Отражения
У меня был одноклассник, которого учителя не без сарказма прозвали Золотым мальчиком - за рыжие волосы и хулиганство. После школы он поступил в театральный и на какое-то время уехал в Питер.
На первом или втором курсе я в первый и последний раз пришла на встречу одноклассников. После официальной части мы завалились в кабак поблизости и пили водку. "Пояркова, - по школьной привычке называл меня Золотой мальчик, - ты же Пояркова?" " Пока да", - отвечала я, и Золотой мальчик смеялся.
Он рассказал об одном театральном упражнении. "Представьте, - говорит, - мизансцену: весенний день, женщина идет по городу и останавливается у витрины магазина одежды. Она останавливается и смотрит. Как вы думаете, что она разглядывает? Платье, надетое на манекен? Нет. Она внимательно и долго смотрит на собственное отражение".
Двадцать лет назад я должна была позвонить своей научной. Спустилась к телефону-автомату. Научная попросила перезвонить минут через пятнадцать, и я осталась ждать у телефона. Подошел невысокий полноватый мужчина лет сорока. "Барышня, позвольте позвонить". - "Конечно-конечно". Мужчина набрал номер и сказал таким специальным голосом: "Спускайся, Натали! Я подъехал". Это не прозвучало так пошло, как можно вчитать в мой текст. Скорее иронично и интимно.
Помню, я представила себе женщину, изящную, грациозную, в туфлях на каблуке, одетую в красивое платье и духи, с уложенными в прическу волосами. На мне были сшитый мамой рубашечно-юбочный костюм и растоптанные единственные на сезон туфли, а также сожженные неудачной химией короткие волосы. Я была Поярковой, Натальей Сергеевной, в лучшем случае Наташей. Среди моих отражений в витрине не было изящной, красивой и взрослой Натали.
В моей нынешней квартирке с обратной стороны входной двери висит большое зеркало. Я иногда останавливаюсь возле него и смотрю. В нем я вижу ту девочку, Пояркову, которая делила парту с Золотым мальчиком: мы провели границу, разложив предметы - пенал-линейка-карандаш. Я вижу двадцатилетнюю девушку, которая ходила в сшитом мамой рубашечно-юбочном костюме, звали которую чаще Натальей Сергеевной и реже Наташей. Я вижу женщину с домашним, интимным именем, лежавшую в постели с мужчиной, как это обычно бывает: сначала вы крепко обнимаетесь, потом держитесь за руки, затем отворачиваетесь друг от друга, и вот уже между вами незримая граница намного крепче сооруженной из пенала, линейки и карандаша. Иногда я вижу женщину, которая сама стала манящей Натали. В этом коридоре отражений также есть новая, постепенно проступающая, но пока не очень хорошо знакомая сорокалетняя женщина - назовем ее Натальей. И всегда было андрогинное, или просто человеческое, отражение без имени - оно стоит в начале коридора и снова в полной мере проявится в конце.