Мирный.
Отработав последнее представление в Мирном, Лена собрала всех за кулисами:
- У нас будет большой переезд. Сначала едем в Якутск, а оттуда - на БАМ, в Нерюнгри. Я вылетаю завтра. И мне нужен один человек для помощи: надо брать тяжелые сумки с плакатами и билетами.
Понятно, что это обращение касалось только мужчин. Коллеги вспомнили полеты на кукурузнике и дружно показали на меня - мол, он здоровый, молодой, может все таскать, тем более, у него большие связи с летчиками. Вот пусть и кувыркается с ними. Ставничук не смог промолчать о стюардессе.
Эта шутка Лене не очень понравилась:
- Ладно. Тогда полетит Олег.
Все облегченно вздохнули и попрощались до встречи на БАМе.
В аэропорту Мирного, перед посадкой, купил связку апельсинов. Как они там появились, - понятия не имею. Я вообще думал, что апельсины продаются только в Москве. Затем, к моему удивлению, сели в пассажирский самолет ЯК-40 и с комфортом долетели до Якутска.
Мы с Леной сидели рядом и мило беседовали. Воспользовавшись удобной обстановкой, она стала меня расспрашивать обо всем.
- Олег, назови нечетное число от 1 до 10. Только подумай.
- Пять, - произнес я через пару секунд.
- Ну, я примерно так и ожидала… Понимаешь, у меня отец не якут, а китаец, - начала она объяснять, - так вот дедушка научил меня древнему китайскому тесту. Я его держу в секрете, но тебе расскажу.
Мне стало интересно.
- Если человек называет один - он гений, три - дурак, пять - талант, семь - непосредственность, и девять - авантюрист.
"Надо же! - подумал я. - Выбирал один или три, а назвал пять".
В Якутском аэропорту пришлось сидеть почти весь день, ожидая самолета на Нерюнгри. Неожиданно к нам подошел мужчина и стал радостно обниматься с Леной. Оказалось, это её коллега - такой же администратор из филармонии.
- Пойдемте к нам, - пригласил он, - я тут отправляю домой коллектив после окончания гастролей.
Мы взяли свои вещи и подошли к группе артистов. На цирковых они были не похожи: по гитарам в чехлах я догадался, что это музыканты.
- Познакомьтесь - наш администратор Лена. Сейчас она возит цирк. Правда, здесь только с клоуном.
Он повернулся к нам с Леной:
- А это Валера Леонтьев со своей группой.
Мы пожали друг другу руки и сели на места. Музыканты дружно косилась на мои апельсины. Их лица выглядели так, вроде они тоже купили кинокамеры и вчера их обмывали.
- Вот отмечали окончание гастролей, настроение не очень веселое, - наш знакомый стал тихонько говорить с Леной о своем.
Мы сидели и перебрасывались вопросами - ответами: где были, сколько зрителей… Я чувствовал, что мне не мешало бы их угостить апельсинами, но так жалко… "Надо было в самолете все съесть" - хорошие мысли иногда приходят с опозданием. Я предложил фрукты, всё ещё тая в сердце надежду, что музыканты откажутся. Но они одобрительно забрали сумочку и раздали всем по штучке, одного не хватило. Леонтьев отказался.
- Ну и классно, - сказал его коллега, сидящий рядом. - Он-то все равно не пил.
Объявили посадку, и группа шумно побрела на регистрацию. Позади всех скромно шел молодой, подающий надежды, Валера Леонтьев.
Мы остались ждать своего рейса. Войдя на борт, первое, что я спросил у стюардессы, не знает ли она Свету Демидову?
- Нет. Я тут новенькая, сейчас спрошу у напарницы.
Подошла блондинка и сказала, улыбаясь, что знакома со Светой. Я смотрел на молоденькую стройную девушку с аккуратно уложенными волосами и не знал, что ей сказать. Лена раздраженно ждала в стороне. Я чувствовал, что вхожу в дурацкую ситуацию.
- Я ей могу что-то передать?
- Да, конечно. - выкрутился я. Пришлось опять писать послание.
