(no subject)
В жизни все всегда банально - что-то теряешь, что-то приобретаешь. Плюсы-минусы. Но каждый раз - разные. За это, наверное, я ее люблю.
Я переехала из района, в котором в 10 вечера молодежь высыпала на улицу и орала всю ночь - каждый б-жий день (точнее, ночь) - в район, где ночью тихо.
И потеряла возможность гулять по ночам.
Ночью тихо и страшно. Периодически проезжает полицейская машина по соседней улице. Один раз с криками "полисия" бегали люди, и час гудели сирены.
В первую же ночь я (с дури) вышла в магазин. Ко мне привязался местный дилер - точнее, помощник, что ли, нашего местного дилера. Он меня приметил, когда мы вещи заносили, спросил, чья. Ему обьяснили, что лучше не подходить.
И в первую же ночь я иду, а он за мной едет на велосипеде и говорит - "не бойся". Я иду и молчу. Он меня больше, он доминиканец, и по-моему немного не в себе.
Он говорит, не бойся, а я говорю, я не боюсь. Мне просто нечего тебе сказать.
В магазине он припирает меня и говорит, по-испански говоришь?
Я (с дури) говорю, что да.
И он начинает обьяснять. Вы доминиканский испанский слышали? Это не испанский, это бред какой-то. Во всех предложениях я поняла первое слово -- "если", и последнее - "острожно".
Не знаю, на какую тему он мне прочитал лекцию, но я так поняла, что если че - осторожно. Че за че, непонятно, но с этим разберемся.
Велосипедист наш периодически мне встречается, но я отвожу глаза. Сказал же, если че. А че.
А зато, зато, у меня широкие подоконники. И я сижу у окна, на подоконнике, с ногами, и смотрю, как ночью за окном тихо, периодически проезжает полицейская машина, и бегут люди с криками "полисия".
А потом опять - тихо.
*
Хотя иногда орут коты. Они живут у меня под окнами, пять штук молодых котов. Один - черный-черный. Второй - копия Петрова, но похудей - такой же белый с черным хвостом. Я бы даже подумала, что петровский потомок, если бы сама лично не присутствовала бы на (эээээ, чтобы не пугать мужчин не буду говорить слово) процедуре. Третий - чернобелый. И два - мои любимцы - абсолютно рыжие!
Как вы понимаете, я подала идею их привести домой. Всех пятерых.
На что мне ответили, что в случае еще одного кота в моей квартире выселят и меня, и котов.
Так и живем - я и Петров с Суликидзе по эту сторону, пять наглых морд (по крайней мере, кошачьих - по ту).
*
В одном из домов напротив ночами работает телевизор. Мне очень любопытно узнать, кто там живет. Может старик? Или ребенок, который засыпает под телевизор?
Хотя, наверное, некоторых вещей лучше не знать.
Мне когда-то давно папа рассказал, что один в кино ходил. Не с кем было пойти. И мне стало так больно-больно, и хотелось заплакать и сказать, папа, папочка, почему ты мне не сказал? Я бы с тобой сходила. Но я промолчала.
И не очень давно дед меня завел в забегаловку - там, сказал, суп вкусный. И рассказал, что однажды ему было так одиноко, что он пришел туда и сидел, ел суп. И мне стало опять так больно-больно, и хотелось сказать, дедуля, дедушка, позвони мне и я... А что - я.
Нет, некоторых вещей лучше не знать.
*
В другом доме напротив живет бабулька, на первом этаже, напротив моего окна. Бабулька ничем не примечательна, кроме одного: у нее есть динамики. Большие. Которые она выставляет в окно по выходным и играет нам латиноамериканские кансьоны с утра до ночи.
Я подарю ей слуховой аппарат. И обязательно вставлю в ухо.
*
Я почитала сводку преступлений в моем районе -- оказывается, действительно если че надо осторожно. Сегодня на моей улице в машине сидели менты. У меня же под дверью - в двух шагах от них - торговал наш обычный дилер.
Ему - наличку, он - накроту. Из рук, так сказать, в руки. Не пряча. Он стоит там с утра до вечера, каждый день, и лишь по субботам выставляет доминиканского парня. Мужик он интересный, почти красивый даже - длинноволосый, что странно, в джинсовом костюме, с почти добрыми, что ли, глазами.
Я не завожу знакомства, но мы друг другу киваем. На всякий. Потому что кто знает про мою улицу абсолютно все - так это он.
