Рай образцового содержания
Счастливо избежав встречи с Пашиными учениками, Движок и Паштет обосновались в КХ на Таганке. Паша подсел на поэтическую тему и много читал из Мандельштама, комментируя то стихотворения, то собственную исполнительскую манеру. Движку постепенно делалось скучно и все больше хотелось говниться. Ведь на улице была очевидная весна, а весной все бывают не дураки поговниться ввиду отсутствия витаминов и новых чувств, которые так необходимы в это время года. В самый неподходящий по логике беседы момент (но в самый подходящий момент, чтобы достать Пашу) Движок экспрессивно стал втирать, что форма в искусстве не главное и прекрасное содержание и искренний душевный порыв автора оправдывают недостатки формы и вообще, что форма - это мертвечина и отжившая составляющая искусства. В ответ на это Павлуша сложил два тома Мандельштама в одну стопку и стукнул Движка по черепу - примерно по тому месту, где у людей бывает тысячелепестковая сахасрара-чакра и плешь. Если бы Паша стукнул Движка одним томом, тогда доступная Движку доля здравого смысла вернулась бы к Движку и он взял бы свои опрометчивые слова назад, но поскольку в ударе сложились два тома Мандельштама, крышечка сахасрара-чакры откинулась, и Движкова душа вылетела восвояси, устремившись из КХ на Таганке прямо в астральные миры. Летела она стремительно и так целенаправленно, словно знала, куда.
* * *
Пролетая над благоуханной долиной, Движкова душа замедлилась и порхающим зигзагом, словно лист бумаги, плавно упала вниз. Она прилегла на спину во что-то теплое и липкое и некоторое время лежала, не открывая глаз, и лишь жадно впитывая дивные, прежде неведомые ароматы своего нового пристанища.
- Здравствуй, Движок, - прошелестел над душой чей-то хриплый, ароматный голос, - вот ты и дождался достойной награды. Ты в раю содержательного искусства. Здесь оказываются все праведники, невинно убиенные в борьбе за превосходство содержания над формой…
Движок приоткрыл глаза. Над ним колыхались три обнаженные груди, из которых одна была похожа на засохший лимон, вторая - на подгнивший огурец, а третья на дохлого утконоса. Все они были усыпаны сосками разнообразных форм, расцветок и размеров. Движок с чмокающим звуком приподнялся на локтях.
- Кто ты?! - спросил он у расползшейся массы над собой.
- Я? Я Муза Содержательного Творчества, - благостно прошамкала Муза Содержательного Творчества и улыбнулась Движку так широко, что на лбу ее полопалось несколько прыщей, - пойдем, я покажу тебе твое королевство!..
Муза хоботом подцепила Движка, наполовину ушедшего в желеобразный грунт Содержательного рая, поставила его на две ноги, потом еще немного порылась в месте падения Движка. Не нашед больше ничего, Муза попросила Движка освидетельствовать комплектацию своего тела - не было ли утрачено при падении зоба или горба, после чего, свистя одышкой, повлекла его к ближайшему дереву, чахнущему под углом сорока семи градусов.
- Как у вас здесь все по-другому, - задумчиво сказал Движок с трудом выпрастывая ноги из липкой грязи на дороге, прогибавшейся под каждым шагом.
- О да, Движок, - с праведной гордостью затявкала Муза, - все здесь непростое. Даже тот обширный тип примитивных живых организмов, который в вашем мире называют простейшими, в нашем мире называет себя «непростейшие»…
Через полчаса они преодолели несколько шагов, разделявших место приземления Движка и более или менее плотный островок, образованный чем-то вроде струпьев. Движок подождал еще несколько минут, пока Муза с взрывными звуками расположила оба своих пятиягодичных зада с достойным Музы комфортом. Тогда и Движ неловко присел на кусок копролита неправильной формы.
- А что, кроме меня еще кто-нибудь есть здесь? - сиротливо спросил он, пытаясь утешаться волнами необыкновенных ароматов.
- Сбежали, подлые твари, - возвышенно пропищала Содержательная Муза, - стоило какой-нибудь заштатной музёнке покрутить своими формами перед носом у нашего праведника, как того ищи-свищи. Все сбежали. Предатели.
На единственный глаз Музы расположенный на левом профиле, невольно набежало с пол-литра желтой слизи. Однако Муза быстро справилась с праведной обидой, незаметно слизнув набрякшую слезу раздвоенным жалом.
- А куда же отсюда сбежишь? - то ли у себя самого, то ли у Музы спросил Движок.
- Видишь, вон там, - Муза вытянула указательное щупальце, - скала, подобная источенному кариесом последнему зубу добродетельной старушки? А за ней, - от Музиного кваканья потянуло холодком, - там искрятся снегом острые пики, словно на картинах Брейгеля? Между ними проходит граница альтернативного рая. В нем… - Муза в праведном гневе потрясла клешней, - в нем нашли пристанище души художников, погибших от равнодушия толпы. Там вкушают блаженство формалисты в окружении муз с округлыми формами, им прислуживают греческие мальчики, подобные ожившим статуям Праксителя… Там из чаш работы Бенвенуто Челлини пьют фалернское вино Микеланджело и Леонардо, предаваясь возвышенным беседам, знающим начало, середину и конец и соразмерным во всех своих частях…
В ротовой яме у Музы добродетельно заскрежетали, цепляясь друг за друга, несколько клыков.
- И что, туда сбежали все из вашего рая?
