РЕПОРТАЖ № 7
РЕПОРТАЖ № 7
Женечка Кирпичёва, секретарь суда, закрывает окно, чтобы сквозняки не повредили здоровью участников судебного разбирательства. «Встать, суд идет!» - объявляет Женечка. Напротив меня, метрах в пяти, располагается государственный обвинитель Н.В. Балашова. Она в легкомысленной летней блузке, коротенькой юбке и нисколько не похожа на помощника прокурора. Один из арестантов в нашем СИЗО сталкивался с Наталией Викторовной в судебном разбирательстве. Мнение о ней такое: «Ей прокурор района показывает направление движения, а дальше она идет тараном. Ни профессиональной, ни человеческой совести не имеет, а как юрист очень слаба. Хочет сделать карьеру - исполнительных любят. Мы с защитником заявили ей отвод - наделала глупостей, очевидных даже судье. На следующем заседании ее не было, наверное не справилась с поручением». Пока не знаю, верить ли этому заявлению, но начинаю видеть, как за кроткой женской внешностью государственного обвинителя проступает классовый враг.
Женечка Кирпичёва приглашает в зал заседаний потерпевшую Егорову Любовь Константиновну.
По закону, следователь своим постановлением признает потерпевшим, помимо убитого Б.И. Егорова, его близкого родственника, правопреемника (часть 8, ст. 42 УПК РФ). Потерпевший - это обвиняющая сторона в процессе, и он наделен правами в том же объеме, что и прокурор. Пять судебных заседаний прошли без участия Л.К. Егоровой. Для меня кажется странным такое безразличие к установлению истины. Выходит, семья Егоровых безоговорочно верит прокуратуре? Не желает контролировать ход разбирательства? Новый УПК РФ предоставляет потерпевшему, помимо прочих, такие права: представлять доказательства, заявлять отводы и ходатайства, иметь представителя (адвоката), знакомиться со всеми материалами уголовного дела, выступать в судебных прениях, поддерживать обвинение, приносить жалобы.
Любовь Константиновну я вижу впервые. Это невысокая, худощавая женщина, 55 лет, бухгалтер в фирме «Владтакси», бывшем государственном таксопарке. Мои защитники интересовались у ее коллег, какова Егорова на работе, в быту. Такое право дано опять же новым УПК РФ, действующим с 1 июля 2002 г.: собирать и представлять доказательства, необходимые для оказания юридической помощи путем опроса лиц с их согласия, истребования справок, характеристик… (ст. 53 и ст. 86 ПК РФ). Выяснилось следующее: любительница выпить спиртного, нечиста на руку, недобросовестна, склонна ко лжи, пользуется интригами. После смерти мужа в семье сделаны дорогие покупки, приобретен автомобиль.
Очевидцем преступления Л.К. Егорова не является, на предварительном следствии никаких уличающих меня показаний не давала. Мне важен ее допрос для выявления тех обстоятельств дела, которые следствие скрыло от суда либо исказило при выдвижении обвинения.
Судья задает традиционный вопрос: знает ли потерпевшая подсудимого (то есть меня). Ответ: «Не знаю, никаких отношений не поддерживаю, ранее не встречались». Допрос потерпевшей начинает, как следует из закона, государственный обвинитель:
- Скажите, чем занимался Ваш муж в последние годы жизни?
Я не помню… Я уже давала об этом показания раньше.
Защитники переглянулись: что за странность, жена не помнит чем занимался ее муж пару лет тому назад! Государственный обвинитель просит суд огласить показания потерпевшей, данные ею на предварительном следствии.