*
Особенно популярен, судя по лицам, крек (crack). Лица - страшные. Точнее, я уже привыкла, но за них - страшно.
Однажды видела, как у меня под дверью рыдал мужик. Заламывая руки. Рыдал, но ничего перед собой не видел, и не из-за слез. И глаза у него были... ну, понимаете, это уже не человек. Был - человек. А стало - существо. Ему ничего не надо, кроме того, чтобы сейчас, в эту секунду, его больше не ломало. И это было сташно.
Во мне не появилось брезгливости, но я отметила, что это, пожалуй, единственный незнакомый плачущий человек, которого мне не захотелось обнять.
Потому что в этом нет смысла.
*
Накроманы продают все. Игрушку сломаную детскую. Ложку. Пластмассовую. Свечку. Тряпку. Выложат на простыне - и продают. На дозу не хватает.
Один продавал собаку, милую такую престарелую шавку. Я подала идею ее купить. Мне сказали, в очереной раз, что зоопарк пока запрещен.
Кого мне жальче - наркомана, который продавал старую боевую подругу - или собаку - я даже не поняла. Просто, видимо, он переступил ту грань, когда дорого что-либо живое.
*
Конечно же, главное не перепутать наркоманов, сидящих под дверью, продающих шмотки, со стариками-пуэрториканцами, которые сидям там же и каждый день обсуждают государственные пособия и кому какой чек сегодня пришел, и как еще можно что получить.
Они ворчат, когда я пытаюсь попасть домой - заставила, мол, немолодого человека встать.
Один только, темнокожий красавец лет эдак 80и, каждый раз приподнимает шляпу.
И потом продолжает голосить о пособиях.
Обожаю.
*
На другой улице вчера обнимала мексиканскую бабушку - черные подростки в субсидированном доме кидались разной фигней из окна. Что-то было тяжелое, что-то полегче. Бабушке повезло - шахматные фигурки пролетели мимо. Об ее голову разбилось что-то противное, белое, липкое. Я вытирала ей волосы, она плакала и что-то говорила, я, как всегда, ничего не поняла, и в конце концов мы разошлись.
Обидней всего было, наверное, понимание того, что вызывать полицию - бесполезно.
*
Братва в субсидированном жилье, кстати, это еще отдельный рассказ, но в другой раз.
*
До того как нашелся мой ноутбук я ходила в библиотеку. Если записываться с утра, то можно попасть к компу на 45 минут во второй половине дня.
В первый день из этих 45 минут первые 10 ругалась с очередный наркоманом, который сидит за моим компьютером и тупо смотрит в экран. Потом подняла глаза и увидела мужчину, переодетого женщиной, с силиконовыми губами.
Помните второстепенного героя, владельца бензоколонки, в фильме "Укрощение строптивой"? Он вечно говорил: "Невозможно работать!" - закрывал бензоколонку и уходил.
Вот и я.
Совершенно невозможно работать.
*
Много времени я провожу в прачечной. Почему-то каждый раз попадаю на сериал, "лето любви". Испанский, правда, от него не улучшается, но я так поняла, что там все непросто.
В один прекрасный день прихожу, загружаю в стиральную машину белье, сажусь. Я и еще десяток мамасит (так я любовно называю мексиканских тетечек - не вслух, естественно. а мужчин - папаситами).
Так вот, сажусь, читаю. И вдруг - вдруг - мамаситы перестают складывать белье. Стиральные машины - честное пионерское! - перестают крутиться. И кругом такое, на вздохе - оооох!
Смотрю на экран. Там главный герой на больничной койке, рядом главная героиня, и только что зашел врач.
Понимаете, это наверное такой момент - выживет ли Изаурин сеньор Тобиас! По-крайней мере, я так поняла.
Стоим, значит, не дышим. И вдруг в прачечную забегает папасито с соседней стройки. Грязный весь. Подбегает к экрану и замирает в позе охотнечей собаки.
Врач что-то там говорит.
Мамаситы ахают, охают, улыбаются. Папасито, на всю прачечную, произносит: "ну слава б-гу", вытирает лоб и убегает. Машинки снова начинают стирать белье.
Я так поняла, что Тобиас все-таки не сгорел.
*
В метро люди черные и латиноамериканские иногда на меня смотрят -- вот она, последняя белая остановка - ты вообще куда?
Я и сама не знаю.
