Глухой деревенский день
Сегодня в моей деревне воскресенье. С работы не теребят, но до полудня нашлись другие дела. Ночью порвало водопроводную трубу на кухне. Благо, я сплю чутко в этой глуши. Чтобы не утонуть до рассвета, просто перекрыл кран на распределительной гребёнке.
Утренний осмотр выявил обычное, когда температура за бортом падает ниже 17 мороза. Где-то за шкафами, за которыми проходит металлопластиковая магистраль, мостик холода. Замерзшая вода распирает трубу до свища, давлением гидроаккумулятора свищ разрывает. Который уж год планирую перенести трубы к потолку, чтобы избежать таких неприятностей. Но перспективы грандиозных переделок заставляют откладывать всё на потом. И вот, как говорится, получите, распишитесь.
Проверяю подстеленную под ремонтную зону газетку. Не капает. И хотя часа три коту под хвост, торопиться всё равно некуда. На плите доваривается борщ, который поставил перед ремонтом водопровода, остальное наверняка возникнет по ходу.
Пока же смотрю в окно, подкладывая дровишки в камин. Деревня расположена на верхотуре, за которой через поле настоящая, до горизонта, тайга. После крепкой морозной ночи лес выглядит стеклянным. Это одна из его многочисленных метаморфоз, которых может быть до полусотни на дню. На рассвете он вырядился в кровавые тона, когда что-то пыталось пробиться на востоке, устроив на небесах форменный пожар. Потом полезла лиловая мертвечина, сменившаяся непробиваемой мглой. И вот теперь остекленение стремительно накрывает снежный буран. Минут через десять он придёт сюда.
Замечаю, как с соседнего участка прокрадывается в мои владения огромный лохматый кот. Настолько огромный, что заставляет сомневаться, кот ли это? Благо, Почо дрыхнет у камина - иначе был бы сейчас концерт.
Коту неловко в глубоком снегу, он его таранит телом. Дарованных ему природой кошачьим прыжкам явно мешает жирная спина. Наконец кот добирается до тропинки, проложенной моим снегоуборщикам. И я вижу, что это вовсе не кот, а енот. Точнее - уссурийский енот, которого в средней полосе принято называть енотовидной собакой. Пошуршав носом у дома, енот пролазит под калиткой и растворяется в деревне.
Появление енота меня не удивляет. Заброшенный соседний участок давно стал пристанищем всякого рода лесной живности. Некогда здесь стоял дом, который делили две сестры-старушки. Причем делили буквально, по суду определив положенные каждой половины. В той, которая ближе ко мне, жила одиноко Нина Михайловна, которую моя жена почему-то считала ведьмой. В дальней половине по выходным обычно появлялся муж сестры.
В деревне его звали Хмырём - за сходство с известным персонажем из «Джентльменов удач». Он работал слесарем на каком-то оборонном заводе в Москве, и в деревню приезжал тихо-мирно бухнуть подальше от жены.
Однажды летом я слышал их тихое воркование за окучиванием картошки - идеальный союз идеально подходящих друг другу стариков на склоне лет. И вдруг сиплый вскрик Хмыря: «Щас как дам лопатой по спине!», и следом на пол деревни: «Опять, свинья нажрался!». И - вновь тишина с мирным воркованьем. Хмырь был мастером успокаивающего компромисса, призванного усыплять бдительность жены. В некотором смысле это - свобода от её всевидящего ока. Особенно, когда Хмырь намыливался в деревню в одиночку «проверить хозяйство».
Закончилось это трагически. Однажды зимой, вернувшись в деревню из поездки в Европу, я обнаружил густо утоптанный снег вокруг дома. Вечером заглянул мой друг старик Михалыч -более шустрый, чем сейчас. Обтоптала снег следственная бригада, чтобы выяснить, есть ли кто в доме. А потом взялись за Михалыча - в качестве понятого. При нём вскрыли ту половину дома, где ночевал Хмырь, при нём же зафиксировали смерть Хмыря. Он лежал в постели с такой раной в голове, словно кто-то, долбанув Хмыря по черепушке, провернул в ней орудие преступления.
