Так-то оно так?
Из школьного курса литературы, те кто учился в советской школе, помнят строки Н.А. Некрасова:
Доля ты!- русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать.
Это стало расхожим афоризмом. В предствалениях людей чужестранных и советских -- одним, из русских культурных маркеров,. Многими эти строки воспринимаются эдаким традиционным ролевым, поведенческим кодом, в котором, по моему, задан, весьма невротический, сценарий. Для кого-то - роль жертвы, для кого-то, нет не мучителя, виноватого, который только постоянным самоподдержанием чувства вины может облегчить женскую долюшку. Получается, что с одной стороны - так называемая виктимность, а с другой - унывающий, жаждущий наказания, чтобы передохнуть от виноватости, невротик.
Несправедливо это. Не только с точки зрения подлинных русских культурных маркеров и поведенческих кодов, но и в отношении Николая Алексеевича. Кроме стенаний о женской долюшке у него есть весьма сопереживательные строки о непростой мужской доле. И надо отметить, что, в свете современных реалий (да простят меня подруги, да не гневаются феминистки-активистки) не менее, если не более, актуальные поэтических обобщений, навеянных полным разгаром деревенской страды.
Белый день занялся над столицей,
Сладко спит молодая жена,
Только труженик муж бледнолицый
Не ложится - ему не до сна!
Завтра Маше подруга покажет
Дорогой и красивый наряд...
Ничего ему Маша не скажет,
Только взглянет... убийственный взгляд!
В ней одной его жизни отрада,
Так пускай в нем не видит врага:
Два таких он ей купит наряда.
А столичная жизнь дорога!
Есть, конечно, прекрасное средство:
Под рукою казенный сундук;
Но испорчен он был с малолетства
Изученьем опасных наук.
Человек он был новой породы:
Исключительно честь понимал
И безгрешные даже доходы
Называл воровством, либерал!
Лучше жить бы хотел он попроще,
Не франтить, не тянуться бы в свет,-
Да обидно покажется теще,
Да осудит богатый сосед!
Всё бы вздор... только с Машей не сладишь,
Не втолкуешь - глупа, молода!
Скажет: "Так за любовь мою платишь!"
Нет! упреки тошнее труда!
И кипит-поспевает работа,
И болит-надрывается грудь...
Наконец наступила суббота:
Вот и праздник - пора отдохнуть!
Он лелеет красавицу Машу,
Выпив полную чашу труда,
Наслаждения полную чашу
Жадно пьет... и он счастлив тогда!
Если дни его полны печали,
То минуты порой хороши,
Но и самая радость едва ли
Не вредна для усталой души.
Скоро в гроб его Маша уложит,
Проклянет свой сиротский удел
И, бедняжка! ума не приложит:
Отчего он так скоро сгорел?
Михаил Хохлачев. Иллюзия комфорта
Доля ты!- русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать.
Это стало расхожим афоризмом. В предствалениях людей чужестранных и советских -- одним, из русских культурных маркеров,. Многими эти строки воспринимаются эдаким традиционным ролевым, поведенческим кодом, в котором, по моему, задан, весьма невротический, сценарий. Для кого-то - роль жертвы, для кого-то, нет не мучителя, виноватого, который только постоянным самоподдержанием чувства вины может облегчить женскую долюшку. Получается, что с одной стороны - так называемая виктимность, а с другой - унывающий, жаждущий наказания, чтобы передохнуть от виноватости, невротик.
Несправедливо это. Не только с точки зрения подлинных русских культурных маркеров и поведенческих кодов, но и в отношении Николая Алексеевича. Кроме стенаний о женской долюшке у него есть весьма сопереживательные строки о непростой мужской доле. И надо отметить, что, в свете современных реалий (да простят меня подруги, да не гневаются феминистки-активистки) не менее, если не более, актуальные поэтических обобщений, навеянных полным разгаром деревенской страды.
Белый день занялся над столицей,
Сладко спит молодая жена,
Только труженик муж бледнолицый
Не ложится - ему не до сна!
Завтра Маше подруга покажет
Дорогой и красивый наряд...
Ничего ему Маша не скажет,
Только взглянет... убийственный взгляд!
В ней одной его жизни отрада,
Так пускай в нем не видит врага:
Два таких он ей купит наряда.
А столичная жизнь дорога!
Есть, конечно, прекрасное средство:
Под рукою казенный сундук;
Но испорчен он был с малолетства
Изученьем опасных наук.
Человек он был новой породы:
Исключительно честь понимал
И безгрешные даже доходы
Называл воровством, либерал!
Лучше жить бы хотел он попроще,
Не франтить, не тянуться бы в свет,-
Да обидно покажется теще,
Да осудит богатый сосед!
Всё бы вздор... только с Машей не сладишь,
Не втолкуешь - глупа, молода!
Скажет: "Так за любовь мою платишь!"
Нет! упреки тошнее труда!
И кипит-поспевает работа,
И болит-надрывается грудь...
Наконец наступила суббота:
Вот и праздник - пора отдохнуть!
Он лелеет красавицу Машу,
Выпив полную чашу труда,
Наслаждения полную чашу
Жадно пьет... и он счастлив тогда!
Если дни его полны печали,
То минуты порой хороши,
Но и самая радость едва ли
Не вредна для усталой души.
Скоро в гроб его Маша уложит,
Проклянет свой сиротский удел
И, бедняжка! ума не приложит:
Отчего он так скоро сгорел?
Михаил Хохлачев. Иллюзия комфорта