В метро сижу с мальчиком. Его мама, красивая-глаз-не-отвести, смуглая с узкими глазами, на каблуках, очень худая - из бывших моделей или похожих профессий, на него орет. Так, чтобы весь вагон слышал, показательно.
Кричит, ты что, хочешь жить, как такой-то? В таком же (пропущено) доме? Ты, (пропущено), все о видеоигре думал, вместо того, чтобы думать об учебе. Это какое ж ты (пропущено).
И по кругу.
В процессе воплей выясняется, что у мальчика в школе спросили о самом ярком воспоминании лета. Он забыл, естественно, про прочитанные книги - и назвал видеоигру.
Мальчик был первоклассником.
Мы сидели и переглядывались. Мне было стыдно - очень стыдно - за эту орущую женщину. Не за то, что она орала на мальчика, как, безусловно, орут, или хотят орать, все родители. А за то, что она орала - для себя. Потому что она была на сцене. Потому что она все еще ничего.
Я очень много пропускаю.
А потом она стала орать на какого-то мужчину, и вдруг оказалось, что это - папа. И тут мне ее стало жалко, потому что у нее в глазах появилась мольба - люби меня, пожалуйста. Поддержи меня, пожалуйста. А папа - вполне адекватный, обьясняющий ей, что для ребенка семи лет видеоигра - интересней, чем книга, и это нормально - на нее смотрел устало, и в глазах его было - чтобы я еще раз женился на красивой!
Но женщина не останавливалась, и матом стала орать на папу, он же пытался ее успокоить, но потом и сам заорал.
Мы с мальчиком вросли в сиденье.
- Черт, - сказал мальчик.
- Ничего, - сказала я.
- И когда это закончится? - спросил мальчик взволнованным голосом.
- Уже скоро, - ответила я. - Когда вырастешь.
- Поскорей бы, - вздохнул мальчик.
- Уже скоро, - повторила я.
- Правда? - сказал мальчик. - Жду не дождусь.
Но я выходила и всего лишь кивнула. Родители продолжали орать друг на друга.
Иногда мне кажется, что некоторым из нас лучше повзрослеть. И только тогда можно выдохнуть - закончилось. Можно жить.
Поскорей бы.
*
Почему-то все то, что я хотела рассказать, улетучилось, а вышло вот это. Наверное, я в другой раз попробую заново. А пока пойду посижу на подоконнике.
Я переехала из района, в котором в 10 вечера молодежь высыпала на улицу и орала всю ночь - каждый б-жий день (точнее, ночь) - в район, где ночью тихо.
И потеряла возможность гулять по ночам.
Ночью тихо и страшно. Периодически проезжает полицейская машина по соседней улице. Один раз с криками "полисия" бегали люди, и час гудели сирены.
В первую же ночь я (с дури) вышла в магазин. Ко мне привязался местный дилер - точнее, помощник, что ли, нашего местного дилера. Он меня приметил, когда мы вещи заносили, спросил, чья. Ему обьяснили, что лучше не подходить.
И в первую же ночь я иду, а он за мной едет на велосипеде и говорит - "не бойся". Я иду и молчу. Он меня больше, он доминиканец, и по-моему немного не в себе.
Он говорит, не бойся, а я говорю, я не боюсь. Мне просто нечего тебе сказать.
В магазине он припирает меня и говорит, по-испански говоришь?
Я (с дури) говорю, что да.
И он начинает обьяснять. Вы доминиканский испанский слышали? Это не испанский, это бред какой-то. Во всех предложениях я поняла первое слово -- "если", и последнее - "острожно".
Не знаю, на какую тему он мне прочитал лекцию, но я так поняла, что если че - осторожно. Че за че, непонятно, но с этим разберемся.
Велосипедист наш периодически мне встречается, но я отвожу глаза. Сказал же, если че. А че.
А зато, зато, у меня широкие подоконники. И я сижу у окна, на подоконнике, с ногами, и смотрю, как ночью за окном тихо, периодически проезжает полицейская машина, и бегут люди с криками "полисия".
А потом опять - тихо.
*
Хотя иногда орут коты. Они живут у меня под окнами, пять штук молодых котов. Один - черный-черный. Второй - копия Петрова, но похудей - такой же белый с черным хвостом. Я бы даже подумала, что петровский потомок, если бы сама лично не присутствовала бы на (эээээ, чтобы не пугать мужчин не буду говорить слово) процедуре. Третий - чернобелый. И два - мои любимцы - абсолютно рыжие!
