Спасибо, чел!
Было это в 2005-ом, в городе Великие Луки (или Великие Чесноки, как зовут его в Скобаристане).
Облаченный в грязную косуху из грубой свиной кожи, покрытую надписями и парой килограммов металлических клепок, я восседал на канализационном люке рядышком с тротуаром, по которому ходили люди. Из под люка доносился аромат фекалий, но меня он ни сколько не смущал, так как и от самого на тот момент пахло не лучше. Лицо мое послужило холстом для местных художников живописцев-абстракционистов, пишущих в направлении гоп-стоп, и потому имело украшения в виде повернутого в бок носа и фиолетового фингала.
Выдыхая перегар я пророчествовал всем проходящим мимо:
"Ты умрешь!" - говорил я двуногим помещенным в чистые штаны и короткие юбки, в спортивные костюмы адидас и китайские кросовки, с ухоженными лицами и руками, модными прическами и лысинами. Говорил женщинам, мужикам, бабушкам, дедушкам, детям, братьям славянам и детям гор. Кто-то недоуменно смотрел, кто-то крутил пальцем у виска, кто-то старательно делал вид, будто не понимает что я обращаюсь к нему. Один дядечка, проходящий с толстым жабоподобным сынком пнул меня ногой в бок и долго ругал. В ответ на каждую реплику он слышал: "Ты умрешь! Ты умрешь! Ты умрешь!" Он говорил что я свинья, что тут дети ходят, и какой плохой пример я им подаю. Жабеныш все это время смотрел и ржал идиотским смехом давясь слюной и соплями. Потом он ел сахарную вату, глядя как его папочка (дедушка?) пытается согнать меня с моего импровизированного канализационного пьедестала. Милый мальчик. Потом он наконец заныл, и они пошли дальше, при этом дядечка орал про то, куда смотрят власти и менты, и о том, что тюрьмы пустуют, не то что при Сталине. Странно, но за то время пока меня пытались предать экзекуции, ни кто из проходящих ни присоединился к гневному мужику, хотя обычно, стоит одному взаимодействовать как-то с тем, что отличается от серой массы, как масса тут же облепляет яркую точку... Если первый осмелившийся, вступив в контакт реагирует агрессивно, то и толпа присоединяясь к нему брызжет слюной и машет транспорантами грозя нанести телесные (и порой наносит, да еще за всю хурму, за все то вселенское зло которое ты принес в этот мир вместе со своим рождением), если же он проявляет интерес и дружелюбие, то и толпа собирающихся пышет радушием... Вот такая она разная, эта серая масса - от нейтрального "Я ни причем", до темного и кроваво злого... или же различных тошнотворно дружелюбных оттенков.
А народ все шел, а я все орал. Сколько было удивленных взглядов, сколько страха в глазах, сколько ответной злости, и как мне было противно от всего этого, как тянуло блевать...
И тут появился он. Обычный незнакомец, из тех, которых мы незамечаем рядом с собой глядя в окно автобуса, продавая в магазине им какую-нибудь хрень, ставя роковой диагноз, считая их зарплату (не забывая при этом посчитать в свою сторону), хороня их. Он был лет на пять - семь старше меня, с пакетом в руках, с лохматой шевелюрой, потертых джинсах. Он шел быстрым и уверенным шагом куда-то по своим делам.
"Ты умрешь!" - как можно омерзительней и громче кричал я, тыча в него пальцем и стараясь заглянуть в лицо. Парень, не сбавляя шага, повернулся ко мне (представляю насколько агресивно, и неприятно я смотрелся в тот миг... грязный, побитый, с сальным ирокезом на голове - псих или наркоман). Он поднял руку, показал знак "пис" и с искренне радушной улыбкой громко ответил: "Я ЗНАЮ!"
Я невольно улыбнулся и ответил ему темже "пис".
Молча я смотрел как он уходит. Его лица было не видно, но мне казалось, что он продолжает улыбаться, может даже смеется. Омерзение исчезло и я чувствовал, что не зря почти два часа просидел на отстойной яме, объясняя всем то, что все и так знают. Пора было возвращаться домой.
Ты с той же улыбкой читаешь этот текст и... спасибо тебе, чел! Просто за то, что ты есть, за то, что в моей голове поселилась эта улыбка!
