По-над пропастью с мисс Марпл
ПО-НАД ПРОПАСТЬЮ С МИСС МАРПЛ
Мисс Марпл - сумасшедшая. Я имею в виду не настоящую мисс Марпл, которой нет, а нашу. Мы ее прозвали мисс Марпл, п.ч. она старая дева, преподает французскую грамматику и носит тонкие чулки с украшениями, похожими на расплющенные одноцентовые монеты, похожие на родимые пятна. Вернее (то есть, вот почему мы зовем ее мисс Марпл), она читает только Агату Кристи по-французски и по-английски. И всю ее исчитала до дыр (мне даже подумалось сказать, «до дыр, величиной с расплющенную одноцентовую монету»), но она просто зачитала их до дыр. И говорят (я думаю, не ошибаются), что она стала учить еще и шведский язык, чтобы прочитать Агату Кристи по-шведски и сравнить переводы. Мисс Марпл больше ничего не читает, но у нас вообще не читают - никто ничего, так что можно сказать, она прочитала слишком много. Это отразилось на ее голове - она чокнулась. Хотя и тут возможны иные трактовки - может быть, она чокнулась, вот и читает теперь только Агату Кристи.
Но есть еще одна закавыка. Если бы мисс Марпл была только чокнутая, то я бы про нее писать не стал. Я не люблю сумасшедших. Нет, конечно, я (как демократ) считаю, что надо прекратить историческую дискриминацию сумасшедших и уравнять их в гражданских правах с не во всем сумасшедшими и втайне сумасшедшими, чтобы все могли участвовать в президентских выборах и (теоретически) быть народными судьями или президентами. Кстати, мисс Марпл была бы роскошным, беспрецедентным президентом нашей беспринципной родины, но ее никогда не выберут, п.ч. она ясновидящая. И она не стала бы, кста, баллотироваться по той же причине - п.ч. она ясновидящая и наперед бы знала, что ее не выберут. Или не знала бы, п.ч. третье око у ясновидящих «себя не зрит», и они не могут догадаться, что с ними случится, но так или иначе президентом она не стала бы.
Она уже совершенно напрасно предсказала два экзотических убийства и одну нелепую смерть - вполне в духе детективного романа, но ее тогда все послали. И первый раз и второй. В третий раз ее бы уже не должны были послать, а должны были бы прислушаться к ней, но ее все равно послали и в третий раз. Только сейчас, когда она опять пришла к инспектору Гуллу и преподнесла, что, мол, так и так - на смотровой площадке в Парке сегодня, непосредственно этим утром в ближайшие час-два произойдет эксцентрическая, загадочная смерть, инспектор слегка насторожился и на всякий случай (плюс к тому, ему нечего было делать, плюс было прекрасное утро, вроде сегодняшнего) решил прокатиться на утес. У нас неподалеку от городка есть смотровая площадка - это небольшой выступ на, в общем-то, пологом холме, откуда легко обозреть лесистую долину. На утесе по центру располагается открытая беседка для поедания заведомо припасенных бутербродов, которую все называют «бельведер» (правильно, но старомодно). И с бельведером в точке окружности, прочерчена протоптанная колесами окружная дорожка, прямо по-над краем крутого ската холма - если вниз упадет человек, то может себе что-н. сломать - руку или ногу, но никак не шею. Сейчас, в будний день, на этой площадке никого быть не могло - ни школьников, ни туристов, да и время уже не посещабельное - осень.
Инспектор предложил мисс Марпл ехать с ним в автомобиле, но она отказалась и настояла, что поедет с Движком - своим учеником, который довольно глупо и перемазавшись чинил на солнце моцик. Городок словно застыл - настолько было безлюдно и лиственно, словно все забыли проснуться в это солнечное утро - даже дворники.
Движок был учеником мисс Марпл и учил с ней французскую грамматику. У него был мотоцикл с коляской, и именно коляску он пытался примонтировать к мотоциклу. Как многие высокие люди, он отличался неуклюжестью и возился в мотоцикле уже не первый день - с испачканными тавотом руками и даже лицом. Инспектор и учительница спросили, как скоро он справится с коляской, и он неуверенно ответил, что через час-другой. Но мисс Марпл настоятельно хотела ехать именно на Движке, и было решено не дожидаться коляски, а усесться верхами, хотя Движок очень стеснялся - он часто забывал мыться и у него была засаленная голова.
Они поехали - инспектор на служебном «козлике», а мисс Марпл - позади на мотоцикле, обхватив Движка за талию. Миновав кленовую рощу, они оказались на площадке с бельведером. Инспектор припарковался в тени, а Движок на моцике резво, взрыгнув мотором, пронесся по-над краем пропасти вкруг беседки. Внизу (казалось, руку протяни) стоял лес - весь оранжево-кадмиевый, с редкими английскими зелеными соснами. У исходной точки, вместо того чтобы остановиться, Движ прибавил скорости и стал нарезать второй круг, еще большего диаметра, высмаркивая колёсами мокрые листья. Ему хотелось орать от восторга, а Мисс Марпл орала от восторга, вцепившись ногтями в пружинистые бока Движка. Они пронеслись мимо машины инспектора, выбросив в ее направлении последний пук мокрой листвы, и ринулись под горку вниз - обратно к городу.
