Впечатления: «Анна Каренина» Anželika Cholina Dance Theatre (в рамках фестиваля Панорама)
Впечатление Татьяны Дячок
Фотографии Полли Хомякиной
Слово и жест. Что является наиболее многозначным? Не торопитесь отвечать на этот вопрос окончательно и бесповоротно, ибо после просмотра пластической драмы литовского режиссера Анжелики Холиной «Анна Каренина» вам придется задуматься, насколько же важно слово в театральном искусстве и является ли оно настолько всеобъемлющим, что готово вобрать в себя всю Вселенную Творения мастера.
Нужно отметить, что театральный Минск с нетерпением ждал феномена творчества Анжелики Холиной, ведь вильнюсский театр успел собрать овации полных залов, как в странах Прибалтики, так и Европы. Особо почетно то, что спектакль был отмечен наградой «Золотой сценический крест» в 2010 году как лучший пластический спектакль, а Юозас Статкивичюс (художник по костюмам) награжден « за подбор костюмов и грима».
Сама режиссер признается, что за постановку подобного спектакля «взялась, когда встретила главную героиню - балерину Беату Молите». Хореограф танцевального спектакля в двух частях на музыку А. Шнитке поясняет, что «увидев ее, поняла - пришло время для этого спектакля». Признаться, довольно рискованное дело постараться выразить драму женщины, ее судьбы во всем многообразии, настолько искусно, как это удалось в свое время Л.Н. Толстому. Однако можно с полной уверенностью сказать о том, что А.Холина, придерживаясь, по большей мере, литературного сюжета, сплела тончайший каркас из собственной базы выразительных средств, чтобы не разрушить уже созданное и, одновременно, донести глубокую философскую подоснову до слушателя и зрителя, который, вполне возможно, и не был ознакомлен с первоисточником творения.
Первая сцена в декорациях - это импровизированный вокзал, с сумрачно выглядывающими фонарными столбами, то загорающимися, то угасающими, с встречающими и провожающими, столпившимися в одну черную массу, волнующуюся, беспокойно передвигающуюся по сцене, будто в страхе упустить самое существенное. Сценическое оформление по ходу развертывания сюжетной канвы существенным образом не меняется (лишь изредка гаснет свет, выделяя отдельным лучом тот или иной образ, и расставляются свечи). Яркие и самобытные костюмы героев: бальные облегающие платья героинь и черные ливреи молодых людей, а также мельчайшие детали дамского головного убора и обуви - отражают тщательную проработку режиссером социокуольтурного контекста изображаемой эпохи.
Обворожительны дамы Анна Аркадьевна Каренина ( Беата Молите) и Княгиня Бэтси Тверская (Живиле Байкштите), которые являются украшением, пожалуй, каждой сцены в спектакле. Мужественны и непреклонны, выразительны, характерны Алексей Александрович Каренин (Мантас Вайтякунас) и граф Алексей Кириллович Вронский (Гинтарас Высотскис).
В качестве реквизита используются только стулья, но это не мешает выражению необходимого настроения. Из режиссерских находок можно отметить следующее: в одной из финальных сцен артисты садятся на стулья и производят эффект стука колес неминуемо приближающегося паровоза. Этот элемент проходит лейтмотивом через весь спектакль, являясь указателем, как бы невзначай брошенным постановщиком, но заставляющим задуматься о его смысловом наполнении в развитии действия. Таким образом, стулья становятся выразительным средством для достижения целей, поставленных режиссером: показать отчуждение, неприятие и жестокость общества, которое не прощает ошибок, даже во имя настоящей любви, не дает попыток для искупления грехов. Трагическая ситуация, в которой оказывается главная героиня подается как обреченность женщины, которая лишилась всего дорогого, что у нее было: семьи, ребенка, любимого человека, положения в обществе.
Музыкальное оформление А. Шнитки задавало тон и окрашенность, в особенности, запоминающимся сольным партиям Беаты Молите, которая с первых сцен являлась воплощением благородства, грации, непреклонности. Однако злой рок постоянно нависает над ней, и только её зритель видит в черном облачении на протяжении всего действия спектакля. С другой стороны, она умеет быть и летящей, воздушной, возвышенной (в сценах с Вронским), будто воспаряя над сценическим пространством в безудержном порыве жить, чувствовать и отдаваться переполняющим эмоциям.
Ритмический узор был отработан на очень высоком уровне, доведен до совершенства, а актерское мастерство позволило артистам раскрыть психологию образов без слов, только с помощью мимики, жестов и движений, которых было более чем достаточно для выражения сложной палитры взаимоотношений героев. Танцоры настолько ярко продемонстрировали свой профессионализм, что казалось, уже не музыкальное оформление задает настроение, а то учащающийся, то замедляющийся, а порой и скользящий, будто по поверхности воды, шаг (Анна Каренина в финале), беспорядочные передвижения, напоминающие агонию, а иногда и статичное положение героя на сцене (муж Анны). Как актерам, так и режиссеру удалось построить спектакль так, что он ни на мгновение не оставлял зрителя равнодушным при изначально известной сюжетной линии романа. Четкое понимание внутренней эволюции своих персонажей, высокий уровень хореографического и исполнительского мастерства, гармония с музыкой и синхронность, слаженность взаимодействия не только по отдельности, но и в массовых сценах вызывают восхищение от соприкосновения с Искусством, для которого не существует невыполнимых задач и тем.
Слово? Разве не беспомощно оно перед многоликостью человеческого тела?
Мнение редакции «Дверей» может не совпадать с мнением автора.