РЕПОРТАЖ № 9
19
августа 2002 г., одиннадцать лет назад
ГКЧП объявил о своем существовании. В
Москву, со стороны Киевского шоссе,
входили танки… Мог ли я, тогда 27-летний,
представить, что отныне и моя жизнь, и
жизнь всего советского народа
раскололась на то, что было «до» и что
случилось «после» августа 1991 года… К
этому «после» относятся все три мои
тюремных срока, нынешнее обвинение в
убийстве владивостокского
предпринимателя и Ленинский районный
суд г. Владивостока.
10.30 утра, зал
заседаний пуст - местные коммунисты
упорно не замечают разбирательства
моего дела. Конвоиры запирают клетку,
государственный обвинитель и
защитники занимают места за столом,
секретарь Женечка Кирпичёва объявляет,
что необходимо встать, мол, суд идет. В
строгой черной мантии О.В. Соловьева
объявляет заседание продолженным.
У меня имеется
заявление: прошу повторно огласить
ходатайство об исключении как
недопустимого доказательства
протокола опознания по фотографии с
участием свидетеля Е.А. Маломуд (т. 3, л.д.
1-2). 16 августа 2002 г. суд постановил
считать мое ходатайство незаявленным,
так как я не подал его копию
государственному обвинителю. При этом
суд сделал ссылку на требование статьи
235 УПК РФ. Разъясняю суду, что отказ в
рассмотрении моего ходатайства
противоречит закону. Действительно,
часть 1 ст. 235 УПК РФ гласит: «В случае
заявления ходатайства его копия
передается стороне в день
представления ходатайства в суд».
Однако это требование относится
исключительно к стадии
предварительного слушания дела, до
открытия судебного разбирательства. На
стадии судебного следствия, которая
идет сейчас, действуют положения
статьи 120 УПК РФ: «Ходатайство может
быть заявлено в любой момент
производства по уголовному делу».
Считаю, что государственный обвинитель
Балашова ввела суд в заблуждение,
предложив руководствоваться статьей
уголовно-процессуального закона,
неприменимой на данной стадии суда.
Обращаю внимание, что государственный
обвинитель Н.В. Балашова плохо знает
новый УПК РФ и не умеет его правильно
применять.
Участники судебного
разбирательства высказывают мнения по
заявлению. Защитники меня поддерживают,
а Балашова краснеет от досады - налицо
ее профессиональная ошибка, хотя судья
виновата в большей мере: решение
принимала именно О.В. Соловьева и она
должна оценивать правомерность
доводов сторон. Балашова, как истинный
работник прокуратуры, черное выдает за
белое: «Я остаюсь при своем мнении, но
чтобы не затягивать время, согласна на
оглашение ходатайства Губкина… Что
касается требований подсудимого
исключить протокол опознания как
недопустимое доказательство, то я не
поддерживаю их. Опознание проведено
безупречно: никто не оказывал на
свидетеля давления, присутствовали
понятые, протокол подписан всеми
участниками следственного действия.
Маломуд признала, что на
предварительном следствии она
опознала на фотографии человека, похожего
на виденного ею в подъезде дома. Кроме
того, на ксерокопиях фотографий и
цветной фотографии она никого не
опознала, так что повлиять на результат
следственного действия демонстрация
иных фотографий не могла».
Однако Балашова
вынуждена была признать, что опознание
и его результаты фальсифицированы. На
самом деле свидетель утверждала, что
опознаваемый всего-навсего «похож», а
следователь записал, что гражданин на
фотографии опознан уверенно. Маломуд
не опознала во мне виденного ранее
человека, твердо заявила об этом суду. «Похож»
- дает право следствию подозревать меня
в совершении преступления и не более. «Опознаю»
- какое-никакое, но доказательство вины.
Пускай шаткое, сомнительное, требующее
иных подтверждений, но доказательство.
Суд отменяет свое
прежнее постановление и решает считать
мое ходатайство об исключении
доказательства заявленным. Сторона
защиты права - процессуальный закон
нарушен, сейчас справедливость
восстановлена.
О.В. Соловьева встает,
собирает со стола тома уголовного дела,
удаляется для вынесения решения по
поводу допустимости доказательства.
Меня уводят в конвойное помещение,
запирают в тесную конуру. Проходит не
менее часа томительного ожидания.
Наконец поднимают в зал, судья
Соловьева оглашает текст
постановления: мое ходатайство не
подлежит удовлетворению, требования
УПК РСФСР не были нарушены,
следственное действие проведено в
соответствии с законом. Объявляется
перерыв на обед.
* * *
Женечка Кирпичёва
вызывает для допроса свидетеля
Коломейцеву Ольгу Ивановну. Судья
уточняет данные о личности: 1950 года
рождения, работает главным бухгалтером
газеты «Рыбак Приморья», проживает на
одной лестничной площадке с Егоровыми.