Прошу у судьи разрешения посоветоваться с адвокатом. Отказать в такой просьбе не могут по закону. Без нашего согласия показания Л.К. Егоровой огласить нельзя. Если не огласить, они не могут быть положены в основу приговора. В тех ее показаниях, что даны следователю в мае прошлого года, нет никаких для меня неудобств. Напротив, имеются оправдывающие меня обстоятельства. 16 мая 2001 г. Л.К. Егорова твердо указала на допросе, что в 8 часов 35 минут утра в день убийства ей позвонила дочь Виктория и сообщила, что отец мертв. Бухгалтер в силу своей профессии бережно обращается с цифрами. Если сказала Любовь Константиновна «8 часов 35 минут утра», значит, на то есть основания. Сегодня, год и три месяца спустя, она может и не помнить точное время звонка, а надо, чтобы вспомнила. Мужчина, который якобы произвел три выстрела из охотничьего ружья и убил Б.И. Егорова, стрелял не ранее 8 часов 50 минут утра. То есть стрелял в мертвое тело, и убийцей как таковым при данных обстоятельствах быть не может. Кто убил Б.И. Егорова до 8 часов 35 минут, суд выяснять не обязан - на то есть органы следствия (прокуратура), однако обвинения с меня должны быть сняты.
Адвокат согласился с моими доводами и сторона защиты не возражает огласить показания Л.К. Егоровой, данные ею на предварительном следствии.
Судья Соловьева зачитывает протокол допроса от 16 мая 2001 г.: «15 мая 2001 г. я проснулась утром у себя дома. Там же находилась моя дочь, В.Б. Егорова, и муж, Б.И. Егоров. В 7 часов 30 минут я ушла на работу. Дочь спала, а муж сидел на кухне и читал газеты. В 8 часов 35 минут мне позвонила дочь и сообщила, что мужа убили, и я сразу приехала домой».
- Вы подтверждаете данные ранее показания?
- Подтверждаю.
Вот это и требовалось стороне защиты - ввести в качестве доказательства по делу утверждение свидетеля о времени наступления смерти Б.И. Егорова. В каком-нибудь детективе сыщик Эркюль Пуаро или инспектор Коломбо ухватились бы за странное противоречие: потерпевший в 8 часов 35 минут был уже мертв, а выстрелы, якобы убившие его, прозвучали гораздо позже. В российской следственной практике такие нестыковки ровным счетом никого не интересуют. Только в книжках над одним-единственным убийством ломают голову следователь, оперативники и эксперты. В жизни мальчику из деревни Хелемендику, только-только окончившему юридический курс, сваливают одновременно десять уголовных дел и в этой куче трупов, в мельтешении свидетелей, преступников, доказательств не то что о сопоставлении фактов станешь думать, а имя-отчество потерпевшего забудешь. Потому меня и обвиняли в убийстве В.Б. Егорова, а убитым оказался Борис Иванович, т.е. Б.И. Следователь штампует дела, как работник конвейера: делай раз - предъявил обвинение; делай два - допросил; делай три - скинул материалы в суд, а там пусть разбираются.
Государственный обвинитель Балашова интересуется: «Скажите, Любовь Константиновна, что Вам говорила дочь о событиях дня убийства?» Я тут же пытаюсь заявить протест - зачем собирать слухи и сплетни, когда можно допросить в суде непосредственно Викторию Егорову и узнать все из первых рук!
Опять же, лишь в иностранных фильмах защита восклицает с места: «Протестую, Ваша честь!» В российском суде неизменно делается замечание - порядок судебного заседания якобы нарушен. Судья Соловьева позволяет пересказать то, что Любовь Константиновна своими глазами не видела и видеть не могла:
«Кровь Вики (ее дочери. - И.Г.) была везде: на стене подъезда, на полу - убийца разбил ей голову прикладом». Я знаю выводы судебно-биологической экспертизы, приобщенные к материалам дела (т.3., л.д. 69-71) - крови Егоровой Виктории Борисовны на месте происшествия не обнаружено. Налицо существенное противоречие между показаниями свидетеля и обстоятельствами дела.
«Вика видела момент выстрела: убийца приставил обрез к печени моего мужа и…»
Из материалов дела следует, что В.Б. Егорова могла наблюдать лишь один выстрел - третий по счету. Свидетель Маломуд показала на предварительном следствии и в суде (заседание № 5 от 15.08.02 г.), что наблюдала с балкона своей квартиры третий выстрел и видела, что он был произведен именно в голову потерпевшего. Второе существенное противоречие между показаниями свидетелей.
«Вика позвонила в милицию, но там сказали, что вызов уже принят».
