Если вы не были 23 ноября на спектакле «Die Verwandlung»
частного театра «Провинція», то вы можете посмотреть на него хотя бы одним глазком. Через наш дверной глазок.
Фото и подбор цитат
Полли Хомякина Сцена - небольшое протранство бассейна, в который медленно но верно капает вода - на протяжении всего спектакля идёт дождь; в бассейне - три стула, на них спит главный герой.
Спит - и видит сон: портрет женщины в меховой шляпе (он недавно вырезал его из журнала и вставил в круглую золочёную раму), во сне он идёт к этой женщине с портрета - и никак не может дойти.
Из сундука раздаются голоса - это родные Грегора зовут его; он открывает сундук, и из него появляются по очереди сетра Грета, которая очень любит брата.
Отец, который в своё время разорился и теперь по большей части сидел дома и просматривал газеты.
Мать, которую мучают приступы кашля.
Грегор очень любит свою семью и готов сделать всё, чтобы им было хорошо.
Он устроился в небольшую фирму и благодаря своей прилежности получил повышение до коммивояжера - теперь он каждое утро вставал с петухами, чтобы успеть на поезд; а продавал Грегор средство от насекомых.
И каждый день он возвращался домой, ложился спать - и снова видел свой сон, снова всё пытался дойти до той женщины с портрета.
Но в этот раз что-то было не так: тихая плавная музыка резко сменяется тревожной, Грегор пытается встать - но не может, ему что-то мешает.
В то утро Грегор проснулся - и понял, что он стал огромной уродливой сороконожкой (с этого момента и главного героя заменяет кукла).
Родные волнуются, встревоженно стучат в дверь его комнаты - но Грегор не может показаться им таким.
Они не на шутку волнуются, и Грегору приходится открыть дверь - мать при виде сына теряет чувства, сестре убегает от испуга, а отец силой заталкивает чудовище обратно в комнату.
С тех пор Грегор живёт взаперти.
Родные не могут принять новое обличье Грегора.
Грегора мучают угрызения совести от того, что он не может больше содержать семью.
Родители решают сдавать комнаты, чтобы достать хоть каких-то денег.
И однажды в доме появляются три новых жильца.
Грета играет им на скрипке, на звуки её игры выходит Грегор.
Жильцы устраивают скандал и требуют вернуть их деньги.
Семья в ужасе, отец приходит в бешенство.
Все по-очереди подзывают Грегора к себе - и травят его.
Он проваливается в сон, где снова идёт навстречу женщине в мехах.
В этот раз он наконец доходит до ней - у женщины лицо смерти, она наконец принимает его в свои объятья.
И, странное дело, со смертью Грегора семья наконец вздыхает с облегчением (места кукол занимают актёры).
Всё наконец наладилось, и они даже предприняли семейную поездку на природу - на том самом поезде, на котором давным-давно ездил их любящий и заботливый Грегор.
Впечатление Алены Иванюшенко.
Гродненский частный театр «Провинция» дал возможность паразитам рождённым Францом Кафкой пожить на сцене. Режиссёр Олег Жюгжда смешал кукол, людей и текст знаменитого прозаика, и в результате получилось «Превращение». Кого, во что и почему - придется подумать.
Сразу же, без туманов и загадок мы видим чёткую картинку. Вот семья Грегора, которая общается с ним исключительно его именем в призывном тоне. Вот сам Грегор, который кормит семью, сидящую у него на шее, под недвусмысленное фоновое чириканье. Позже и само убийство окажется таким же чётким и простым. Схема «ай-ай-ай и оружие в руки», совестливых терзаний, кажется, нет, лишь неожиданное двуличие от мамочки, папочки и сестрёнки.
Кажется, что театр «Провинция» взял лупу и прошёлся по тексту Кафки, увеличивая поочерёдно то одну, то другую идею. Третьи же остались на бумаге. Это не плохо, это скорее как круги Эйлера, без которых отношения спектакль - текст невозможны.
Внешняя понятность, понятность другого рода, не такого как у Кафки, признаться, обескураживает. Но потом задумываешься, что ни паразиты-насекомые, ни метаморфозы, ни убийства не главные в спектакле.
Подкупают марионетки (работа Валерия Рачковского) в этом высоколобом произведении и гродненские актеры-кукольники (Виталий Леонов, Наталья Доценко, Лариса Микулич и Дмитрий Гайдель), подкупает возможность пофилософствовать, отталкиваясь от интерпретации, а не от текста. В «Превращении» театра «Провинция» огромное количество маленьких деталей, символов, на которые будто указывают десятки стрелок с надписями «обрати внимание».
Так что же вышло?
Если у Кафки действие рассказа происходило в доме с определённой степенью сухости и не уютности, то у «Провинции» действие происходило в доме полном воды и полном не уюта.
Человек-Грегор в белых носках старался кое-как жить и не замечать болота или лужицы своей будничности. Насекомое-Грегор извалялся в этой мутной воде, под приятную музыку, как будто с облегчением. Увидел-таки, почувствовал?
Если у Кафки Грегор коммивояжёр, то в сценической версии он продавец отравы для насекомых. Ярко не то, что погиб Грегор от «оружия», которое он продавал (это, возможно, бородато). Ярко то, что он сам вручил его своим убийцам.
Отсюда вытекает (слово-то как раз из мокрой тематики спектакля) следующее: может быть, эта история о том, что все мы (или почти все) пилим ветки, на которых сидим? Зримо-незримо, осознанно-неосознанно. И тут философствовать не стоит, просто так есть, во многих-многих случаях. И всё равно цели наши распрекрасные и манящие (дама с яблоком, к которой в грезах стремился Грегор) окажутся неважными, когда нас не станет. А желанное яблочко познания (вдруг оно таким было в спектакле?) захочет раздавить нас этой правдой, как раздавило Грегора в его переходном состоянии получеловека-полунасекомого.
При этом в спектакле театра «Провинция» чувствуется какой-то оптимизм. Не могу понять в чём он… В том ли, что паразиты-семья точно так же пилят под собой свои ветки, и их желания тоже повернутся к стороннему зрителю черепами, и едут они с чемоданами и улыбками в такое вот завтра? Причем завтра для всех одинаковое. Оптимизм не в мести, а может быть в цикличности и стереотипности. Раз у всех так, чего грустить?
А так у всех? Давайте лучше об исключениях.
К слову, театр «Провинция» особенное исключение для нашей страны: первый частный театр кукол. Спектакль же «Превращение» удивителен тем, что через не уютность создаёт ощущение теплоты. Может быть, тут он близок к Кафке. Ведь тот через простоту наводил ужас. Парадокс на парадоксе.