История, в которую никто не верит
Дисклеймер. Речь в материале пойдёт не о насущных проблемах специалистов по новейшей истории, здесь лишь описание случая, приключившегося в девяносто шестом году на железнодорожном переезде, расположенном на nn-ом километре Киевского шоссе. Сам я свидетелем этого необычайнейшего случая не был, но источник, поведавший мне эту историю, не вызывает у меня ни малейшего сомнения в своей правдивости. Я несколько лет изо дня в день тесно общался с ним, и ни разу не слышал звуков в его исполнении, хотя бы отдалённо напоминающих ложь. Однако, необходимо заметить, что на сегодняшний день нет ни одного человека, поверившего бы мне, как рассказчику этой истории.
И С Т О Р И Я О К Р А С Н О Й Ш А П О Ч К Е
Исторически сложилось, что с образованием у путейцев туго. Тому есть масса причин, сами судите - сколько логарифмов нужно взять, чтобы забить молотком костыль в шпалу, желательно с трёх ударов? Поверьте на личном опыте, если ты каждый день забиваешь костыли и закапываешь шпалы, то находишься весьма недалеко от утраты письменности. С другой стороны, даже если и представить путейца, ушедшего за знаниями, то логично предположить, что пройдя путь студиоза, путеец воспользуется головой, и никогда не вернётся обратно.
Мой первый руководитель ещё только собирался идти за знаниями, поэтому в нём нет-нет, да и проскакивали слова уважения к железной дороге, как выстроенной умной системе. Но зато в остальном он был прекрасным собеседником и кладезем практических навыков выживания в этом яростном мире. У Василия Евгеньевича было в подчинении пятьдесят таких же необразованных граждан и ответственность за безопасность движения поездов на участке в двадцать километров. Звучит брутально, но есть нюанс: на этих километрах было расположено много обслуживаемых переездов, поэтому из полсотни подчинённых, гоблинов всего штук пятнадцать-двадцать вместе с буграми, остальные - милота, что твои котята. Дежурные по переезду! Это как проводницы, только никуда не едут. Сидят на переезде и ждут, когда ты к ним придёшь чаю попить, о жизни поболтать.
В общем, мой начальник умел общаться со всеми на свете, чему и меня учил. Никогда не заставлял строить себе дачу, следил, чтобы я постигал ремесло, хотел вырастить достойного члена железнодорожной семьи. Ну и нет-нет, травил байки из личного опыта. Опыт был не то, чтобы сильно многолетним, зато пришёлся на самые вкусные из девяностых годов.
Все поголовно в те годы избегали употреблять продукцию российского алкопрома. Но не так, как это сейчас делают хипстеры на беговых дорожках. Беговых дорожек в ту пору не было, выкручивались иначе. В институте мы тяготели к роялю, местное начальство, как я рассказывал раньше, глушило боярышник, а в головах рабочего класса царила Красная Шапочка. Страшная зараза, Снежная Королева, которую так боится моя дочь, Красной Шапочке и в подмётки не годится. Она настолько ужасна, что я даже не пробовал её никогда! Как самые страшные рецепты Москвы-Петушков, вот какая страшная.
Спирт для протирки чего-то, расфасованный в пузатые бутылочки грамм по двести с красной пробочкой. Одна такая бутылочка отправляла двух стокилограммовых молотобойцев в четыре разные стороны. Тут тебе и пьяный в сопли, и моменту нанюхался. Я говорил однажды с человеком, который выпил Красную Шапочку один раз давно и больше никогда не пробовал. Когда он делился ощущениями, взгляд у него был, как у солдат после войны - на тысячу миль.
История, ради которой я всё это рассказываю, приключилась за пару лет до меня, когда Василий Евгеньевич ещё не руководил нашим околотком, а работал здесь высокоразрядным монтёром пути при мастере-пьянице, и только собирался идти на курсы бригадиров. Была у них в бригаде пара алкоголиков. Не в том смысле, что всего пара - алкоголики там были все, разве что кроме Василия Евгеньевича. Просто эти были дружки между собой, ну и да, прям лучшие из лучших в этом плане.
