РЕПОРТАЖ № 9

Oct 15, 2002 12:51


РЕПОРТАЖ № 9


19 августа 2002 г., одиннадцать лет назад ГКЧП объявил о своем существовании. В Москву, со стороны Киевского шоссе, входили танки… Мог ли я, тогда 27-летний, представить, что отныне и моя жизнь, и жизнь всего советского народа раскололась на то, что было «до» и что случилось «после» августа 1991 года… К этому «после» относятся все три мои тюремных срока, нынешнее обвинение в убийстве владивостокского предпринимателя и Ленинский районный суд г. Владивостока.

10.30 утра, зал заседаний пуст - местные коммунисты упорно не замечают разбирательства моего дела. Конвоиры запирают клетку, государственный обвинитель и защитники занимают места за столом, секретарь Женечка Кирпичёва объявляет, что необходимо встать, мол, суд идет. В строгой черной мантии О.В. Соловьева объявляет заседание продолженным.

У меня имеется заявление: прошу повторно огласить ходатайство об исключении как недопустимого доказательства протокола опознания по фотографии с участием свидетеля Е.А. Маломуд (т. 3, л.д. 1-2). 16 августа 2002 г. суд постановил считать мое ходатайство незаявленным, так как я не подал его копию государственному обвинителю. При этом суд сделал ссылку на требование статьи 235 УПК РФ. Разъясняю суду, что отказ в рассмотрении моего ходатайства противоречит закону. Действительно, часть 1 ст. 235 УПК РФ гласит: «В случае заявления ходатайства его копия передается стороне в день представления ходатайства в суд». Однако это требование относится исключительно к стадии предварительного слушания дела, до открытия судебного разбирательства. На стадии судебного следствия, которая идет сейчас, действуют положения статьи 120 УПК РФ: «Ходатайство может быть заявлено в любой момент производства по уголовному делу». Считаю, что государственный обвинитель Балашова ввела суд в заблуждение, предложив руководствоваться статьей уголовно-процессуального закона, неприменимой на данной стадии суда. Обращаю внимание, что государственный обвинитель Н.В. Балашова плохо знает новый УПК РФ и не умеет его правильно применять.

Участники судебного разбирательства высказывают мнения по заявлению. Защитники меня поддерживают, а Балашова краснеет от досады - налицо ее профессиональная ошибка, хотя судья виновата в большей мере: решение принимала именно О.В. Соловьева и она должна оценивать правомерность доводов сторон. Балашова, как истинный работник прокуратуры, черное выдает за белое: «Я остаюсь при своем мнении, но чтобы не затягивать время, согласна на оглашение ходатайства Губкина… Что касается требований подсудимого исключить протокол опознания как недопустимое доказательство, то я не поддерживаю их. Опознание проведено безупречно: никто не оказывал на свидетеля давления, присутствовали понятые, протокол подписан всеми участниками следственного действия. Маломуд признала, что на предварительном следствии она опознала на фотографии человека, похожего на виденного ею в подъезде дома. Кроме того, на ксерокопиях фотографий и цветной фотографии она никого не опознала, так что повлиять на результат следственного действия демонстрация иных фотографий не могла».

Однако Балашова вынуждена была признать, что опознание и его результаты фальсифицированы. На самом деле свидетель утверждала, что опознаваемый всего-навсего «похож», а следователь записал, что гражданин на фотографии опознан уверенно. Маломуд не опознала во мне виденного ранее человека, твердо заявила об этом суду. «Похож» - дает право следствию подозревать меня в совершении преступления и не более. «Опознаю» - какое-никакое, но доказательство вины. Пускай шаткое, сомнительное, требующее иных подтверждений, но доказательство.

Суд отменяет свое прежнее постановление и решает считать мое ходатайство об исключении доказательства заявленным. Сторона защиты права - процессуальный закон нарушен, сейчас справедливость восстановлена.

О.В. Соловьева встает, собирает со стола тома уголовного дела, удаляется для вынесения решения по поводу допустимости доказательства. Меня уводят в конвойное помещение, запирают в тесную конуру. Проходит не менее часа томительного ожидания. Наконец поднимают в зал, судья Соловьева оглашает текст постановления: мое ходатайство не подлежит удовлетворению, требования УПК РСФСР не были нарушены, следственное действие проведено в соответствии с законом. Объявляется перерыв на обед.

* * *

Женечка Кирпичёва вызывает для допроса свидетеля Коломейцеву Ольгу Ивановну. Судья уточняет данные о личности: 1950 года рождения, работает главным бухгалтером газеты «Рыбак Приморья», проживает на одной лестничной площадке с Егоровыми. Подсудимого не знает, ранее не встречала, ни в каких отношениях не состоит.

