О смерти
Старик Михалыч намедни похоронил младшенькую. Как она и просила - здесь, на деревенском кладбище, в могиле её матери. После девяти дней повез Михалыча с ней "повидаться", конфеты на могилу положить.
Встали у семейной оградки. Тут и мать Михалыча, и первая его жена, и вторая. Цветник с памятником первой перенесли временно на место, которое Михалыч приготовил для себя. Молчим. Михалыч - как распятый Христос. С той только разницей, что распятье ему воткнули в шейный позвонок и вывели где-то в районе паха.
- Ты не знаешь, - вдруг спрашивает он, - почему могила жены оказалась пустой?
- Как пустой?
- Глубоко копали, нет ничего.
- Совсем ничего?
- Ничего!
Посмотрел на год смерти его первой жены. 35 лет прошло. Ох, не силен я в этих делах! К тому же Михалыча, кажется, пробрало на его распятье. Согнутый, как проткнутая деревянной шпажкой креветка, Михалыч зарыдал. Настолько, насколько способен на это 87-летний старик.
Немного погодя, говорит:
- Чем-то я Бога обидел
- Чем ты его мог обидеть, Михалыч? Не бери грех на душу.
- Я животных убивал...
- Да кого ты убивал? Свиней своих колол, кур рубил, кроликов резал. Их для того и держат! В лесу браконьерничал? Но не для забавы же!..
- Я щенят закапывал...
Пытаюсь и тут найти оправдание.
Да, была у него сука. Щенилась часто. В деревнях это обычное дело - закапывать щенков живьем, пока глаза у них не открылись.
- Ну, - говорю (хоть и с комом в горле). - и закапывал. А если бы нет? Бегала бы в округе свора собак. Сам знаешь, чем бы это кончилось!
Михалыч ту свою суку все же застрелил. Она где-то повалялась на мертвом барсуке - и того! Слышали, чтобы деревенских собак ежегодно вакцинировали от бешенства? Я - нет! Просто надо быть реалистом. Засунуть голову в пустое ведро. Орать в этом ведре, побивая поленом сверху. Можно даже этим поленом по башке. Где-то в самой глубине души полегчает. Но реалий не изменит.
- Нет, - говорю, - Михалыч. Этим Бога ты не обидел.
Верит ли мне Михалыч, - не знаю. Он вряд ли в курсе, что сам я ни в Бога, ни в черта не верю. Просто надо поддержать старого во всех отношениях друга. Как получится.
Встали у семейной оградки. Тут и мать Михалыча, и первая его жена, и вторая. Цветник с памятником первой перенесли временно на место, которое Михалыч приготовил для себя. Молчим. Михалыч - как распятый Христос. С той только разницей, что распятье ему воткнули в шейный позвонок и вывели где-то в районе паха.
- Ты не знаешь, - вдруг спрашивает он, - почему могила жены оказалась пустой?
- Как пустой?
- Глубоко копали, нет ничего.
- Совсем ничего?
- Ничего!
Посмотрел на год смерти его первой жены. 35 лет прошло. Ох, не силен я в этих делах! К тому же Михалыча, кажется, пробрало на его распятье. Согнутый, как проткнутая деревянной шпажкой креветка, Михалыч зарыдал. Настолько, насколько способен на это 87-летний старик.
Немного погодя, говорит:
- Чем-то я Бога обидел
- Чем ты его мог обидеть, Михалыч? Не бери грех на душу.
- Я животных убивал...
- Да кого ты убивал? Свиней своих колол, кур рубил, кроликов резал. Их для того и держат! В лесу браконьерничал? Но не для забавы же!..
- Я щенят закапывал...
Пытаюсь и тут найти оправдание.
Да, была у него сука. Щенилась часто. В деревнях это обычное дело - закапывать щенков живьем, пока глаза у них не открылись.
- Ну, - говорю (хоть и с комом в горле). - и закапывал. А если бы нет? Бегала бы в округе свора собак. Сам знаешь, чем бы это кончилось!
Михалыч ту свою суку все же застрелил. Она где-то повалялась на мертвом барсуке - и того! Слышали, чтобы деревенских собак ежегодно вакцинировали от бешенства? Я - нет! Просто надо быть реалистом. Засунуть голову в пустое ведро. Орать в этом ведре, побивая поленом сверху. Можно даже этим поленом по башке. Где-то в самой глубине души полегчает. Но реалий не изменит.
- Нет, - говорю, - Михалыч. Этим Бога ты не обидел.
Верит ли мне Михалыч, - не знаю. Он вряд ли в курсе, что сам я ни в Бога, ни в черта не верю. Просто надо поддержать старого во всех отношениях друга. Как получится.