После приземления, покидая самолёт, я еще раз обернулся на улыбающееся милое личико. И теперь мне так хотелось сказать, чтобы она никому не передавала письмо, а оставила его себе…
По прилету нас встретили и отвезли к гостинице. Меня высадили из машины, сказали, что номер на первом этаже, и отдали ключи. Лена поехала к своим знакомым.
Передо мной стоял обыкновенный двухэтажный дом, ничем не напоминавший отель. „Ведомственная гостиница Министерства угольной промышленности“, - прочел я маленькую надпись возле звонка. Повернув ключ в замке и войдя внутрь, я подумал, что тут какая-то ошибка. Четырехкомнатная квартира, полностью обставленная мебелью, и предназначена для проживания приезжих министров. Ковры на полу, деревянные кровати, диван в зале, хрустальные люстры и такие же хрустальные фужеры в серванте. Ощущение, что я стал министром угольной промышленности, усиливалось в каждой новой комнате всё больше и больше. Пиком восторга была ванна, в которую я незамедлительно улегся!
Потянулись дни ожидания моих коллег, а они все не ехали и не ехали. Лена тоже не появлялась. Имея в своём распоряжении кухню и посуду, я мог что-то приготовить, избегая постоянного риса и бефстроганов из конины. Вообще, все приобрело образ какой-то сказки. Оказалось, что я жил не в самом Нерюнгри, а в близлежащем поселке - Серебряный Бор. Почему серебряный, я не понял, а вот почему бор - было ясно и без объяснений: весь поселок буквально утопал в деревьях. Когда его строили, то вырубили только те деревья, которые мешали постройке, остальные же оставались в своей таежной первозданности.
Прошло три дня. Я уже обжился и стал принимать образ холеного домоседа. Налив чашечку чая и усевшись поудобней на диване смотреть телевизор, услышал стук в дверь. В 9 часов вечера? Кто это может быть?
В распахнутую дверь стали входить мои долгожданные коллеги. В шубах и обуви, они ввалились в номер и замерли, опешивши. По квартире стал распространяться запах пота, дыма, голода и усталости. Артисты ходили по комнатам, не веря своим глазам. Что делать? Целовать пол за то, что они добрались, или начинать меня душить за то, что я не разделил с ними радость совместного путешествия, которое они совершили? У меня стала закрадываться мысль, что коллеги пришли пешком из Якутска, причем весь реквизит несли в руках. Глядя на мой холеный вид, вся трупа вдруг заподозрила, что они приняли не совсем верное решение, отправив меня лететь в самолете и тащить на себе наши плакаты. Что-то в этой схеме не сработало…
Выехав три дня назад из Якутска, они почти ничего не ели и не пили, не мылись и не переодевались, спали всего один раз непонятно где. Остальное время провели в громыхающем автобусе, наслаждаясь ароматом Колиных папирос. Переезжая через реку, под автобусом лопнул лёд, и УАЗик чуть не провалился под воду. Пассажиры выпрыгивали на льдины, разгружая автобус, иначе он не смог бы выбраться из расщелины, в которую попал. Все это коллеги наперебой рассказывали мне с таким видом, будто я был причиной всех этих приключений. Помывшись по очереди и переодевшись, они уселись в зале за столом. Я к тому времени нажарил картошки и заварил еще чая. Усталость уходила из каждого вместе со злобой ко мне… Утром, отдохнувшие и счастливые, пошли знакомиться с лесным поселком.
Как бы спокойно не начинались гастроли по южному региону, продолжались они всегда с сумасшествием. Представления давали одно за другим, без выходных. Мы работали на БАМе и стали себя ощущать не артистами, а участниками стройки века. Весна уже была повсюду, все таяло и говорило о скором конце наших гастролей. Воспользовавшись протекцией нашего администратора, я накупил себе одежды и обуви, которые можно было приобрести только там. Сложив все в чемоданы, уже хотелось домой, скинуть шубы и унты, хотелось настоящей весны, свободы и тепла (странно, но людям всегда хочется свободы и тепла, даже если они не работали в Якутии).
Долгожданный день наступил: мы вернулись в Якутск. По всему городу уже висели плакаты о наших гастролях. Оставалась всего одна неделя до их завершения. Мы должны были выступать в помещении филармонии, в самом сердце той организации, которая приютила нас. Молодой режиссер, бывший выпускник ГИТИСа, подошел ко мне и вдруг предложил остаться.
