(no subject)
Худощавый кафр пил, удобно устроившись на террасе, кофе, и к тому же курил «бюррюс»; и «бюррюс», и голубоватый дымок от «бюррюса», и кофе, и сам кафр были, каждый по-своему, чудесны.
Легкомыслие, с каким я начинаю эту историю, о которой знаю, что она чудесна, хотя и не могу заранее знать, куда она приведет, тоже чудесно.
Вóроны так и вились вокруг кафра, когда-то курившего не «бюррюс», но «сиретту», о чем он время от времени радостно вспоминал с великолепным покряхтыванием, чудесность которого бесспорна. Вороны мало что могут предложить, они всегда предлагают одно и то же, зато это одно, раз и навсегда решительно ими отданное, чудесно.
А то, что кафр под светом небес, в тот день являвшим собой нечто чудесное, сидел как непосредственная явленность тьмы, невозможно охарактеризовать иначе, чем словом «чудесно». Даже спичечный коробок, лежавший рядом с пачкой сигарет «бюррюс», казалось, набрался решимости быть чудесным.
Заговорив про воронов, я имел в виду нечто несомненное, абсолют. Так вот, этот кофесмакующий кафр внезапно подумал о гибком, гуттаперчивом Сильвио - о персонаже одной новеллы, возможно, когда-то им читанной. Новелла эта и в самом деле, с чем каждый охотно согласится, чудесна; значит, и вправду то тут, то там, кое-где и время от времени можно прочитать что-то чудесное, и теперь, когда кафр в своем кафрском воображении выплюнул черешневую косточку, в его благородном черепе сформировался образ того глупого, молодого еще, хотя и славного человека, который по случаю поединка с вышеупомянутым господином в развевающейся шинели решил полакомиться черешнями - поведение, которое последнему показалось чудным и потому импонирующим. Выплевывание черешневых косточек как способ демонстрации душевной невозмутимости определенно относится к числу тех редкостно-чудесных вещей, которые порой встречаются и в литературе, и в жизни.
Кафр насладился еще одним, нисколько не зависимым от опробованных им прежде, глотком кофе. Глоток этот отличался смехотворной неповторимостью.
Разве не чудесны также и письма с денежными переводами, ведь они, как, к примеру, то, что имею в виду я, - залетевшее к одному молодому поэту, который выбрал для себя это чудеснейшее, но и опаснейшее занятие, в полуподвальную комнатушку, где он обитал, - позволяют человеку вздохнуть с облегчением посреди обрушившихся на него невзгод?
Поэты чудесны - в той мере, в какой сочиняют чудесные стихи, но ведь и деньги - постольку-поскольку приносят радость - чудесны.
Ласточки и жаворонки летали в чудесном небе, когда кафру вдруг пришла в голову чудесная мысль вспомнить о любви, которую он сколько-то времени назад - скорее безрассудно, нежели вдумываясь в происходящее, - пережил. Вдумчивость, конечно, чудное качество, но не меньшее чудо и способность терять голову от любви.
Кафру, который и без того был чудесен, в это чудное для него мгновение удалось произвести смеющееся, громыхающее и, если можно так выразиться, на самого себя обращенное выкатывание глаз. Он сознавал, чтó с ним происходит - что сейчас он, словно персонаж раннего Шиллера, выкатил глаза, - и он наслаждался таким самоосознанием как чудом, которого специально не ищешь, но которое может повстречаться тебе ненароком во всей своей непосредственности.
Этот Сильвио - интересный пушкинский образ, а его противник, который, выплевывая косточки, показывал, что он плевать хотел и на вражду, и на дружбу, возможно, казался бы не таким уж чудесным, если бы позже не стал проявлять заботу о чудной женщине, с коей хотел вступить в брак.
Любой читатель - уже за одного кафра, которого я извлек буквально из ничего, то бишь из своего воображения, - думаю, с радостью наградит меня ободряющими аплодисментами.
Успех, разве ты не есть смеющийся от удовольствия кафр?
Роберт Вальзер