Год назад, когда следователь допрашивал Викторию Егорову и Любовь Константиновну, ни о каком звонке в милицию речь не шла. Те из свидетелей, кто действительно звонил, просил помощи, - сообщили об этом. Одной из странных особенностей этого дела была та, что Виктория Егорова позвонила матери на работу, набрала шестизначный номер телефона, а по «02» обратиться не «догадалась». Любовь Константиновна к моменту своего допроса в суде знала о том, что на отсутствие звонка в милицию защита обратила внимание. Она читала полемические статьи в прессе о данном уголовном деле, о чем и сообщила суду.
Государственный обвинитель имеет в виду, что время смерти и время выстрелов в Б.И. Егорова пока что не совпадают. Госпожа Балашова желает «подправить» показания Любови Константиновны:
- Скажите, Вы точно помните, когда дочь звонила Вам на работу 15 мая 2001 г.?
Расчет на то, что Егорова поймет намек и скажет нужные слова: «Прошло столько времени! Точно я не помню…» - чик-чик и противоречие снято. Неожиданно Любовь Константиновна расстраивает планы обвинения:
- Да, я точно помню: звонок был именно в 8 часов 35 минут, я еще взглянула на часы в бухгалтерии - они висят на стене, большие такие.
Балашова от досады краснеет, но продолжает ставить капканы защите: «Скажите, Ваш муж употреблял спиртное?» Свидетель Маломуд показала, что Б.И. Егоров страдал алкогольной зависимостью и на этой почве ссорился с дочерью Викторией. (Не здесь ли таятся мотивы преступления?) Любовь Константиновна, по отзывам ее знакомых, тоже любила выпить с мужем. На суде Л.К. Егорова соблюдает принцип «о мертвых или хорошо, или ничего», потому врет: «Нет, мой муж не злоупотреблял спиртным!» Кстати, в латинском первоисточнике на самом деле говорится: «О мертвых либо правду, либо ничего!»
Собственно о событии преступления Л.К. Егорова ничего суду показать не могла - она приехала с работы после того, как муж был убит. Никаких версий преступления Любовь Константиновна не выдвигала, о многом якобы не помнила или не знала. Для государственного обвинителя улов отсутствовал - меня изобличить до сих пор не удается.
Допрос продолжается. Стороне защиты разрешено задавать вопросы. Я пытаюсь выяснить у потерпевшей интересующие меня подробности:
- Скажите, в каком процессуальном качестве Вы участвовали в осмотре места происшествия?
- Не поняла…
- Вы участвовали в осмотре места происшествия?
- Нет.
- Как же «нет», если в протоколе осмотра имеются Ваши подписи о разъяснении Вам процессуальных прав свидетеля, о подтверждении правильности записей в протоколе?
- Я нигде не расписывалась!
Прошу суд огласить протокол осмотра места происшествия (т. 1, л.д. 49-57), предъявить Егоровой к опознанию ее личные подписи. Государственный обвинитель не возражает. Судья Соловьева раскрывает том материалов уголовного дела, осматривает протокол сама, а затем предлагает потерпевшей подойти и посмотреть на документ. Егорова с удивлением разглядывает свои подписи, но признает их своими. Действительно, ей разъясняли процессуальные права свидетеля по делу и она расписалась на каждом листе протокола. Судя по выражению лица Любови Константиновны, для нее это новость. Еще одна небольшая победа защиты - суду наглядно доказано, что потерпевшая может, тактично выражаясь, ошибаться, неправильно отражать события, очевидцем которых являлась.
Допрос продолжается:
- Любовь Константиновна, у Вас есть дочь, Любовь Борисовна Егорова?
- Нет, у меня одна дочь Виктория, никакой дочери Любови Борисовны у меня нет.
- Как Вы объясните запись в протоколе осмотра места происшествия, что у Вас есть дочь Любовь?
- Такого не может быть.
Прошу суд огласить содержание записи в первом томе на обороте 52-го листа. Государственный обвинитель не возражает, судья Соловьева зачитывает: «Участники осмотра проходят в квартиру, в которой находится Егорова Любовь Константиновна. За порогом входной двери квартиры обнаружены пятна вещества бурого цвета, похожие на кровь. Аналогичные пятна обнаружены в прихожей. Из пояснений присутствовавшей при осмотре Л.К. Егоровой следует, что это кровь Егоровой Любови Борисовны, ее дочери». Потерпевшая оживленно поясняет:
- Так это просто ошибка. Должно быть записано: «Виктории Борисовны».
