет. Стоит ли говорить, что мы счастливы.
Потом начинается совсем уж неприятный дождь и мы заворачиваем в кафешку. Ее мы почему-то очень долго выбираем, но потом становится понятным, что нам не подходили все предыдущие варианты, потому что в них не было фортепьяно. Паша оказывается не только жирафом (так решил Никита), но и пианистом. И это было, по меньшей мере, кайфово - сидеть в теплом кафе рядом с окном, за которым ливень, и слушать, как играет Паша.
Кроме фортепьяно были согревающий глинтвейн, совершенно сумасшедший турнир года по гляделкам и самые разные разговоры, среди которых были обсуждение Квентина Тарантино, братьев Коэнов, Нила Геймана и Тома Стоппарда (Аня назвала бы это филологическим экстазом) и даже истории про детство, от которых мне откровенно хотелось сдохнуть. Но даже эта перспектива не казалась такой уж плохой под Like Spinning Plates и после того, как я успела увидеть Тома Йорка на сцене. Но это всего лишь лирическое отступление - на самом деле было очень душевно.
Потом мы гуляем совсем чуть-чуть, быстро замерзаем и снова оказываемся в кафе, где и коротаем время до выезда. Ребята играют в монетки (я - криворукий наблюдатель), мы с Никитой катаемся на деревянных лошадках, а Дариша разбивает стакан. На счастье. Мы снова чересчур русские. Но, как бы то ни было, в промозглой Риге в этот день было удивительно тепло.