О.И. Коломейцева очень важный свидетель: она видела незадолго до убийства возле своего дома автомашину и записала ее номер. Имеет ли машина отношение к совершенному преступлению или не имеет - о том Коломейцева не знает. Об увиденном Ольга Ивановна рассказала прокурору М.А. Оганесяну, тот сообщил об автомашине начальнику Владивостокского городского УВД полковнику Кривошвили, а затем следователю прокуратуры Хелемендику. Оперативным путем установили владельца автомобиля и гражданина, управляющего им по доверенности. Показали фотографию очевидцам и те опознали меня - такова версия обвинения.

Моя задача доказать суду, что никаких оснований предъявлять мою фотографию для опознания у следствия не было.

Коломейцева нервничает, показания дает неохотно. Государственный обвинитель: «Расскажите, чему Вы явились свидетелем 15 мая 2001 г.» Ольга Ивановна - женщина маленького роста, худенькая, близорукая - стоит ко мне боком, старается не встречаться взглядом:

- Я ничего не помню, прошло уже больше года.

- Ранее данные Вами показания подтверждаете?

- Да, подтверждаю. Все, что я знала, то сказала.

Балашова просит суд огласить протокол допроса свидетеля Коломейцевой. Без согласия защиты сделать это не позволяет закон. Беру разрешение посоветоваться с адвокатом. Объясняю А.В. Ковалеву свою позицию: необходимо ввести как доказательство утверждение Коломейцевой, что она видела белый автомобиль, а не темный, как у моего отца. Сегодня она ничего не помнит или не хочет вспомнить, пусть так. Но на предварительном следствии ею даны показания и они нас полностью устраивают. Пусть же подтвердит их, а мы используем ее слова как аргумент защиты! Адвокат соглашается со мной, и предложение государственного обвинителя не встречает возражений.

Судья оглашает протокол допроса свидетеля Коломейцевой от 9 ноября 2001 г. (т. 1, л.д. 270-271): «Примерно до 9 часов утра я гуляла с собакой возле дома, когда обходила вокруг дома, то сбоку, возле торца здания, увидела автомашину импортного производства светлого цвета, может быть белого или приближенного к нему цвета».

Свидетель Шимохин показал суду, что его задержали на автомашине цвета «мокрый асфальт», то есть черного. Коломейцева видела белую машину, а у моего отца машина черная. Неужели следствие не заметило противоречия?

«Я, пройдя мимо машины, запомнила, что передний номер не закрыт ничем, видимый. Я уже сейчас не помню знаки этого номера, но тогда их запомнила очень хорошо и сразу же, зайдя в квартиру, записала номер на клочке бумаги».

Коломейцева, единственный очевидец, не помнила номер виденной автомашины уже в тот момент, когда ее допрашивал следователь и не сообщила марку автомобиля. Клочок бумаги с записью никого не заинтересовал и достоянием обвинения не стал. Какие же доказательства против меня имела прокуратура, ссылаясь на свидетеля Коломейцеву?!

«Еще я увидела возле той машины стоявшего рядом мужчину плотного телосложения, в шапочке. Лицо мужчины я не разглядывала, так как шла и внешне его не запомнила, опознать не смогу. Одежду его я также описать сейчас не смогу».

Обратите внимание, неизвестный мужчина, которого прокуратура по каким-то причинам объявила преступником, стоял рядом с машиной и мог не иметь к ней никакого отношения. С торца дома, между прочим, находится магазин. Быть может, один из покупателей стоял, курил или кого-то ждал с покупкой. Сведения, якобы полученные Оганесяном от Коломейцевой, называются результатами оперативно-розыскного мероприятия (опроса гражданки) и обязаны стать доказательствами по делу лишь в соответствии с нормами уголовно-процессуального закона. Допрос свидетеля - процессуальное действие, его результаты могут являться доказательствами. Допросили Коломейцеву: она видела белый автомобиль неизвестной марки, номер не помнит. Из этого делают странный вывод: Коломейцева якобы видела «Тойоту-Карину» серого цвета, государственный номер Р731ВН, и на таком призрачном основании объявляют меня преступником.

* * *

Для допроса вызывается свидетель Оганесян Манвел Араратович - прокурор-криминалист Приморской краевой прокуратуры, мужчина кавказской внешности, лет 45.

