Я хочу напомнить об ответственности, которую несёт каждый человек за свои слова, дела и поступки. Чем человек выше в своём духовном развитии, чем он старше, тем большая ответственность лежит на нём. С ребёнка малолетнего какой спрос? Вот и в вопросах духовных так же.
На магах лежит особая ответственность. С них Бог и спросит больше. Поэтому нужно быть очень точным в своих словах, не бросаться ими налево и направо, выражать свои мысли, помня о своей ответственности. Именно поэтому нужно не лениться и выбирать выражения, а по сути дела, фильтровать свои же мысли, воспитывать свой ум, усмирять своего внутреннего демона. Искуссность и точность, внимательность к деталям и избирательность - признаки мастерства и профессионализма. Если ты маг, ты не просто так говоришь, а с некоей целью, и цель эта не относится к тебе лично, она - часть твоего предназначения, часть замысла Божьего.
Андрей Тарковский писал в своё время о ней же, об ответственности художника:
"Почему массовый зритель часто предпочитает видеть на экране экзотические сюжеты, не имеющие ничего общего с его жизнью? Зная, как ему кажется, о своей собственной жизни достаточно, он утомлён этим знанием по горло и предпочитает познакомиться в зале кинотеатра с чужим опытом; и чем более этот опыт экзотичен, чем менее похож на его собственный, тем он для него интереснее и увлекательнее, как ему кажется, богаче информацией.
Но здесь вступают в силу скорее социологические проблемы. Действительно, почему одни категории людей ищут в искусстве только развлечение, а другие - умного собеседника? Почему одни люди воспринимают как подлинное лишь внешнее, будто бы красивое, а по сути, пошлое, безвкусное, бездарное, ремесленническое, а другие способны к самому тонкому, подлинно эстетическому переживанию? В чём кроются причины эстетической, а иногда и нравственной глухоты огромного числа людей? Кто виноват в этом? И можно ли помочь этим людям приобщиться к возвышенному и прекрасному, к благородным душевным движениям, побуждаемым настоящим искусством?..
Ответ, кажется, напрашивается сам собою, но сейчас мы не будем говорить об этом подробно и ограничимся единственно констатацией. По тем или другим причинам даже при разных социальных системах широкого зрителя пичкают ужасающими суррогатами, не заботясь о том, чтобы воспитывать и прививать этому зрителю вкус. С той, конечно, разницей, что на Западе каждому человеку всё же предоставляется свобода выбора, и, коли он того хочет, фильмы крупнейших художников к его услугам - их свободно можно увидеть. Но воздействие произведений кинематографического искусства, видимо, незначительно, потому что это искусство на Западе часто гибнет в неравной схватке с коммерческими фильмами, заполняющими экраны.
В условиях конкуренции с коммерческим фильмом у режиссёра кино возникает о с о б а я о т в е т с т в е н н о с т ь перед зрителями. В чём здесь дело? А в том, что самые немыслимые суррогаты коммерческого кино в силу специфики кинематографического воздействия на аудиторию (речь идёт об отождествлении экрана с жизнью) способны оказывать на некритического и непросвещённого зрителя то же магическое действие, совершенно аналогичное тому, что получает взыскательный зритель от настоящих картин. Но при этом трагическая и решающая разница состоит в том, что если искусство пробуждает эмоции и мысли у аудитории, то массовое искусство кино в силу особой лёгкости и неотразимости воздействия на аудиторию гасит остатки мыслей и чувств окончательно и бесповоротно. Люди уже не нуждаются в прекрасном, духовном и потребляют фильм, как бутылочку "кока-колы".
Специфически кинематографическая особенность контакта художника со зрительным залом возникает на передаче опыта, запечатлённого на плёнку, в его наиболее неоспоримо чувственных и убедительных потому приметах. Зритель испытывает потребность в этом опыте другого человека, чтобы частично восполнить утерянное и упущенное им самим, за которым он пускается, как в "поиски за утраченным временем". И в этой ситуации только от автора картины зависит, насколько этот новый обретённый опыт будет истинно ч е л о в е ч е с к и м. Это огромная ответственность!
Поэтому я очень мало представляю себе, о чем идёт речь, когда художники говорят об абсолютной свободе творчества. Я не понимаю, что означает такая свобода - напротив, мне кажется, что, ступив на путь творчества, ты оказываешься в цепях бесконечной необходимости, скованный своими собственными задачами, своей художественной судьбой.
Всё происходит в условиях той или иной необходимости, и если было бы возможно увидеть хоть одного человека в условиях полной свободы, то он напоминал бы глубоководную рыбу, вытащенную на поверхность. Странно вообразить себе, что гениальный Рублёв работал в рамках канона! И чем дольше я живу на Западе, тем более странной и двусмысленной вещью видится мне свобода. Очень мало людей нуждаются в истинной свободе. Наша задача, чтобы их стало больше.
Чтобы быть свободным, нужно просто им быть, не спрашивая ни у кого на это разрешения. Надо иметь собственную гипотезу своей судьбы и следовать ей, не смиряясь и не потакая обстоятельствам. Но такая свобода требует от человека очень серьёзных духовных ресурсов, высокой степени самосознания и осознания своей ответственности перед собою и тем самым перед другими людьми.
Но, увы, драма заключается в том, что мы не умеем быть свободными - мы требуем свободы для себя за счёт других и не желаем поступиться ничем ради другого, полагая, что в этом ущемление моих собственных прав и свобод. Невероятный эгоизм характеризует сегодня всех нас! Но не в этом свобода - свобода в том, чтобы научиться ничего не требовать от жизни и от окружающих, но требовать прежде всего от себя и легко отдавать. Свобода - в жертве во имя любви!"
(с) Из книги Андрея Тарковского "Запечатлённое время"
P.S. Цитата взята из журнала "Киносценарии" №1, 2002