Штепсель и Тарапунька, один - слон, другой с полкабана. Кривые, вечно немытые, с дюжину зубов на двоих. Использовать их можно было только на участках, где не ходили поезда, подметать что-нибудь и в кучу складывать. Хорошо зимой - снегоборьба есть, а летом таким без поллитры задание и не придумаешь.
В тот день их отправили на указанный в начале повествования переезд, дабы помочь по хозяйству дежурной по переезду. Дежурные, они, знаете ли, котята котятами, а когда нужно что-то сделать, и с горящей избой управятся, не то, что с парой гоблинов! Так и в этот раз, выжала из гоблинов все соки - дров накололи, поленницу сложили, все кучи, какие с места на место надо было перенести - перенесли. Разрешила им покурить пять минут. Ну и конечно, зря. Тут же где-то раздобыли красную шапочку, три минуты - и спят без сознания. Рты пооткрывали, языки набок свесили, что с них возьмёшь? Погоревала дежурная, сложила их в предбаннике и пошла к себе судоку разгадывать.
Прошло некоторое время, и тот гоблин, что побольше, первым переварил выжратое и очнулся. Раз уж я лично не знаком с Красной Шапочкой, то и не буду пытаться описывать произошедшее от его лица - не выйдет.
Лучи заходящего солнца, что пробивались сквозь подмёрзшее окошко, рисовали ровный круг в помещении, резко отделяя ясное от не ясного.
Посреди ясного круга лежала, побулькивая слюной, раскрытая нараспашку голова маленького друга. Словно дополняя и без того метафоричную картину, рядом аккуратно расположились плоскогубцы. Пусть грязные и ржавые, но всё равно отдалённо напоминающие инструмент стоматологов.
В общем, как любой творческий человек (а кто с похмелья не творческий?!), наш гоблин не удержался. Взял плоскачи, и аккуратненько вынул другу все зубы, до которых дотянулся. Благо их было раз-два и обчёлся, и держались на честном слове.
Сложил их аккуратно на табуретку, рядом плоскогубцы окровавленные положил, а сам обратно лёг, будто спит. И подглядывает.
Потрясло меня в этой истории не то, что я вам уже рассказал, а то, что дальше было. Представляете, большой гоблин смог убедить маленького по пробуждении в том, что шутка вполне удачная, и любой бы так поступил.
История получила огласку именно из уст меньшего, другой отмахивался и краснел стеснённо при рассказах.
А мелкий с хохотом рассказывал, какую они шутку выкинули.
Только шепелявил немного.
Потому что дружба важнее, чем зубы.
И С Т О Р И Я О К Р А С Н О Й Ш А П О Ч К Е
Исторически сложилось, что с образованием у путейцев туго. Тому есть масса причин, сами судите - сколько логарифмов нужно взять, чтобы забить молотком костыль в шпалу, желательно с трёх ударов? Поверьте на личном опыте, если ты каждый день забиваешь костыли и закапываешь шпалы, то находишься весьма недалеко от утраты письменности. С другой стороны, даже если и представить путейца, ушедшего за знаниями, то логично предположить, что пройдя путь студиоза, путеец воспользуется головой, и никогда не вернётся обратно.
Мой первый руководитель ещё только собирался идти за знаниями, поэтому в нём нет-нет, да и проскакивали слова уважения к железной дороге, как выстроенной умной системе. Но зато в остальном он был прекрасным собеседником и кладезем практических навыков выживания в этом яростном мире. У Василия Евгеньевича было в подчинении пятьдесят таких же необразованных граждан и ответственность за безопасность движения поездов на участке в двадцать километров. Звучит брутально, но есть нюанс: на этих километрах было расположено много обслуживаемых переездов, поэтому из полсотни подчинённых, гоблинов всего штук пятнадцать-двадцать вместе с буграми, остальные - милота, что твои котята. Дежурные по переезду! Это как проводницы, только никуда не едут. Сидят на переезде и ждут, когда ты к ним придёшь чаю попить, о жизни поболтать.
В общем, мой начальник умел общаться со всеми на свете, чему и меня учил. Никогда не заставлял строить себе дачу, следил, чтобы я постигал ремесло, хотел вырастить достойного члена железнодорожной семьи. Ну и нет-нет, травил байки из личного опыта. Опыт был не то, чтобы сильно многолетним, зато пришёлся на самые вкусные из девяностых годов.