На вопрос судьи свидетель поясняет, что знает меня с 1985-1986 года, когда я работал во Фрунзенском райкоме комсомола инструктором. Рассказывает, что 15 мая 2002 г. он получил вызов и прибыл на место происшествия, приступил к осмотру подъезда и поиску вещественных доказательств. «Из квартиры
№ 28 вышел мужчина, который представился как Левченко Александр Иванович, сказал, что ему нужен прокурорский работник. Он пригласил меня в квартиру, где произошла ознакомительная беседа. Левченко говорил минут 30 о совершенно посторонних вещах, я даже толком не понял о чем, а потом дал слово своей сестре Коломейцевой Ольге Ивановне. Та рассказала мне, что вышла погулять с собакой и увидела возле дома, с торца здания, стоящую автомашину «Тойота-Карина» грязновато-серого цвета. Она запомнила марку автомашины очень хорошо, я даже удивился, откуда женщина знает такие тонкости, и Коломейцева показала мне бумажку, где записала номер: Р731ВН. Я переписал данные себе, а потом сообщил их начальнику Владивостокского городского УВД Кривошвили и следователю из Ленинской районной прокуратуры Хелемендику…»

У меня к прокурору Оганесяну имеются вопросы:

- Скажите, отчего свидетель Коломейцева говорит о белом цвете автомашины, а Вы, якобы с ее слов, о сером, ищут же вообще черный?

- Да она просто боится давать показания, она запугана.

- Кем?

Оганесян пожимает плечами, всем своим видом показывает, что мой вопрос риторический, ответ на него известен…

- Скажите, у Вас не сохранилась запись номера машины?

- Нет.

- Коломейцева не упоминает в своих показаниях о марке автомобиля, Вы же называете «Тойту-Карину»…

- Мне она марку назвала.

- В какое время Вы сообщили данные об автомашине руководству УВД?

- Не ранее 10 утра, может позднее.

Ходатайствую перед судом об оглашении рапортов милиционеров, содержащихся в томе дела 1, листы 59-61.

Судья Соловьева зачитывает: «Начальнику Ленинского РУВД подполковнику милиции С.Л. Кулик. Рапорт. Докладываю Вам, что 15.05.01 г., работая на первом маршруте в составе экипажа: Басов, Чернов, водитель Сафин в 9 часов 15 минут введен план «Сирена» по убийству, подозреваемый скрылся на автомашине «Тойота-Карина» 1990 года выпуска, цвет серый, государственный номер Р731ВН.

15 мая 2001 г. милиционер Ленинского отдела вневедомственной охраны старшина Басов».

Два прочих рапорта аналогичного содержания от милиционеров с других маршрутов патрулирования.

- Скажите, как объяснить тот факт, что план-перехват «Сирена» был введен в действие уже в 9 утра, через несколько минут после убийства Б.И. Егорова? Установлен якобы даже год выпуска автомобиля, его номерной знак, марка и цвет. Вы же сообщаете эти данные как минимум на час позже. Нет ли здесь противоречия?

- Ничего удивительного, - бодро отвечает Оганесян, - на место происшествия прибыли сотрудники оперативной группы милиции, они провели опрос очевидцев и передали сведения руководству. По их данным и был введен план-перехват «Сирена». Когда ехал по вызову к месту происшествия, меня уже останавливали патрульные и проверяли документы. Я тоже ехал на «Тойоте-Карине», правда, темно-зеленого цвета. Так что рапорты соответствуют действительности.

- Вы не можете указать свидетелей, кто назвал сотрудникам оперативной группы данные автомашины и кто подтвердил, что именно на ней скрылся преступник?

- Нет, не могу, не знаю.