- Поедешь, отдохнешь и возвращайся через три месяца. Мы хотим повторить гастроли с новыми артистами, ну а ты сделаешь новые репризы и будешь работать. Уж больно много о тебе говорили зрители, - шепнул он мне на ухо, чтобы никто не слышал. То ли это было на самом деле так, то ли он просто слукавил, дабы уговорить меня, - так и осталось загадкой.
- Я хочу поступать в цирковое училище, - и добавить мне было нечего.
Он пристально посмотрел и как-то одобрительно кивнул головой.
- Ну что ж. Тогда желаю тебе дальнейших успехов. Уж ты-то поступишь, не сомневайся. Я видел, как ты снимал бабочку через голову. Вместо того, чтобы снять шляпу, ты ее придерживал рукой. Поверь, нормальный человек бабочку через шляпу не снимает. Будь хорошим клоуном! - пожелал он на прощанье еще раз.
Заключительная неделя началась. Все билеты были проданы, зрители неиствовали. Мы, как матерые артисты, „рвали публику“ (этим жаргоном часто пользуются клоуны, описывая хорошие выступления). К нам за кулисы постоянно приходили люди, хвалили, приглашали в гости. Но все уже слишком сильно хотели домой.
Однажды в гримерку вошла высокая красивая женщина.
- Это моя двоюродная сестра Наташа, - сказал водитель Коля.
…Я вдруг почувствовал, как девушка с пепельными волосами стала исчезать где-то далеко за облаками, в своём самолете, сидя на моих безответных письмах…
После представления мы ужинали вместе. Что я чувствую, - Ставничук понял с полувзгляда, подсел ко мне и стал давать инструкции. Они звучали так откровенно и так невоспринимаемо моим молодым, неопытным в любовных делах, мышлением. Но, как бы то ни было, последняя неделя для меня озарилась новыми красками, яркими чувствами и ощущениями. Я покидал этот громадный, безумно холодный край, разделяя радость и грусть пополам: он стал очень теплой и родной страничкой моей жизни. Очень маленькой частичкой, но такой неповторимой…
- У нас будет большой переезд. Сначала едем в Якутск, а оттуда - на БАМ, в Нерюнгри. Я вылетаю завтра. И мне нужен один человек для помощи: надо брать тяжелые сумки с плакатами и билетами.
Понятно, что это обращение касалось только мужчин. Коллеги вспомнили полеты на кукурузнике и дружно показали на меня - мол, он здоровый, молодой, может все таскать, тем более, у него большие связи с летчиками. Вот пусть и кувыркается с ними. Ставничук не смог промолчать о стюардессе.
Эта шутка Лене не очень понравилась:
- Ладно. Тогда полетит Олег.
Все облегченно вздохнули и попрощались до встречи на БАМе.
В аэропорту Мирного, перед посадкой, купил связку апельсинов. Как они там появились, - понятия не имею. Я вообще думал, что апельсины продаются только в Москве. Затем, к моему удивлению, сели в пассажирский самолет ЯК-40 и с комфортом долетели до Якутска.
Мы с Леной сидели рядом и мило беседовали. Воспользовавшись удобной обстановкой, она стала меня расспрашивать обо всем.
- Олег, назови нечетное число от 1 до 10. Только подумай.
- Пять, - произнес я через пару секунд.
- Ну, я примерно так и ожидала… Понимаешь, у меня отец не якут, а китаец, - начала она объяснять, - так вот дедушка научил меня древнему китайскому тесту. Я его держу в секрете, но тебе расскажу.
Мне стало интересно.
- Если человек называет один - он гений, три - дурак, пять - талант, семь - непосредственность, и девять - авантюрист.
"Надо же! - подумал я. - Выбирал один или три, а назвал пять".
В Якутском аэропорту пришлось сидеть почти весь день, ожидая самолета на Нерюнгри. Неожиданно к нам подошел мужчина и стал радостно обниматься с Леной. Оказалось, это её коллега - такой же администратор из филармонии.
- Пойдемте к нам, - пригласил он, - я тут отправляю домой коллектив после окончания гастролей.
