* * *
Голая вишня полна белыми всадниками,
леопардами, гончими, ястребами,
от сияния солнца ни капли крови,
с бисером в стременах раскатится день.
Дикую охоту стряхнёт снегирь,
и пока ты кормишь снежных птиц,
они тихой стаей бьются в двери,
ослепнув то ли от алмазной пыли,
то ли от кровинок в твоей ладони,
Жилка в притолоке звучит и бьётся,
дым из котельной глядит оленем
по краю зубчатого горизонта,
рассекаемого горой отбросов,
все птицы - сюда, будто заказаны
им океаны горячей пыли.
И когда раскалывается старая вишня,
и одна цветущая половина падает в воду,
а вторая даёт лёгкую тень над твоей головой,
на коляску накинут платок, ты читаешь на травке,
открыв повыше голые ноги,
ты похожа на книгу, на сон ребёнка, -
всё поёт об одном и том же,
никому и ничего не должен,
ухожу и снова возвращаюсь.
А по озеру идёт дождь,
прикасаясь к нашим запястьям.
леопардами, гончими, ястребами,
от сияния солнца ни капли крови,
с бисером в стременах раскатится день.
Дикую охоту стряхнёт снегирь,
и пока ты кормишь снежных птиц,
они тихой стаей бьются в двери,
ослепнув то ли от алмазной пыли,
то ли от кровинок в твоей ладони,
Жилка в притолоке звучит и бьётся,
дым из котельной глядит оленем
по краю зубчатого горизонта,
рассекаемого горой отбросов,
все птицы - сюда, будто заказаны
им океаны горячей пыли.
И когда раскалывается старая вишня,
и одна цветущая половина падает в воду,
а вторая даёт лёгкую тень над твоей головой,
на коляску накинут платок, ты читаешь на травке,
открыв повыше голые ноги,
ты похожа на книгу, на сон ребёнка, -
всё поёт об одном и том же,
никому и ничего не должен,
ухожу и снова возвращаюсь.
А по озеру идёт дождь,
прикасаясь к нашим запястьям.