Подсудимого не знает, ранее не
встречала, ни в каких отношениях не
состоит.
О.И. Коломейцева
очень важный свидетель: она видела
незадолго до убийства возле своего
дома автомашину и записала ее номер.
Имеет ли машина отношение к
совершенному преступлению или не имеет
- о том Коломейцева не знает. Об
увиденном Ольга Ивановна рассказала
прокурору М.А. Оганесяну, тот сообщил об
автомашине начальнику
Владивостокского городского УВД
полковнику Кривошвили, а затем
следователю прокуратуры Хелемендику.
Оперативным путем установили
владельца автомобиля и гражданина,
управляющего им по доверенности.
Показали фотографию очевидцам и те
опознали меня - такова версия
обвинения.
Моя задача доказать
суду, что никаких оснований
предъявлять мою фотографию для
опознания у следствия не было.
Коломейцева
нервничает, показания дает неохотно.
Государственный обвинитель: «Расскажите,
чему Вы явились свидетелем 15 мая 2001 г.»
Ольга Ивановна - женщина маленького
роста, худенькая, близорукая - стоит ко
мне боком, старается не встречаться
взглядом:
- Я ничего не помню,
прошло уже больше года.
- Ранее данные Вами
показания подтверждаете?
- Да, подтверждаю. Все,
что я знала, то сказала.
Балашова просит суд
огласить протокол допроса свидетеля
Коломейцевой. Без согласия защиты
сделать это не позволяет закон. Беру
разрешение посоветоваться с адвокатом.
Объясняю А.В. Ковалеву свою позицию:
необходимо ввести как доказательство
утверждение Коломейцевой, что она
видела белый автомобиль, а не
темный, как у моего отца. Сегодня она
ничего не помнит или не хочет вспомнить,
пусть так. Но на предварительном
следствии ею даны показания и они нас
полностью устраивают. Пусть же
подтвердит их, а мы используем ее слова
как аргумент защиты! Адвокат
соглашается со мной, и предложение
государственного обвинителя не
встречает возражений.
Судья оглашает
протокол допроса свидетеля
Коломейцевой от 9 ноября 2001 г. (т. 1, л.д.
270-271): «Примерно до 9 часов утра я гуляла
с собакой возле дома, когда обходила
вокруг дома, то сбоку, возле торца
здания, увидела автомашину импортного
производства светлого цвета, может
быть белого или приближенного к нему
цвета».
Свидетель Шимохин
показал суду, что его задержали на
автомашине цвета «мокрый асфальт», то
есть черного. Коломейцева видела белую
машину, а у моего отца машина черная.
Неужели следствие не заметило
противоречия?
«Я, пройдя мимо
машины, запомнила, что передний номер
не закрыт ничем, видимый. Я уже сейчас не
помню знаки этого номера, но тогда их
запомнила очень хорошо и сразу же,
зайдя в квартиру, записала номер на
клочке бумаги».
Коломейцева,
единственный очевидец, не помнила
номер виденной автомашины уже в тот
момент, когда ее допрашивал
следователь и не сообщила марку
автомобиля. Клочок бумаги с записью
никого не заинтересовал и достоянием
обвинения не стал. Какие же
доказательства против меня имела
прокуратура, ссылаясь на свидетеля
Коломейцеву?!
«Еще я увидела возле
той машины стоявшего рядом мужчину
плотного телосложения, в шапочке. Лицо
мужчины я не разглядывала, так как шла и
внешне его не запомнила, опознать не
смогу. Одежду его я также описать
сейчас не смогу».
Обратите внимание,
неизвестный мужчина, которого
прокуратура по каким-то причинам
объявила преступником, стоял рядом с
машиной и мог не иметь к ней никакого
отношения. С торца дома, между прочим,
находится магазин. Быть может, один из
покупателей стоял, курил или кого-то
ждал с покупкой. Сведения, якобы
полученные Оганесяном от Коломейцевой,
называются результатами оперативно-розыскного
мероприятия (опроса гражданки) и
обязаны стать доказательствами по делу
лишь в соответствии с нормами уголовно-процессуального
закона. Допрос свидетеля -
процессуальное действие, его
результаты могут являться
доказательствами. Допросили
Коломейцеву: она видела белый
автомобиль неизвестной марки, номер не
помнит. Из этого делают странный вывод:
Коломейцева якобы видела «Тойоту-Карину»
серого цвета, государственный номер Р731ВН,
и на таком призрачном основании
объявляют меня преступником.
* * *
Для допроса
вызывается свидетель Оганесян Манвел
Араратович - прокурор-криминалист
Приморской краевой прокуратуры,
мужчина кавказской внешности, лет 45.