Все поголовно в те годы избегали употреблять продукцию российского алкопрома. Но не так, как это сейчас делают хипстеры на беговых дорожках. Беговых дорожек в ту пору не было, выкручивались иначе. В институте мы тяготели к роялю, местное начальство, как я рассказывал раньше, глушило боярышник, а в головах рабочего класса царила Красная Шапочка. Страшная зараза, Снежная Королева, которую так боится моя дочь, Красной Шапочке и в подмётки не годится. Она настолько ужасна, что я даже не пробовал её никогда! Как самые страшные рецепты Москвы-Петушков, вот какая страшная.
Спирт для протирки чего-то, расфасованный в пузатые бутылочки грамм по двести с красной пробочкой. Одна такая бутылочка отправляла двух стокилограммовых молотобойцев в четыре разные стороны. Тут тебе и пьяный в сопли, и моменту нанюхался. Я говорил однажды с человеком, который выпил Красную Шапочку один раз давно и больше никогда не пробовал. Когда он делился ощущениями, взгляд у него был, как у солдат после войны - на тысячу миль.
История, ради которой я всё это рассказываю, приключилась за пару лет до меня, когда Василий Евгеньевич ещё не руководил нашим околотком, а работал здесь высокоразрядным монтёром пути при мастере-пьянице, и только собирался идти на курсы бригадиров. Была у них в бригаде пара алкоголиков. Не в том смысле, что всего пара - алкоголики там были все, разве что кроме Василия Евгеньевича. Просто эти были дружки между собой, ну и да, прям лучшие из лучших в этом плане.
Штепсель и Тарапунька, один - слон, другой с полкабана. Кривые, вечно немытые, с дюжину зубов на двоих. Использовать их можно было только на участках, где не ходили поезда, подметать что-нибудь и в кучу складывать. Хорошо зимой - снегоборьба есть, а летом таким без поллитры задание и не придумаешь.
В тот день их отправили на указанный в начале повествования переезд, дабы помочь по хозяйству дежурной по переезду. Дежурные, они, знаете ли, котята котятами, а когда нужно что-то сделать, и с горящей избой управятся, не то, что с парой гоблинов! Так и в этот раз, выжала из гоблинов все соки - дров накололи, поленницу сложили, все кучи, какие с места на место надо было перенести - перенесли. Разрешила им покурить пять минут. Ну и конечно, зря. Тут же где-то раздобыли красную шапочку, три минуты - и спят без сознания. Рты пооткрывали, языки набок свесили, что с них возьмёшь? Погоревала дежурная, сложила их в предбаннике и пошла к себе судоку разгадывать.
Прошло некоторое время, и тот гоблин, что побольше, первым переварил выжратое и очнулся. Раз уж я лично не знаком с Красной Шапочкой, то и не буду пытаться описывать произошедшее от его лица - не выйдет.
Лучи заходящего солнца, что пробивались сквозь подмёрзшее окошко, рисовали ровный круг в помещении, резко отделяя ясное от не ясного.
Посреди ясного круга лежала, побулькивая слюной, раскрытая нараспашку голова маленького друга. Словно дополняя и без того метафоричную картину, рядом аккуратно расположились плоскогубцы. Пусть грязные и ржавые, но всё равно отдалённо напоминающие инструмент стоматологов.
В общем, как любой творческий человек (а кто с похмелья не творческий?!), наш гоблин не удержался. Взял плоскачи, и аккуратненько вынул другу все зубы, до которых дотянулся. Благо их было раз-два и обчёлся, и держались на честном слове.
Сложил их аккуратно на табуретку, рядом плоскогубцы окровавленные положил, а сам обратно лёг, будто спит. И подглядывает.
Потрясло меня в этой истории не то, что я вам уже рассказал, а то, что дальше было. Представляете, большой гоблин смог убедить маленького по пробуждении в том, что шутка вполне удачная, и любой бы так поступил.
История получила огласку именно из уст меньшего, другой отмахивался и краснел стеснённо при рассказах.
А мелкий с хохотом рассказывал, какую они шутку выкинули.
Только шепелявил немного.
Потому что дружба важнее, чем зубы.