Я желаю добиться своего:
- Вы читали протокол осмотра места происшествия?
- Не помню.
- Вы подписывали протокол, что согласны с правильность изложенного в нем?
- Подписывала.
- Вы удостоверили своей подписью ложную информацию?
Судья Соловьева мигом поняла, что зайти в таком допросе можно далеко, тема фальсификаций скользкая, и потому обрывает меня: «Подсудимый, Вам пояснили, что это ошибка, другие вопросы у Вас имеются?»
- Любовь Константиновна, Вы лично видели кровь дочери? При каких обстоятельствах?
- Да, у ней была разбита голова… Преступник ударил ее прикладом, Вика упала и ползла, ползла, ползла к двери. Стена в подъезде, лестница, пол - все было в ее крови. На ней был халат залит кровью, и в квартире была кругом ее кровь.
- Любовь Константиновна, как Вы можете объяснить, что экспертиза по делу не обнаружила крови в подъезде: ни на стене, ни на лестнице, ни на площадке - нигде в тех местах, на которые Вы указываете?
- Я ничего не понимаю в ваших экспертизах.
Еще одна победа стороны защиты: противоречие между показаниями Л.К. Егоровой и объективными данными (заключением эксперта) не устранено. Суд получил основание усомниться в добросовестности и непредвзятости обвинения.
- Любовь Константиновна, Вы получали от следователя вещи погибшего мужа?
- Да, получала.
- Вас не удивило, что кроме связки ключей и пачки сигарет в карманах убитого ничего не было? Ни денег, ни документов?
- Нет, не удивило.
Я желаю выяснить мотив убийства и дать правильную квалификацию преступлению. Почему убили Б.И. Егорова? Этот вопрос следствием не разрешен. Если мужчина выходит утром из дома в будний день (был вторник), можно полагать, что в его карманах находится документ, удостоверяющий личность, и некоторое количество денег, пускай лишь на проезд в городском транспорте. В карманах убитого было пусто… Любой следователь выдвинул бы версию ограбления, поинтересовался у родственников, что пропало. Любовь Константиновна расписалась за получение трех ключей и пачки сигарет, чему нисколько не удивилась. Меня поразило ее равнодушие.
Квалификация преступления имеет большое значение для подсудимого. Если у Егорова пропал бумажник, часы или какие-то документы, убийство следует квалифицировать по части 2 ст. 105 УК РФ «из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом». В этом случае обвиняемый имеет право требовать для себя суда присяжных или рассмотрения его дела коллегией в составе трех профессиональных судей. То есть законодатель предусматривает особо тщательное, квалифицированное разбирательство, исключающее грубые ошибки правосудия. Меня же обвиняют по части 1 той же статьи 105 УК РФ, то есть в убийстве человека без отягчающих обстоятельств. Первая часть статьи подлежит рассмотрению дела судьей единолично. На кого проще «надавить» ФСБэшникам: на Оксану Владимировну Соловьеву или на коллегию из 12 присяжных заседателей? Кто будет объективнее: молодая женщина - судья из района - или же трое опытных профессионалов Примкрайсуда? Передавать свою туфту в краевой суд прокуратура Ленинского района побоялась, потому закрыла глаза на правильную квалификацию преступления и сунула четыре тома макулатуры в «карманный» суд, где все «увязано».
- Любовь Константиновна, куда вышел из дома Ваш муж утром 15 мая 2001 г.?
- Я не знаю.
- Предположения какие-нибудь имеете?
- Не имею.
Да, «крепкий орешек» эта Егорова, поразительно не любопытна для женщины.
- Любовь Константиновна, что обычно имелось в карманах Вашего мужа?
- Ну, паспорт, портмоне…
- Паспорт Вы видели после убийства?
- Да, видела, он был дома.
- А портмоне?
- Портмоне? - Егорова задумалась. - Нет, не видела… Оно куда-то исчезло.