Мы взяли свои вещи и подошли к группе артистов. На цирковых они были не похожи: по гитарам в чехлах я догадался, что это музыканты.
- Познакомьтесь - наш администратор Лена. Сейчас она возит цирк. Правда, здесь только с клоуном.
Он повернулся к нам с Леной:
- А это Валера Леонтьев со своей группой.
Мы пожали друг другу руки и сели на места. Музыканты дружно косилась на мои апельсины. Их лица выглядели так, вроде они тоже купили кинокамеры и вчера их обмывали.
- Вот отмечали окончание гастролей, настроение не очень веселое, - наш знакомый стал тихонько говорить с Леной о своем.
Мы сидели и перебрасывались вопросами - ответами: где были, сколько зрителей… Я чувствовал, что мне не мешало бы их угостить апельсинами, но так жалко… "Надо было в самолете все съесть" - хорошие мысли иногда приходят с опозданием. Я предложил фрукты, всё ещё тая в сердце надежду, что музыканты откажутся. Но они одобрительно забрали сумочку и раздали всем по штучке, одного не хватило. Леонтьев отказался.
- Ну и классно, - сказал его коллега, сидящий рядом. - Он-то все равно не пил.
Объявили посадку, и группа шумно побрела на регистрацию. Позади всех скромно шел молодой, подающий надежды, Валера Леонтьев.
Мы остались ждать своего рейса. Войдя на борт, первое, что я спросил у стюардессы, не знает ли она Свету Демидову?
- Нет. Я тут новенькая, сейчас спрошу у напарницы.
Подошла блондинка и сказала, улыбаясь, что знакома со Светой. Я смотрел на молоденькую стройную девушку с аккуратно уложенными волосами и не знал, что ей сказать. Лена раздраженно ждала в стороне. Я чувствовал, что вхожу в дурацкую ситуацию.
- Я ей могу что-то передать?
- Да, конечно. - выкрутился я. Пришлось опять писать послание.
После приземления, покидая самолёт, я еще раз обернулся на улыбающееся милое личико. И теперь мне так хотелось сказать, чтобы она никому не передавала письмо, а оставила его себе…
По прилету нас встретили и отвезли к гостинице. Меня высадили из машины, сказали, что номер на первом этаже, и отдали ключи. Лена поехала к своим знакомым.
Передо мной стоял обыкновенный двухэтажный дом, ничем не напоминавший отель. „Ведомственная гостиница Министерства угольной промышленности“, - прочел я маленькую надпись возле звонка. Повернув ключ в замке и войдя внутрь, я подумал, что тут какая-то ошибка. Четырехкомнатная квартира, полностью обставленная мебелью, и предназначена для проживания приезжих министров. Ковры на полу, деревянные кровати, диван в зале, хрустальные люстры и такие же хрустальные фужеры в серванте. Ощущение, что я стал министром угольной промышленности, усиливалось в каждой новой комнате всё больше и больше. Пиком восторга была ванна, в которую я незамедлительно улегся!
Потянулись дни ожидания моих коллег, а они все не ехали и не ехали. Лена тоже не появлялась. Имея в своём распоряжении кухню и посуду, я мог что-то приготовить, избегая постоянного риса и бефстроганов из конины. Вообще, все приобрело образ какой-то сказки. Оказалось, что я жил не в самом Нерюнгри, а в близлежащем поселке - Серебряный Бор. Почему серебряный, я не понял, а вот почему бор - было ясно и без объяснений: весь поселок буквально утопал в деревьях. Когда его строили, то вырубили только те деревья, которые мешали постройке, остальные же оставались в своей таежной первозданности.
Прошло три дня. Я уже обжился и стал принимать образ холеного домоседа. Налив чашечку чая и усевшись поудобней на диване смотреть телевизор, услышал стук в дверь. В 9 часов вечера? Кто это может быть?