Как вы понимаете, я подала идею их привести домой. Всех пятерых.
На что мне ответили, что в случае еще одного кота в моей квартире выселят и меня, и котов.
Так и живем - я и Петров с Суликидзе по эту сторону, пять наглых морд (по крайней мере, кошачьих - по ту).
*
В одном из домов напротив ночами работает телевизор. Мне очень любопытно узнать, кто там живет. Может старик? Или ребенок, который засыпает под телевизор?
Хотя, наверное, некоторых вещей лучше не знать.
Мне когда-то давно папа рассказал, что один в кино ходил. Не с кем было пойти. И мне стало так больно-больно, и хотелось заплакать и сказать, папа, папочка, почему ты мне не сказал? Я бы с тобой сходила. Но я промолчала.
И не очень давно дед меня завел в забегаловку - там, сказал, суп вкусный. И рассказал, что однажды ему было так одиноко, что он пришел туда и сидел, ел суп. И мне стало опять так больно-больно, и хотелось сказать, дедуля, дедушка, позвони мне и я... А что - я.
Нет, некоторых вещей лучше не знать.
*
В другом доме напротив живет бабулька, на первом этаже, напротив моего окна. Бабулька ничем не примечательна, кроме одного: у нее есть динамики. Большие. Которые она выставляет в окно по выходным и играет нам латиноамериканские кансьоны с утра до ночи.
Я подарю ей слуховой аппарат. И обязательно вставлю в ухо.
*
Я почитала сводку преступлений в моем районе -- оказывается, действительно если че надо осторожно. Сегодня на моей улице в машине сидели менты. У меня же под дверью - в двух шагах от них - торговал наш обычный дилер.
Ему - наличку, он - накроту. Из рук, так сказать, в руки. Не пряча. Он стоит там с утра до вечера, каждый день, и лишь по субботам выставляет доминиканского парня. Мужик он интересный, почти красивый даже - длинноволосый, что странно, в джинсовом костюме, с почти добрыми, что ли, глазами.
Я не завожу знакомства, но мы друг другу киваем. На всякий. Потому что кто знает про мою улицу абсолютно все - так это он.
*
Особенно популярен, судя по лицам, крек (crack). Лица - страшные. Точнее, я уже привыкла, но за них - страшно.
Однажды видела, как у меня под дверью рыдал мужик. Заламывая руки. Рыдал, но ничего перед собой не видел, и не из-за слез. И глаза у него были... ну, понимаете, это уже не человек. Был - человек. А стало - существо. Ему ничего не надо, кроме того, чтобы сейчас, в эту секунду, его больше не ломало. И это было сташно.
Во мне не появилось брезгливости, но я отметила, что это, пожалуй, единственный незнакомый плачущий человек, которого мне не захотелось обнять.
Потому что в этом нет смысла.
*
Накроманы продают все. Игрушку сломаную детскую. Ложку. Пластмассовую. Свечку. Тряпку. Выложат на простыне - и продают. На дозу не хватает.
Один продавал собаку, милую такую престарелую шавку. Я подала идею ее купить. Мне сказали, в очереной раз, что зоопарк пока запрещен.
Кого мне жальче - наркомана, который продавал старую боевую подругу - или собаку - я даже не поняла. Просто, видимо, он переступил ту грань, когда дорого что-либо живое.
*
Конечно же, главное не перепутать наркоманов, сидящих под дверью, продающих шмотки, со стариками-пуэрториканцами, которые сидям там же и каждый день обсуждают государственные пособия и кому какой чек сегодня пришел, и как еще можно что получить.
Они ворчат, когда я пытаюсь попасть домой - заставила, мол, немолодого человека встать.
Один только, темнокожий красавец лет эдак 80и, каждый раз приподнимает шляпу.
И потом продолжает голосить о пособиях.
Обожаю.
*
На другой улице вчера обнимала мексиканскую бабушку - черные подростки в субсидированном доме кидались разной фигней из окна. Что-то было тяжелое, что-то полегче. Бабушке повезло - шахматные фигурки пролетели мимо. Об ее голову разбилось что-то противное, белое, липкое. Я вытирала ей волосы, она плакала и что-то говорила, я, как всегда, ничего не поняла, и в конце концов мы разошлись.
Обидней всего было, наверное, понимание того, что вызывать полицию - бесполезно.
*
Братва в субсидированном жилье, кстати, это еще отдельный рассказ, но в другой раз.