Смотрю на реакцию судьи. Лицо О.В. Соловьевой непроницаемо. Только что поставлена под сомнение правильность квалификации обвинения и, соответственно, подсудность дела районному суду! Следствие игнорировало версию убийства с целью ограбления - самую очевидную и мотивированную версию. Продолжаю сыпать соль на раны госпожи Балашовой:
- Любовь Константиновна, а деньги у мужа в карманах были?
- Да, он хранил их в портмоне. Не то что большие деньги, но рублей 100 всегда было.
- А в то утро, 15 мая 2001 г., у Б.И. Егорова при себе имелись деньги?
- Была какая-то небольшая сумма…
Для квалификации убийства по части 2 ст. 105 УК РФ не имеет значения величина украденной суммы или же ценность похищенных вещей. Если преступник убил человека и вытащил у него из кармана портмоне, то прокуратура обязана возбудить уголовное дело не только по факту убийства при отягчающих обстоятельствах, но и за разбой, совершенный с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего (от 8 до 15 лет лишения свободы). По совокупности составов преступлений может быть вынесен приговор - пожизненное лишение свободы.
Исчезновение после убийства портмоне и денег - это вновь открывшееся обстоятельство, и судья обязана отреагировать. Вижу, что пока не реагирует. Что же, приговор не постановлен, и с формальной точки зрения критиковать судью Соловьеву не за что.
- Любовь Константиновна, а Вы уверены, что звонок дочери Вам на работу случился именно в 8 часов 35 минут утра?
- Уверена! Хотя постойте…
Вижу, что Егорова в смятении, она вспомнила какие-то наставления и ужаснулась допущенному промаху.
- Нет, нет, это не Вика позвонила мне на работу, а я позвонила ей домой в 8 часов 35 минут. Мне надо было разбудить дочь, она собиралась идти сделать фотографию. Вика звонила мне позже, часов в 9 утра, я точно не помню. Вот тогда она мне и сказала, что папу убили…
- Любовь Константиновна, Вы намеренно вводили следствие и суд в заблуждение о времени звонка дочери?
- Нет, я просто ошиблась.
Для суда очевидно, что свидетель дает противоречивые показания. Выяснить: кто, когда, кому звонил по телефону довольно просто. Надо затребовать у оперов из «убойного отдела» тарификацию входящих-исходящих звонков с телефона убитого Б.И. Егорова. Такой документ существовал на стадии предварительного следствия, и об этом указано в «Обобщающей справке по уголовному делу № 675712» (т. 1, л.д. 74): «При тарификации телефона потерпевшего установлено 8 абонентов, с которыми Б.И. Егоров часто поддерживал контакт. Дано задание на проведение оперативных установок». Отмечаю в своем дневнике, что надо заявить ходатайство об истребовании нового доказательства по делу.
Для меня не ясен вопрос: кто был убит утром 15 мая 2001 г. на пороге подъезда дома № 42 по адресу: г. Владивосток, ул. Адмирала Кузнецова? Говорят, что некто Егоров Борис Иванович, 1946 года рождения. В протоколе осмотра места происшествия нет никаких указаний, как идентифицировали труп. Голова мужчины была разбита выстрелом в упор из дробового ружья 16 калибра, лицо обезображено. На мои вопросы к следствию был ответ: в осмотре места происшествия участвовала жена потерпевшего, она и опознала. Проверяю:
- Любовь Константиновна, Вы лично видели лицо убитого, Вы опознали труп?
- Нет, я боялась подходить близко, там столько крови… Мне Вика сказала: не смотри на него, и тело было накрыто простыней. Я даже на похоронах лица не видела - голова была забинтована.
Если у Б.И. Егорова по каким-то причинам возникла необходимость «умереть», то прокуратура оказалась на редкость простодушной. В деле нет ни одного документа, удостоверявшего смерть конкретного человека. Следователь «не догадался» приобщить копию свидетельства о смерти, копию паспорта, «не сообразил» опознать труп. Надо принять во внимание столь простой способ «уйти из жизни» на территории Ленинского района г. Владивостока.