В распахнутую дверь стали входить мои долгожданные коллеги. В шубах и обуви, они ввалились в номер и замерли, опешивши. По квартире стал распространяться запах пота, дыма, голода и усталости. Артисты ходили по комнатам, не веря своим глазам. Что делать? Целовать пол за то, что они добрались, или начинать меня душить за то, что я не разделил с ними радость совместного путешествия, которое они совершили? У меня стала закрадываться мысль, что коллеги пришли пешком из Якутска, причем весь реквизит несли в руках. Глядя на мой холеный вид, вся трупа вдруг заподозрила, что они приняли не совсем верное решение, отправив меня лететь в самолете и тащить на себе наши плакаты. Что-то в этой схеме не сработало…
Выехав три дня назад из Якутска, они почти ничего не ели и не пили, не мылись и не переодевались, спали всего один раз непонятно где. Остальное время провели в громыхающем автобусе, наслаждаясь ароматом Колиных папирос. Переезжая через реку, под автобусом лопнул лёд, и УАЗик чуть не провалился под воду. Пассажиры выпрыгивали на льдины, разгружая автобус, иначе он не смог бы выбраться из расщелины, в которую попал. Все это коллеги наперебой рассказывали мне с таким видом, будто я был причиной всех этих приключений. Помывшись по очереди и переодевшись, они уселись в зале за столом. Я к тому времени нажарил картошки и заварил еще чая. Усталость уходила из каждого вместе со злобой ко мне… Утром, отдохнувшие и счастливые, пошли знакомиться с лесным поселком.
Как бы спокойно не начинались гастроли по южному региону, продолжались они всегда с сумасшествием. Представления давали одно за другим, без выходных. Мы работали на БАМе и стали себя ощущать не артистами, а участниками стройки века. Весна уже была повсюду, все таяло и говорило о скором конце наших гастролей. Воспользовавшись протекцией нашего администратора, я накупил себе одежды и обуви, которые можно было приобрести только там. Сложив все в чемоданы, уже хотелось домой, скинуть шубы и унты, хотелось настоящей весны, свободы и тепла (странно, но людям всегда хочется свободы и тепла, даже если они не работали в Якутии).
Долгожданный день наступил: мы вернулись в Якутск. По всему городу уже висели плакаты о наших гастролях. Оставалась всего одна неделя до их завершения. Мы должны были выступать в помещении филармонии, в самом сердце той организации, которая приютила нас. Молодой режиссер, бывший выпускник ГИТИСа, подошел ко мне и вдруг предложил остаться.
- Поедешь, отдохнешь и возвращайся через три месяца. Мы хотим повторить гастроли с новыми артистами, ну а ты сделаешь новые репризы и будешь работать. Уж больно много о тебе говорили зрители, - шепнул он мне на ухо, чтобы никто не слышал. То ли это было на самом деле так, то ли он просто слукавил, дабы уговорить меня, - так и осталось загадкой.
- Я хочу поступать в цирковое училище, - и добавить мне было нечего.
Он пристально посмотрел и как-то одобрительно кивнул головой.
- Ну что ж. Тогда желаю тебе дальнейших успехов. Уж ты-то поступишь, не сомневайся. Я видел, как ты снимал бабочку через голову. Вместо того, чтобы снять шляпу, ты ее придерживал рукой. Поверь, нормальный человек бабочку через шляпу не снимает. Будь хорошим клоуном! - пожелал он на прощанье еще раз.
Заключительная неделя началась. Все билеты были проданы, зрители неиствовали. Мы, как матерые артисты, „рвали публику“ (этим жаргоном часто пользуются клоуны, описывая хорошие выступления). К нам за кулисы постоянно приходили люди, хвалили, приглашали в гости. Но все уже слишком сильно хотели домой.
Однажды в гримерку вошла высокая красивая женщина.
- Это моя двоюродная сестра Наташа, - сказал водитель Коля.
…Я вдруг почувствовал, как девушка с пепельными волосами стала исчезать где-то далеко за облаками, в своём самолете, сидя на моих безответных письмах…
После представления мы ужинали вместе. Что я чувствую, - Ставничук понял с полувзгляда, подсел ко мне и стал давать инструкции. Они звучали так откровенно и так невоспринимаемо моим молодым, неопытным в любовных делах, мышлением. Но, как бы то ни было, последняя неделя для меня озарилась новыми красками, яркими чувствами и ощущениями. Я покидал этот громадный, безумно холодный край, разделяя радость и грусть пополам: он стал очень теплой и родной страничкой моей жизни. Очень маленькой частичкой, но такой неповторимой…