На вопрос судьи
свидетель поясняет, что знает меня с
1985-1986 года, когда я работал во
Фрунзенском райкоме комсомола
инструктором. Рассказывает, что 15 мая
2002 г. он получил вызов и прибыл на место
происшествия, приступил к осмотру
подъезда и поиску вещественных
доказательств. «Из квартиры
№ 28 вышел мужчина, который
представился как Левченко Александр
Иванович, сказал, что ему нужен
прокурорский работник. Он пригласил
меня в квартиру, где произошла
ознакомительная беседа. Левченко
говорил минут 30 о совершенно
посторонних вещах, я даже толком не
понял о чем, а потом дал слово своей
сестре Коломейцевой Ольге Ивановне. Та
рассказала мне, что вышла погулять с
собакой и увидела возле дома, с торца
здания, стоящую автомашину «Тойота-Карина»
грязновато-серого цвета. Она запомнила
марку автомашины очень хорошо, я даже
удивился, откуда женщина знает такие
тонкости, и Коломейцева показала мне
бумажку, где записала номер: Р731ВН. Я
переписал данные себе, а потом сообщил
их начальнику Владивостокского
городского УВД Кривошвили и
следователю из Ленинской районной
прокуратуры Хелемендику…»
У меня к прокурору
Оганесяну имеются вопросы:
- Скажите, отчего
свидетель Коломейцева говорит о белом
цвете автомашины, а Вы, якобы с ее слов,
о сером, ищут же вообще черный?
- Да она просто
боится давать показания, она запугана.
- Кем?
Оганесян пожимает
плечами, всем своим видом показывает,
что мой вопрос риторический, ответ на
него известен…
- Скажите, у Вас не
сохранилась запись номера машины?
- Нет.
- Коломейцева не
упоминает в своих показаниях о марке
автомобиля, Вы же называете «Тойту-Карину»…
- Мне она марку
назвала.
- В какое время Вы
сообщили данные об автомашине
руководству УВД?
- Не ранее 10 утра,
может позднее.
Ходатайствую перед
судом об оглашении рапортов
милиционеров, содержащихся в томе дела
1, листы 59-61.
Судья Соловьева
зачитывает: «Начальнику Ленинского
РУВД подполковнику милиции С.Л. Кулик.
Рапорт. Докладываю Вам, что 15.05.01 г.,
работая на первом маршруте в составе
экипажа: Басов, Чернов, водитель Сафин в
9 часов 15 минут введен план «Сирена» по
убийству, подозреваемый скрылся на
автомашине «Тойота-Карина» 1990 года
выпуска, цвет серый, государственный
номер Р731ВН.
15 мая 2001 г.
милиционер Ленинского отдела
вневедомственной охраны старшина
Басов».
Два прочих рапорта
аналогичного содержания от
милиционеров с других маршрутов
патрулирования.
- Скажите, как
объяснить тот факт, что план-перехват «Сирена»
был введен в действие уже в 9 утра, через
несколько минут после убийства Б.И.
Егорова? Установлен якобы даже год
выпуска автомобиля, его номерной знак,
марка и цвет. Вы же сообщаете эти данные
как минимум на час позже. Нет ли здесь
противоречия?
- Ничего
удивительного, - бодро отвечает
Оганесян, - на место происшествия
прибыли сотрудники оперативной группы
милиции, они провели опрос очевидцев и
передали сведения руководству. По их
данным и был введен план-перехват «Сирена».
Когда ехал по вызову к месту
происшествия, меня уже останавливали
патрульные и проверяли документы. Я
тоже ехал на «Тойоте-Карине», правда,
темно-зеленого цвета. Так что рапорты
соответствуют действительности.
- Вы не можете
указать свидетелей, кто назвал
сотрудникам оперативной группы данные
автомашины и кто подтвердил, что именно
на ней скрылся преступник?
- Нет, не могу, не знаю.
Казалось бы,
выявился потрясающий факт: имеются
какие-то очевидцы происшествия, они
указали сотрудникам милиции на
автомашину, в которой скрылся убийца,
сообщили регистрационные номера. В
материалах дела ни одного упоминания
об этих чудо-свидетелях нет. Более того,
тщательно скрываются фамилии
сотрудников милиции, прибывших первыми
на место происшествия. На стадии
предварительного следствия я
ходатайствовал перед прокуратурой о
выяснении состава оперативной группы,
первой прибывшей по вызову к месту
убийства - получил отказ. Из показаний
Оганесяна следует, что рапорта о плане
«Сирена» не фальшивка, значит, машину
искали уже в 9 часов 10 минут утра. Когда
Оганесян сообщил данные об автомашине
полковнику Кривошвили, для последнего
это был «вчерашний день» - уже больше
часа действовал план «Сирена». Отчего
же обвинение не предъявит очевидцев,
которые обязаны быть, раз показали
около 9 утра об автомашине и
преступнике, отчего свидетелем
выставляют прокурора Оганесяна,
который лично происшествия не наблюдал?