Залитый кровью потолок намекнул следакам, что в Хмыря стреляли. Поэтому Михалыч из понятого тут же превратился в подозреваемого. Из двух на то время жителей деревни ружьё было только у него. Пришли, понюхали стволы. Но ничего не унюхали - Михалыч браконьерил из него месяца три назад.
Наводку дала старушка Танька, у которой накануне повздорили дочь с зятем. Зять «пошел умирать» в сугробе у автобусной остановки. Там его застал Хмырь, приехавший из Москвы. Посидели в доме, выпили за жизнь. Ночью зять взялся за топор, а позже суд отправил его в психушку.
После этого события сестры неожиданно сблизились, объединили дом и через год продали его священнику из Краснодара. Вывешенный им на коньке флаг российской десантуры, сподвиг меня пригласить батюшку на рюмку водки. «Нет, мил человек, - сказал он мне, перекрестив широким жестом, - свою цистерну я уже выпил». А позже моя жена, познакомившись с попадьёй, возьми и скажи ей, что в этом доме произошло.
Попадья пришла в ужас. Дети не могли заснуть в той половине дома, где убили Хмыря. Ни иконы, ни святая вода не помогали! Вот, как оказалось, в чём дело!
Священник спешно отписал всё имущество своему сослуживцу по десантуре и отбыл в Краснодар. Но и у его сослуживца, которого звали Гена, жизнь там не задалась. Лет пять назад, когда в доме беспробудно бухали, дом полыхнул и сгорел за 15 минут. Благо, у бухавших хватило сил выскочить и дождаться пожарных на автобусной остановке, возле которой когда-то в сугробе Хмырь пожалел и привел в дом собственную смерть.
Теперь участок, совершенно одичавший, с остатками сгоревшего дома и рухнувшей печью в продаже. Гена хочет 2 миллиона. Это в четыре раз больше его кадастровой стоимости и в пять раз выше рыночной. Не считая того, что денег стоит приведение участка в порядок. Но Гена надеется его продать.
Утренний осмотр выявил обычное, когда температура за бортом падает ниже 17 мороза. Где-то за шкафами, за которыми проходит металлопластиковая магистраль, мостик холода. Замерзшая вода распирает трубу до свища, давлением гидроаккумулятора свищ разрывает. Который уж год планирую перенести трубы к потолку, чтобы избежать таких неприятностей. Но перспективы грандиозных переделок заставляют откладывать всё на потом. И вот, как говорится, получите, распишитесь.
Проверяю подстеленную под ремонтную зону газетку. Не капает. И хотя часа три коту под хвост, торопиться всё равно некуда. На плите доваривается борщ, который поставил перед ремонтом водопровода, остальное наверняка возникнет по ходу.
Пока же смотрю в окно, подкладывая дровишки в камин. Деревня расположена на верхотуре, за которой через поле настоящая, до горизонта, тайга. После крепкой морозной ночи лес выглядит стеклянным. Это одна из его многочисленных метаморфоз, которых может быть до полусотни на дню. На рассвете он вырядился в кровавые тона, когда что-то пыталось пробиться на востоке, устроив на небесах форменный пожар. Потом полезла лиловая мертвечина, сменившаяся непробиваемой мглой. И вот теперь остекленение стремительно накрывает снежный буран. Минут через десять он придёт сюда.
Замечаю, как с соседнего участка прокрадывается в мои владения огромный лохматый кот. Настолько огромный, что заставляет сомневаться, кот ли это? Благо, Почо дрыхнет у камина - иначе был бы сейчас концерт.
Коту неловко в глубоком снегу, он его таранит телом. Дарованных ему природой кошачьим прыжкам явно мешает жирная спина. Наконец кот добирается до тропинки, проложенной моим снегоуборщикам. И я вижу, что это вовсе не кот, а енот. Точнее - уссурийский енот, которого в средней полосе принято называть енотовидной собакой. Пошуршав носом у дома, енот пролазит под калиткой и растворяется в деревне.