*
До того как нашелся мой ноутбук я ходила в библиотеку. Если записываться с утра, то можно попасть к компу на 45 минут во второй половине дня.
В первый день из этих 45 минут первые 10 ругалась с очередный наркоманом, который сидит за моим компьютером и тупо смотрит в экран. Потом подняла глаза и увидела мужчину, переодетого женщиной, с силиконовыми губами.
Помните второстепенного героя, владельца бензоколонки, в фильме "Укрощение строптивой"? Он вечно говорил: "Невозможно работать!" - закрывал бензоколонку и уходил.
Вот и я.
Совершенно невозможно работать.
*
Много времени я провожу в прачечной. Почему-то каждый раз попадаю на сериал, "лето любви". Испанский, правда, от него не улучшается, но я так поняла, что там все непросто.
В один прекрасный день прихожу, загружаю в стиральную машину белье, сажусь. Я и еще десяток мамасит (так я любовно называю мексиканских тетечек - не вслух, естественно. а мужчин - папаситами).
Так вот, сажусь, читаю. И вдруг - вдруг - мамаситы перестают складывать белье. Стиральные машины - честное пионерское! - перестают крутиться. И кругом такое, на вздохе - оооох!
Смотрю на экран. Там главный герой на больничной койке, рядом главная героиня, и только что зашел врач.
Понимаете, это наверное такой момент - выживет ли Изаурин сеньор Тобиас! По-крайней мере, я так поняла.
Стоим, значит, не дышим. И вдруг в прачечную забегает папасито с соседней стройки. Грязный весь. Подбегает к экрану и замирает в позе охотнечей собаки.
Врач что-то там говорит.
Мамаситы ахают, охают, улыбаются. Папасито, на всю прачечную, произносит: "ну слава б-гу", вытирает лоб и убегает. Машинки снова начинают стирать белье.
Я так поняла, что Тобиас все-таки не сгорел.
*
В метро люди черные и латиноамериканские иногда на меня смотрят -- вот она, последняя белая остановка - ты вообще куда?
Я и сама не знаю.
В метро сижу с мальчиком. Его мама, красивая-глаз-не-отвести, смуглая с узкими глазами, на каблуках, очень худая - из бывших моделей или похожих профессий, на него орет. Так, чтобы весь вагон слышал, показательно.
Кричит, ты что, хочешь жить, как такой-то? В таком же (пропущено) доме? Ты, (пропущено), все о видеоигре думал, вместо того, чтобы думать об учебе. Это какое ж ты (пропущено).
И по кругу.
В процессе воплей выясняется, что у мальчика в школе спросили о самом ярком воспоминании лета. Он забыл, естественно, про прочитанные книги - и назвал видеоигру.
Мальчик был первоклассником.
Мы сидели и переглядывались. Мне было стыдно - очень стыдно - за эту орущую женщину. Не за то, что она орала на мальчика, как, безусловно, орут, или хотят орать, все родители. А за то, что она орала - для себя. Потому что она была на сцене. Потому что она все еще ничего.
Я очень много пропускаю.
А потом она стала орать на какого-то мужчину, и вдруг оказалось, что это - папа. И тут мне ее стало жалко, потому что у нее в глазах появилась мольба - люби меня, пожалуйста. Поддержи меня, пожалуйста. А папа - вполне адекватный, обьясняющий ей, что для ребенка семи лет видеоигра - интересней, чем книга, и это нормально - на нее смотрел устало, и в глазах его было - чтобы я еще раз женился на красивой!
Но женщина не останавливалась, и матом стала орать на папу, он же пытался ее успокоить, но потом и сам заорал.
Мы с мальчиком вросли в сиденье.
- Черт, - сказал мальчик.
- Ничего, - сказала я.
- И когда это закончится? - спросил мальчик взволнованным голосом.
- Уже скоро, - ответила я. - Когда вырастешь.
- Поскорей бы, - вздохнул мальчик.
- Уже скоро, - повторила я.
- Правда? - сказал мальчик. - Жду не дождусь.
Но я выходила и всего лишь кивнула. Родители продолжали орать друг на друга.
Иногда мне кажется, что некоторым из нас лучше повзрослеть. И только тогда можно выдохнуть - закончилось. Можно жить.
Поскорей бы.
*
Почему-то все то, что я хотела рассказать, улетучилось, а вышло вот это. Наверное, я в другой раз попробую заново. А пока пойду посижу на подоконнике.