***
Иисус идет по косам и наносам,
по городкам, лепящимся вдали,
по разливанным рекам и приливам,
застывшим перед Ним, и тихой силой
встревожен и покоен каждый шаг.
И распускаются деревья, тонут звери.
Он их спасает. Раскрывает гневно
Свои святые недра. Древо врыто.
А поперечину несет Он сам.
Теперь в воде по пояс. А холмы
поют Ему немолкнущую песнь,
размыты половодьем. Не утонут,
лишь озерцо останется на каждом,
чтоб жили утки и пришел лисенок.
И от шагов зашевелились ивы
девичьей гривой, плеткой-семихвосткой.
Багрово небо. Притаились люди
и вдаль плывут, как семя.
Так от усталости Ему в глазах
привиделось: в ущельях муки кораблей,
шмели под солнцем. И озноб под кожей.
Он видит мир нерастворимой чашей.
по городкам, лепящимся вдали,
по разливанным рекам и приливам,
застывшим перед Ним, и тихой силой
встревожен и покоен каждый шаг.
И распускаются деревья, тонут звери.
Он их спасает. Раскрывает гневно
Свои святые недра. Древо врыто.
А поперечину несет Он сам.
Теперь в воде по пояс. А холмы
поют Ему немолкнущую песнь,
размыты половодьем. Не утонут,
лишь озерцо останется на каждом,
чтоб жили утки и пришел лисенок.
И от шагов зашевелились ивы
девичьей гривой, плеткой-семихвосткой.
Багрово небо. Притаились люди
и вдаль плывут, как семя.
Так от усталости Ему в глазах
привиделось: в ущельях муки кораблей,
шмели под солнцем. И озноб под кожей.
Он видит мир нерастворимой чашей.