К допросу потерпевшей подключаются мои защитники. Пытается заострить внимание суда на неисследованных версиях убийства Александр Иванович Дудинский:
- Любовь Константиновна, в материалах предварительного следствия говорится о крупной сумме денег, которая должна была быть у Вашего мужа в середине мая 2001 г. 15 мая - день убийства - как раз середина месяца. Сведения верны?
- Да, я знаю, что должна была подойти денежная сумма на закупку рыбы.
- Вы что-либо слышали о Коваленко?
- Знаю, что его убили, но толком ничего не знаю.
Вопрос Дудинского не случаен. Н.В. Коваленко был местным владивостокским криминальным авторитетом по кличке «Коваль». В протоколе допроса свидетеля В.Н. Козловского от 4 октября 2001 г. (т. 1, л.д. 261-262) суконным языком казенного протокола сказано: «Б.И. Егоров … рассказывал мне, что в 2000 г. он занимался рыбоперерабатывающей деятельностью с какими-то чеченцами. Он не рассказывал мне подробности данной деятельности. Б.И. Егоров пожаловался, что данная деятельность была убыточной и в настоящее время чеченцы требуют с него деньги, которые он им должен. Кроме того, мне известно со слов Егорова, что Б.И. Егоров ранее работал в одной фирме с Коваленко Николаем Владимировичем, которого убили».
В начале августа 2001 г. меня этапировали из Москвы во Владивосток и, как водится, обработкой обвиняемого занялись опера из «убойного отдела» городского УВД. Мне сообщили, что была, мол, фирма, в которой три учредителя. Двух убили раньше, а третьим оказался Б.И. Егоров. «Колись», мол, Губкин, бери на себя все три убийства, легче будет!
Гражданин В.И. Сураев, предприниматель из Москвы, сообщил на допросе: «…Сегодня, 15 мая 2001 г., в 19.00 мне в номер гостиницы «Владивосток» звонила жена Козловского, Татьяна Яковлевна, которая и пояснила мне, что убийство Егорова связано с убийством Коваленко, которого убили примерно полгода назад, и с их совместными долгами».
Следствие, как это ни странно, не стало отрабатывать версию «чеченского следа», долгов «Коваля» и Егорова, не интересовалось судьбой «больших денег» на закупку рыбы, даже не допросили столь осведомленную Т.Я. Козловскую. Прокуратура убеждена, что совершено безмотивное убийство, а убийца именно я.
Защитник А.И. Дудинский продолжает допрос:
- Поясните, Любовь Константиновна, кто Вам сказал, что преступник ударил Викторию Борисовну именно прикладом обреза?
- Никто не говорил, я так сама думаю.
Комментарии излишни! Суд выслушивает показания «свидетеля», основанные на догадке. Уголовно-процессуальный кодекс РФ полагает: «К недопустимым доказательствам относятся … показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе…» (п. 2, часть 2, ст. 75 УПК РФ).
Защитника Дудинского особо интересуют детали:
- Вы лично видели рану на голове дочери?
- Толком не видела, но приезжала «Скорая помощь» и наложила швы, по-моему пять штук.
- Кто снимал эти швы и когда?
- Я сама снимала, а когда не помню…
Сторона обвинения говорит о крови, которую не обнаруживает эксперт, а была ли собственно кровоточащая рана? Можно ли поверить, что бухгалтер снял швы с раны на голове? Мне доводилось самому перенести незначительную хирургическую операцию на руке и снять пять швов пришлось в московской Боткинской больнице - процедура не столь простая. Да… Темная история, надо еще раз ознакомиться с заключением судмедэксперта, который осматривал Викторию Егорову. У меня сложилось впечатление, что вся история о злоумышленнике, который бил несчастную Вику по голове воронеными стволами обреза (или прикладом?) - ложь от начала и до конца. С какой-то целью Виктория Борисовна Егорова желает казаться невинной жертвой преступления. Быть может, она имеет, что скрывать от следствия и суда? Допрос свидетеля окончен, Любовь Константиновна забирает у секретаря свой паспорт и присаживается на скамью в зале заседаний.
Судья Соловьева обращается к Женечке Кирпичёвой: «Пригласи свидетеля Егорову Викторию Борисовну!» Наконец-то наступает момент истины.
И. ГУБКИН
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200240/?40_3_1