Появление енота меня не удивляет. Заброшенный соседний участок давно стал пристанищем всякого рода лесной живности. Некогда здесь стоял дом, который делили две сестры-старушки. Причем делили буквально, по суду определив положенные каждой половины. В той, которая ближе ко мне, жила одиноко Нина Михайловна, которую моя жена почему-то считала ведьмой. В дальней половине по выходным обычно появлялся муж сестры.
В деревне его звали Хмырём - за сходство с известным персонажем из «Джентльменов удач». Он работал слесарем на каком-то оборонном заводе в Москве, и в деревню приезжал тихо-мирно бухнуть подальше от жены.
Однажды летом я слышал их тихое воркование за окучиванием картошки - идеальный союз идеально подходящих друг другу стариков на склоне лет. И вдруг сиплый вскрик Хмыря: «Щас как дам лопатой по спине!», и следом на пол деревни: «Опять, свинья нажрался!». И - вновь тишина с мирным воркованьем. Хмырь был мастером успокаивающего компромисса, призванного усыплять бдительность жены. В некотором смысле это - свобода от её всевидящего ока. Особенно, когда Хмырь намыливался в деревню в одиночку «проверить хозяйство».
Закончилось это трагически. Однажды зимой, вернувшись в деревню из поездки в Европу, я обнаружил густо утоптанный снег вокруг дома. Вечером заглянул мой друг старик Михалыч -более шустрый, чем сейчас. Обтоптала снег следственная бригада, чтобы выяснить, есть ли кто в доме. А потом взялись за Михалыча - в качестве понятого. При нём вскрыли ту половину дома, где ночевал Хмырь, при нём же зафиксировали смерть Хмыря. Он лежал в постели с такой раной в голове, словно кто-то, долбанув Хмыря по черепушке, провернул в ней орудие преступления.
Залитый кровью потолок намекнул следакам, что в Хмыря стреляли. Поэтому Михалыч из понятого тут же превратился в подозреваемого. Из двух на то время жителей деревни ружьё было только у него. Пришли, понюхали стволы. Но ничего не унюхали - Михалыч браконьерил из него месяца три назад.
Наводку дала старушка Танька, у которой накануне повздорили дочь с зятем. Зять «пошел умирать» в сугробе у автобусной остановки. Там его застал Хмырь, приехавший из Москвы. Посидели в доме, выпили за жизнь. Ночью зять взялся за топор, а позже суд отправил его в психушку.
После этого события сестры неожиданно сблизились, объединили дом и через год продали его священнику из Краснодара. Вывешенный им на коньке флаг российской десантуры, сподвиг меня пригласить батюшку на рюмку водки. «Нет, мил человек, - сказал он мне, перекрестив широким жестом, - свою цистерну я уже выпил». А позже моя жена, познакомившись с попадьёй, возьми и скажи ей, что в этом доме произошло.
Попадья пришла в ужас. Дети не могли заснуть в той половине дома, где убили Хмыря. Ни иконы, ни святая вода не помогали! Вот, как оказалось, в чём дело!
Священник спешно отписал всё имущество своему сослуживцу по десантуре и отбыл в Краснодар. Но и у его сослуживца, которого звали Гена, жизнь там не задалась. Лет пять назад, когда в доме беспробудно бухали, дом полыхнул и сгорел за 15 минут. Благо, у бухавших хватило сил выскочить и дождаться пожарных на автобусной остановке, возле которой когда-то в сугробе Хмырь пожалел и привел в дом собственную смерть.
Теперь участок, совершенно одичавший, с остатками сгоревшего дома и рухнувшей печью в продаже. Гена хочет 2 миллиона. Это в четыре раз больше его кадастровой стоимости и в пять раз выше рыночной. Не считая того, что денег стоит приведение участка в порядок. Но Гена надеется его продать.