Налицо типичный прием спецслужб: из
каких-то тайных источников становятся
известны факты. Чтобы не «засветить»
информаторов, придумывается легенда,
выставляется перед судом легальный
человек, который якобы все видел и обо
всем знает. Б.И. Егорова убивают
примерно от 8.45 до 8.50 утра. А в 9.10 уже
известно, что преступник скрылся на «Тойоте-Карине»
государственный номер Р731ВН. Откуда?
Никаких указаний на этот счет
материалы дела не дают. Вместо реальных
улик на сцену выводят прокурора
Оганесяна, от которого якобы все и
стало известно. Ему, мол, сообщила
свидетель Коломейцева! Опять же,
Коломейцева, даже если поверить
Оганесяну, сообщила свою информацию не
ранее 10 утра, а то и позже. Откуда в 9
утра милиция все знает? Быть может, нет
и не было никаких свидетелей? Быть
может, кого искать, указали милиции из
ФСБ? Оганесяну поручили превратить
оперативную информацию в
доказательство по делу. Не заявишь же
суду: «Нам сказали в ФСБ, что убийца - И.В.
Губкин, он пользуется автомашиной «Тойота-Карина»,
государственный номер Р731ВН 25 RUS!» Если
до сведения прокурора Оганесяна довели,
что интересы борьбы с организованной
преступностью требуют от него
исполнить простую формальность -
подписать протокол допроса, ввести в
процесс доказывания по уголовному делу
оперативную информацию - согласится
ли он? Сто против одного, что согласится.
Убийство Егорова случилось 15 мая, а
допрос Оганесяна производится не 16 мая
и не 26 мая и даже не 31 мая, а в июне
месяце 2001 г., когда никаких шансов на «блицкриг»
у ФСБ не оставалось. Арестовать меня во
Владивостоке не сумели, никаких
доказательств моей преступной
деятельности не обнаружили.
Продолжаю
интересоваться:
- Скажите, Манвел
Араратович, якобы с Ваших слов
свидетель Хелемендик показывает: за
рулем «Тойоты-Карины» сидел
преступник. Вы подтверждаете показания
Хелемендика?
- Я ему такого не
говорил.
- Почему же
Хелемендик ссылается именно на Вас?
- У него и спросите, я
не знаю.
- Производился ли в
Вашем присутствии осмотр окрестностей
места происшествия?
- Нет, осмотра не
производилось.
В материалах дела
нет никаких указаний, что преступник
сел в автомашину и скрылся. Коломейцева
видела белый автомобиль примерно за
час до убийства. Никто из свидетелей не
видел, как автомобиль отъезжал от дома.
Быть может, осматривая местность, кто-либо
обратил внимание на торец дома? Вдруг
автомобиль стоял там и никуда не уезжал?
Показания Оганесяна
для суда не представляют ценности,
вернее, не должны представлять.
Очевидцем происшествия он не является,
его рассказ не подтверждается
Коломейцевой. И вообще, если не
принимать во внимание версию о кознях
ФСБ, то могла произойти случайность:
Манвел Араратович перепутал цифру или
букву номера автомашины. Либо
перепутала Коломейцева. Стоял возле
дома какой-нибудь «Ниссан» Р781ВН белого
цвета, близорукая Ольга Ивановна
спутала восьмерку с тройкой, записала
неверно. Могло такое случиться?
Судья Соловьева
предлагает отпустить свидетеля
Оганесяна по его прокурорским делам.
Часть 4 ст. 278 УПК РФ гласит: «Допрошенные
свидетели могут покинуть зал судебных
заседаний до окончания судебного
следствия с разрешения
председательствующего, который при
этом учитывает мнение сторон».
Адвокат А.В. Ковалев категорически
возражает: «Мне необходимо допросить
свидетеля Оганесяна после допроса
Хелемендика, у меня тогда будут вопросы,
я хочу разрешить противоречия в их
показаниях».
Соловьева
интересуется:
- Какие противоречия?
- Хелемендик
ссылается на Оганесяна, Оганесян не
подтверждает показания Хелемендика.
Противоречия между ними очевидны, их
надо устранить.
Судья соглашается:
- Хорошо, до
окончания допроса свидетеля
Хелемендика Оганесяну находиться в
зале судебных заседаний!
Объявляется перерыв
до 14.30, меня отводят в конвойное
помещение, там я делаю в дневнике
пометку: ходатайствовать об
установлении сотрудников милиции,
прибывших на место происшествия, и об
их вызове в суд.
И.В. ГУБКИН
В содержание номера
К списку номеров
Источник:
http://www.duel.ru/200242/?42_3_1