Изольда
Вчера позвонил из Новинок Михалыч, когда я копался в своём погребке.
- Приходи, - говорит, - Чё-то Танька тебе хочет сказать!
Взял с собой бутылку коньяка. Не люблю к Михалычу с пустыми руками ходить.
Танька - неприветливая деревенская старушка с лыжной палкой вместо клюки, уже о чем-то балаболила с Михалычем за столом.
Откупорил коньяк, разлил по рюмкам под местный хлебушек, который Михалыч купил в автолавке.
- Ну-ка, Тань, - сказал Михалыч, когда выпили, - расскажи про ту деваху, которая увела Каретникова сорок лет назад.
Я было напряг память. Какая деваха, какой Каретников? Потом вспомнил. Сам с этими вопросами бегал. Пропал когда-то местный спец Каретников - вышла девка из леса и увела его в тот лес. А я, дурак, всё искал следы загадочного жилья на лесной Малой Сестре. Думал, не тот ли Каретников, которого девка увела, обосновался в приречных болотах.
- Девку ту зовут Изольда, - пробурчала Танька.- Её ещё моя прабабка помнила.
И как-то тяжеловато меня накрыла:
- Ты-то по Сестре поменьше шляйся. Иначе и тебя припечёт Изольда.
Ну, я и говорю Таньке:
- Татьян, твоей прабабке сколько лет сейчас было бы? Лет двести? Ты про какую Изольду толкуешь?
- Да всё про неё, - отвечает Танька. - Тут она. И двести лет назад, и сейчас.
Я ещё разлил коньяк, но спросил на всякий случай:
- Может, Таньке больше не наливать?
Танька ткнула в пол лыжной палкой, словно мне в лоб:
- Шпенёк ты московский! Решил, что я дура?
Но тут уж Михалыч: брейк-брейк. Ты, мол, послушай, дело она говорит.
- Она и моего мужика припекла, - проворчала Танька. - Так припекла, что тоже в лес ушел.
- И где он?
- Да всё там же! Повесился - и помер!
Тут я не мог не налить по третьей, но Танька засобиралась. Вообще-то она зашла к Михалычу "стрельнуть десятку" до пенсии. Михалыч по местным меркам богач-пенсионер. Получает целых 29.600, а у Таньки едва 12.
- Что за херню она сейчас несла?, - спросил у Михалыча, наливая уже только себе.
- А я знаю? Но её мужик точно повесился.
Михалыч, сказал я Михалычу, мы же с тобой нормальные люди. Какая-то девка, как минимум уже 200 лет, приходит из леса и уводит отсюда мужиков. Так не бывает!
У Михалыча есть такой загадочный смешок, типа "хе-хе-хе" с подковыркой, после которого сам уже во всём сомневаешься. Так и на этот раз.
-Танька не дура. Это всё, что на этот счёт могу тебе сказать.
Твою мать! Изольда, Изольда...
Мне её описывали, как барышню лет двадцати. Которая в любую погоду в белой мужской рубашке и в рубище заместо юбки. Вот такая чисто бабская уловка - подчеркнуть фарфоровую белизну тела контрастом напяленных тряпок. Да таких тряпок, которые ещё дают волю всем её телесным совершенствам!
Однако это только сопливого пацана способно свести с ума!
А я-то что? А я ничего. Года уж два не плутал в дебрях вокруг Малой Сестры. Но почему-то захотелось. Заинтриговала Танька!
- Приходи, - говорит, - Чё-то Танька тебе хочет сказать!
Взял с собой бутылку коньяка. Не люблю к Михалычу с пустыми руками ходить.
Танька - неприветливая деревенская старушка с лыжной палкой вместо клюки, уже о чем-то балаболила с Михалычем за столом.
Откупорил коньяк, разлил по рюмкам под местный хлебушек, который Михалыч купил в автолавке.
- Ну-ка, Тань, - сказал Михалыч, когда выпили, - расскажи про ту деваху, которая увела Каретникова сорок лет назад.
Я было напряг память. Какая деваха, какой Каретников? Потом вспомнил. Сам с этими вопросами бегал. Пропал когда-то местный спец Каретников - вышла девка из леса и увела его в тот лес. А я, дурак, всё искал следы загадочного жилья на лесной Малой Сестре. Думал, не тот ли Каретников, которого девка увела, обосновался в приречных болотах.
- Девку ту зовут Изольда, - пробурчала Танька.- Её ещё моя прабабка помнила.
И как-то тяжеловато меня накрыла:
- Ты-то по Сестре поменьше шляйся. Иначе и тебя припечёт Изольда.
Ну, я и говорю Таньке:
- Татьян, твоей прабабке сколько лет сейчас было бы? Лет двести? Ты про какую Изольду толкуешь?
- Да всё про неё, - отвечает Танька. - Тут она. И двести лет назад, и сейчас.
Я ещё разлил коньяк, но спросил на всякий случай:
- Может, Таньке больше не наливать?
Танька ткнула в пол лыжной палкой, словно мне в лоб:
- Шпенёк ты московский! Решил, что я дура?
Но тут уж Михалыч: брейк-брейк. Ты, мол, послушай, дело она говорит.
- Она и моего мужика припекла, - проворчала Танька. - Так припекла, что тоже в лес ушел.
- И где он?
- Да всё там же! Повесился - и помер!
Тут я не мог не налить по третьей, но Танька засобиралась. Вообще-то она зашла к Михалычу "стрельнуть десятку" до пенсии. Михалыч по местным меркам богач-пенсионер. Получает целых 29.600, а у Таньки едва 12.
- Что за херню она сейчас несла?, - спросил у Михалыча, наливая уже только себе.
- А я знаю? Но её мужик точно повесился.
Михалыч, сказал я Михалычу, мы же с тобой нормальные люди. Какая-то девка, как минимум уже 200 лет, приходит из леса и уводит отсюда мужиков. Так не бывает!
У Михалыча есть такой загадочный смешок, типа "хе-хе-хе" с подковыркой, после которого сам уже во всём сомневаешься. Так и на этот раз.
-Танька не дура. Это всё, что на этот счёт могу тебе сказать.
Твою мать! Изольда, Изольда...
Мне её описывали, как барышню лет двадцати. Которая в любую погоду в белой мужской рубашке и в рубище заместо юбки. Вот такая чисто бабская уловка - подчеркнуть фарфоровую белизну тела контрастом напяленных тряпок. Да таких тряпок, которые ещё дают волю всем её телесным совершенствам!
Однако это только сопливого пацана способно свести с ума!
А я-то что? А я ничего. Года уж два не плутал в дебрях вокруг Малой Сестры. Но почему-то захотелось. Заинтриговала Танька!