Облаченный в грязную косуху из грубой свиной кожи, покрытую надписями и парой килограммов металлических клепок, я восседал на канализационном люке рядышком с тротуаром, по которому ходили люди. Из под люка доносился аромат фекалий, но меня он ни сколько не смущал, так как и от самого на тот момент пахло не лучше. Лицо мое послужило холстом для местных художников живописцев-абстракционистов, пишущих в направлении гоп-стоп, и потому имело украшения в виде повернутого в бок носа и фиолетового фингала.
Выдыхая перегар я пророчествовал всем проходящим мимо:
"Ты умрешь!" - говорил я двуногим помещенным в чистые штаны и короткие юбки, в спортивные костюмы адидас и китайские кросовки, с ухоженными лицами и руками, модными прическами и лысинами. Говорил женщинам, мужикам, бабушкам, дедушкам, детям, братьям славянам и детям гор. Кто-то недоуменно смотрел, кто-то крутил пальцем у виска, кто-то старательно делал вид, будто не понимает что я обращаюсь к нему. Один дядечка, проходящий с толстым жабоподобным сынком пнул меня ногой в бок и долго ругал. В ответ на каждую реплику он слышал: "Ты умрешь! Ты умрешь! Ты умрешь!" Он говорил что я свинья, что тут дети ходят, и какой плохой пример я им подаю. Жабеныш все это время смотрел и ржал идиотским смехом давясь слюной и соплями. Потом он ел сахарную вату, глядя как его папочка (дедушка?) пытается согнать меня с моего импровизированного канализационного пьедестала. Милый мальчик. Потом он наконец заныл, и они пошли дальше, при этом дядечка орал про то, куда смотрят власти и менты, и о том, что тюрьмы пустуют, не то что при Сталине. Странно, но за то время пока меня пытались предать экзекуции, ни кто из проходящих ни присоединился к гневному мужику, хотя обычно, стоит одному взаимодействовать как-то с тем, что отличается от серой массы, как масса тут же облепляет яркую точку... Если первый осмелившийся, вступив в контакт реагирует агрессивно, то и толпа присоединяясь к нему брызжет слюной и машет транспорантами грозя нанести телесные (и порой наносит, да еще за всю хурму, за все то вселенское зло которое ты принес в этот мир вместе со своим рождением), если же он проявляет интерес и дружелюбие, то и толпа собирающихся пышет радушием... Вот такая она разная, эта серая масса - от нейтрального "Я ни причем", до темного и кроваво злого... или же различных тошнотворно дружелюбных оттенков.
А народ все шел, а я все орал. Сколько было удивленных взглядов, сколько страха в глазах, сколько ответной злости, и как мне было противно от всего этого, как тянуло блевать...
И тут появился он. Обычный незнакомец, из тех, которых мы незамечаем рядом с собой глядя в окно автобуса, продавая в магазине им какую-нибудь хрень, ставя роковой диагноз, считая их зарплату (не забывая при этом посчитать в свою сторону), хороня их. Он был лет на пять - семь старше меня, с пакетом в руках, с лохматой шевелюрой, потертых джинсах. Он шел быстрым и уверенным шагом куда-то по своим делам.
"Ты умрешь!" - как можно омерзительней и громче кричал я, тыча в него пальцем и стараясь заглянуть в лицо. Парень, не сбавляя шага, повернулся ко мне (представляю насколько агресивно, и неприятно я смотрелся в тот миг... грязный, побитый, с сальным ирокезом на голове - псих или наркоман). Он поднял руку, показал знак "пис" и с искренне радушной улыбкой громко ответил: "Я ЗНАЮ!"
Я невольно улыбнулся и ответил ему темже "пис".
Молча я смотрел как он уходит. Его лица было не видно, но мне казалось, что он продолжает улыбаться, может даже смеется. Омерзение исчезло и я чувствовал, что не зря почти два часа просидел на отстойной яме, объясняя всем то, что все и так знают. Пора было возвращаться домой.
Ты с той же улыбкой читаешь этот текст и... спасибо тебе, чел! Просто за то, что ты есть, за то, что в моей голове поселилась эта улыбка!