Казалось бы, выявился потрясающий факт: имеются какие-то очевидцы происшествия, они указали сотрудникам милиции на автомашину, в которой скрылся убийца, сообщили регистрационные номера. В материалах дела ни одного упоминания об этих чудо-свидетелях нет. Более того, тщательно скрываются фамилии сотрудников милиции, прибывших первыми на место происшествия. На стадии предварительного следствия я ходатайствовал перед прокуратурой о выяснении состава оперативной группы, первой прибывшей по вызову к месту убийства - получил отказ. Из показаний Оганесяна следует, что рапорта о плане «Сирена» не фальшивка, значит, машину искали уже в 9 часов 10 минут утра. Когда Оганесян сообщил данные об автомашине полковнику Кривошвили, для последнего это был «вчерашний день» - уже больше часа действовал план «Сирена». Отчего же обвинение не предъявит очевидцев, которые обязаны быть, раз показали около 9 утра об автомашине и преступнике, отчего свидетелем выставляют прокурора Оганесяна, который лично происшествия не наблюдал? Налицо типичный прием спецслужб: из каких-то тайных источников становятся известны факты. Чтобы не «засветить» информаторов, придумывается легенда, выставляется перед судом легальный человек, который якобы все видел и обо всем знает. Б.И. Егорова убивают примерно от 8.45 до 8.50 утра. А в 9.10 уже известно, что преступник скрылся на «Тойоте-Карине» государственный номер Р731ВН. Откуда? Никаких указаний на этот счет материалы дела не дают. Вместо реальных улик на сцену выводят прокурора Оганесяна, от которого якобы все и стало известно. Ему, мол, сообщила свидетель Коломейцева! Опять же, Коломейцева, даже если поверить Оганесяну, сообщила свою информацию не ранее 10 утра, а то и позже. Откуда в 9 утра милиция все знает? Быть может, нет и не было никаких свидетелей? Быть может, кого искать, указали милиции из ФСБ? Оганесяну поручили превратить оперативную информацию в доказательство по делу. Не заявишь же суду: «Нам сказали в ФСБ, что убийца - И.В. Губкин, он пользуется автомашиной «Тойота-Карина», государственный номер Р731ВН 25 RUS!» Если до сведения прокурора Оганесяна довели, что интересы борьбы с организованной преступностью требуют от него исполнить простую формальность - подписать протокол допроса, ввести в процесс доказывания по уголовному делу оперативную информацию - согласится ли он? Сто против одного, что согласится. Убийство Егорова случилось 15 мая, а допрос Оганесяна производится не 16 мая и не 26 мая и даже не 31 мая, а в июне месяце 2001 г., когда никаких шансов на «блицкриг» у ФСБ не оставалось. Арестовать меня во Владивостоке не сумели, никаких доказательств моей преступной деятельности не обнаружили.

Продолжаю интересоваться:

- Скажите, Манвел Араратович, якобы с Ваших слов свидетель Хелемендик показывает: за рулем «Тойоты-Карины» сидел преступник. Вы подтверждаете показания Хелемендика?

- Я ему такого не говорил.

- Почему же Хелемендик ссылается именно на Вас?

- У него и спросите, я не знаю.

- Производился ли в Вашем присутствии осмотр окрестностей места происшествия?

- Нет, осмотра не производилось.

В материалах дела нет никаких указаний, что преступник сел в автомашину и скрылся. Коломейцева видела белый автомобиль примерно за час до убийства. Никто из свидетелей не видел, как автомобиль отъезжал от дома. Быть может, осматривая местность, кто-либо обратил внимание на торец дома? Вдруг автомобиль стоял там и никуда не уезжал?

Показания Оганесяна для суда не представляют ценности, вернее, не должны представлять. Очевидцем происшествия он не является, его рассказ не подтверждается Коломейцевой. И вообще, если не принимать во внимание версию о кознях ФСБ, то могла произойти случайность: Манвел Араратович перепутал цифру или букву номера автомашины. Либо перепутала Коломейцева. Стоял возле дома какой-нибудь «Ниссан» Р781ВН белого цвета, близорукая Ольга Ивановна спутала восьмерку с тройкой, записала неверно. Могло такое случиться?

Судья Соловьева предлагает отпустить свидетеля Оганесяна по его прокурорским делам. Часть 4 ст. 278 УПК РФ гласит: «Допрошенные свидетели могут покинуть зал судебных заседаний до окончания судебного следствия с разрешения председательствующего, который при этом учитывает мнение сторон». Адвокат А.В. Ковалев категорически возражает: «Мне необходимо допросить свидетеля Оганесяна после допроса Хелемендика, у меня тогда будут вопросы, я хочу разрешить противоречия в их показаниях».

Соловьева интересуется:

- Какие противоречия?

- Хелемендик ссылается на Оганесяна, Оганесян не подтверждает показания Хелемендика. Противоречия между ними очевидны, их надо устранить.

Судья соглашается:

- Хорошо, до окончания допроса свидетеля Хелемендика Оганесяну находиться в зале судебных заседаний!

Объявляется перерыв до 14.30, меня отводят в конвойное помещение, там я делаю в дневнике пометку: ходатайствовать об установлении сотрудников милиции, прибывших на место происшествия, и об их вызове в суд.

И.В. ГУБКИН

В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200242/?42_3_1

200242, ПОЛИТИКА И ЭКОНОМИКА, И.В. ГУБКИН

Previous post Next post
Up