На пути была развилка - от дороги, которой они приехали, в низину спускалась недавно асфальтированная дорожка, которую в народе почему-то было принято называть хай-веем. Она была мокра и закидана яркой кленовой листвой. Внизу располагалась официальная парковка для туристов и крошечная чайная, готовая закрыться через неделю - вместе с сезоном. Позади чайной с бугра на бугор была перекинута тонкая канализационная труба - от домика к системе коллектора. Под ней на пятнадцать, а то и двадцать метров вглубь по бетонному ложу из коллектора тек ручей артезианской воды.
- Смотри, - крикнула, смеясь, мисс Марпл и легко, размахивая руками, выбежала на середину трубы, балансируя, как на канате. Сильно выше ее в еще не облетевших кронах шелестел ветер, равноудалено от нее внизу переливалась вода из бетонной трубы. Мисс Марпл смеялась. Движ смотрел на ее глаза, но как-то так получалось, что он видел также и ее совсем молодые ноги в скользких демисезонных полусапожках, и украшения на чулках, похожие на овальные монетки или родимые пятна.
Движок, скользнув по суглинку, с кленовым листом на кроссовке, выбежал на трубу к ней и встал, глядя в ее глаза. Они смеялись. И глаза, и Движок, и мисс Марпл.
- Не боишься? - спросила мисс Марпл, а Движок слегка попрыгал на трубе, которая прогнулась под их общей тяжестью.
Они зашли в чайную. Мисс Марпл замешкалась в уборной, а Движок с чашками сел в зале - крошечном, на четыре столика. Там уже сидели две женщины. Одна - полузнакомая по Интернет-переписке, другая - ее бледная вежливая мать. Обе уже напились чаю и собирались выходить.
- Движок, а где твоя девушка? - спросила девушка.
- У меня нет девушки, - привычно ответил девушке Движок.
- Ну как же…
Девушка всмотрелась сквозь тонированные под металл стеклянные стены - там в солнечном свете курила мисс Марпл.
- Да кому я нужен вот с этим, - Движок резко и угрюмо развернулся правым профилем и откинул нависшую прядь. Окрашенная искусственным светом, бело сверкнула проплешина примерно в полтора-два дециметра. Движок сделал это так несвоевременно, так неожиданно, что девушка сморщила лицо, а ее мать растерялась и не знала, что делать со своим лицом, и без того морщинистым. Зато она нашла применение рукам. Ведь все застенчивые люди не знают, что делать с лицом и руками - для них это проблема. Мать поднялась, взялась за сумки и прощально улыбнулась Движку бледной улыбкой вежливого лица.
- Это навсегда? - спросила девушка про залысину.
- Навсегда, - сказал Движок.
В дверях девушка кивнула Движку и попыталась улыбнуться как мать, но улыбка была хотя и бледная, но не той чистой бледности, как у матери. В улыбке девушки было и отвращение и жалость, и досада, что с таким уродством ничего не поделаешь, и сострадание левому профилю, в котором не было никаких следов плешивости.
- Почему ты не говорил, что у тебя алопеция? - спросила мисс Марпл за чаем.
Движ дважды (в своей манере) дернул плечами, признательный за то, что она использовала медицинский термин. Ведь «алопеция - это патологическое выпадение волос и серьезная психологическая проблема для человека», как говорили словари.
- К слову не приходилось.
Они вернулись в гараж. Движ вкатил моцик и сел возиться над ним, раскидав большие ноги. Он снял шлем и его душистые волосы, похожие на несжатую пшеницу, рассыпались по плечам. Мисс Марпл встала подле двери и положила руку на расшатанный выключатель. Ее кисть была покрыта выступающими венами, словно у молодого мужчины.
- Так ты что… Никого не убьешь? - спросила она.
Она не расслышала его ответ, но поняла - нет.
«Ведь еще не поздно, - сказала она, - могу умереть я или инспектор. Или ты. Или вообще кто-нибудь, кто не появлялся».
Она правильно истолковала его молчание и кивнула.
«Ты не можешь никого убить?»
Он мотнул волосами, опустив голову над колесом.
- Но ведь тогда рассказ не получится… - сказала она. Ее рука с выпуклыми венами все еще лежала на рубильнике, не решаясь потянуть рукоятку.
Он молчал над мотоциклом. Она продолжила:
- А если ты не напишешь рассказ, то что же… Мы все умрем? Никого из нас не будет?
Он молчал. Она выключила свет.
Движок проснулся от осознания, что не может проснуться. Ему так хотелось спать, как хочется спать людям, которым необходимо вставать ради дела, ради которого можно при известном расположении мыслей и не вставать. Движок был уже не так молод, чтобы лгать себе чистосердечно, что «такие сны не забываются» или «уж это я точно не забуду». Однако спать хотелось больше, чем правды, и Движок, угрюмо сказав себе, что уж точно не позабудет записать этот сюжет, вновь ухнул в здоровый молодой сон без сновидений до полуденной песни Бабушки, гремящей кастрюльками, как Равель. Тогда Движ встал и записал то, что запомнил.
Он помнил всё.