- Сбежали, не выдержав соблазна… Впрочем, они и смолоду были нестойкими в своем отрицании формы, - более или менее успокоившись, засипела Муза, - Иначе почему они никогда не посвящали свои дряблые, расползшиеся сочинения пылким и чувственным старцам, перекрученным подагрой? Или душевным и нежным жирнухам весом больше центнера? Или, скажем, страдальцам-инвалидам, лишенным большей части жизненно важных органов? А ведь им так дорого любое человеческое участие, что они готовы наплевать на убожество формы… Почему бы противникам формы не посвящать свои стихи половинке медузы, выброшенной позавчера штормом на скалистый берег? Или обойному клейстеру? Нет, они злонамеренно посвящают свои стихи прекраснейшим девушкам и юношам, которым дела нет до них и их поэзии! Что поэты в них находят, ну скажи мне, что?
Муза попыталась сфокусировать на Движке не только основное око, чей коричневый белок покрылся варикозными узлами от натуги, но и шесть второстепенных глаз, разбросанных по брюху.
- Во всяком случае лучшее, что у них было с собой, они оставили здесь. Взгляни… - Муза взмахнула плавником направо, - …видишь эту хлюпающую жижу? Там пузярятся их творения о любви и дружбе, их философские стихи о мироустройстве и (на самом дне, конечно) гражданская лирика - ее сверху не видно.
- А вот, - Муза распахнула облезлое правое крыло, - Видишь ли ты эту огромную копну непромытой вермишели? Это извилины поэтического ума. Кому удастся их распутать, найдет много нереализованных тем для творчества… Все это пригодится тебе, Движок, ведь ты прибыл налегке, без багажа… не знаю, почему. Но, как видишь, здесь ты ни в чем не будешь нуждаться… Взгляни на этот, подобный перезимовавшему мухомору цветок… Стоит тебе сорвать его и прижать к губам, как в твоих ушах на вечные веки засвербит содержательная поэзия, отбросившая форму ради чистого выражения любовной тоски и томления по идеалу…
Жвала Содержательной Музы сладострастно задвигались, словно в предощущении поцелуя. Она продолжила, все больше вдохновляясь чавканьем собственного артикуляционного центра:
- Хлебнув из этой топи, ты навсегда утратишь греховный навык разделения поэзии на хорошую и плохую… Съев вот эту ягоду, похожую на зародыш хомячка, ты расстанешься с писательской гордыней, которая не дает тебе угомону…
Взгляд Движка, еще не привычный к местной флоре, разглядел крошечный цветок ампельной розы, распустивший пять лепестков невдалеке от поэтического гриба. Думая скоротать вечность беседой, Движок ответил Музе любознательным вопросом:
- А что, в том, другом раю, ну, в раю соразмерный форм, там всё по-другому?
- Увы, совсем по-другому, - печально покачала муза головогрудью.
- И пахнет там иначе? - спросил Движ, не отрывая взгляда от розочки.
- Нет, - булькающее вздохнула Муза, выковыривая когтем из жабр комья амбры, - пахнет там так же.
- Почему?
- Потому что в ароматах форма и содержание тождественны. Содержанием аромата является его форма, а формой - его содержание. В тех краях царит содержательная форма, и прекрасный аромат воплощенных идей ничем не уступает аромату нереализованных замыслов бездарности. Мне это всегда казалось несправедливым, но мировые законы не подвергаются коррекции… Что ты так вытаращился на этот сорняк? - с величественным подозрением всхрюкотала Муза, - выдерни его немедленно и выкини. Это из соседнего рая. Птицы иногда заносят с калом… Или ветер…
- А не может статься, что аромат в ваш рай тоже заносит ветром из соседней страны, так же как и цветы?.. Что ваши поэты думают, что издают благоухание, а на самом деле это запах, который они впитали из чужой поэзии?
Ожидая ответа, Движок вежливо сорвал розу и машинально поднес к губам, чтобы поверить, права ли была Джульетта, говоря, что роза пахнет розой и во всех ли мирах сбывается это правило.
Роза обняла нос Движка лепестками, и в воздухе, разрезая душистые его слои, засверкали, как северное сияние, шекспировские строки.
- Подлец! - в праведном негодовании взвыла Муза, - пропорциональный шпион! Одножопое посмешище! Вон из моего рая!
Содержательная властительница содержательных земель обхватила Движка хоботом, размотала по круговой амплитуде и швырнула в направлении Земли. За ним, подхваченные вихрем, вспорхнули розочка и не потерявшая формы шекспировская строка…
* * *
Над Движком отвычно наклонилось лицо Паштета с необходимым достаточным количеством глаз, ноздрей, бровей и ушей, расположенных на анатомически заурядном расстоянии друг от друга.
- Движ, я не слишком приложил тебя? - осторожно спросил Паша, - ты в порядке? Прости, я был неправ.
- Что ты, Паша, - жидким голосом промяукал Движок, - это я был неправ. Как я ценю тебя, Паша! Можно, я поцелую тебя в твою единственную ротовую щель?
- Иди ты в жопу, - осторожно, чтобы не растревожить больного, сказал Паша.
- В пятиягодичную?! - взвизгнул Движок.
- Зачем? В обычную. Просто в жопу, - сказал Паша.
- Ну, тогда ладно…
Движок блаженно закрыл два своих глаза, дав отдых обоим своим полушариям. Он мог позволить себе минуту блаженного забытья в сознании, что, кажется, обидел Музу Содержательной Поэзии настолько, чтобы не опасаться дальнейших встреч с ней.