РЕПОРТАЖ № 13
21
августа 2002 г. меня
привезли в Ленинский районный суд г.
Владивостока заведомо напрасно. Вчера,
при объявлении перерыва в заседании,
мой адвокат А.В. Ковалев разъяснил, что
на следующий день он участвует в другом
процессе и не может присутствовать при
разбирательстве дела. По закону если
хотя бы один из защитников отсутствует,
то имеется веское основание
разбирательство отложить. Я прочитал в
газетах, что в Мосгорсуде при
рассмотрении вопроса о продлении срока
содержания под стражей Н.Г. Ракс
заседание состоялось в отсутствие
защитников и представителя
государственного обвинения. Не знаю,
правильно ли отражено в прессе данное
обстоятельство, но, если правильно, -
факт потрясающий по судейскому цинизму.
В моем случае судья
Соловьева прекрасно знала, что адвокат
Ковалев не сможет прибыть в Ленинский
районный суд именно 21 августа, но
заседание все же назначила. Зачем? Не
иначе, желая лишить меня возможности
работать с документами в СИЗО. Если
оформлена доставка в суд, то арестант
просыпается часов в 5 утра, а
возвращается в камеру поздно вечером.
Прочее время проводится в вонючих «отстойниках»,
«сборках» или клетках конвойного
помещения.
На четвертый этаж, в
402-й кабинет суда меня сопровождает
женщина-милиционер Наташа и полупьяный
конвоир - то ли не отошел от ночной
гулянки, то ли принял дозу спиртного с
утра. Милиционеры вооружены
пистолетами Макарова (застегнуты в
кобуре на поясе, при случае и не
достанешь), резиновыми палками и
баллончиками со слезоточивым газом.
Мои руки стянуты за спиной наручниками.
Входим в зал
судебных заседаний. Там обнаруживается
третий конвоир, который сообщает: «Ничего
постороннего не обнаружено!» Такой
порядок: помещение предварительно
осматривается, не то в клетке
подсудимого его товарищи оставят нечто
запретное (деньги, наркотики, оружие).
Наталья не соглашается: «Ищи лучше!»
Сержант-конвоир вновь осматривает
помещение и опять ничего не находит.
«Должно быть, ищи!» -
сердится молодка. Ищут и находят рядом
с клеткой-загоном для подсудимых
пластиковую коробку с табличкой «Муляж
взрывного устройства».
- У вас что, учения? -
интересуюсь я.
- Да, в Москве сегодня
дом взорвали.
- Какой дом? Кто
взорвал?
- Да какой-то
пятиэтажный, рядом с Останкино. «Сегодня»
это по местному времени, а в Москве был
вечер вчерашнего дня.
Судебное заседание
открывается в 10.30 утра. Судья Соловьева
доводит до сведения присутствующих,
что от адвоката А.В. Ковалева поступило
ходатайство о том, что он не может
участвовать в заседании по
уважительным причинам. В этой связи он
просит отложить слушание дела.
Я поддерживаю
ходатайство своего защитника,
государственный обвинитель Н.В.
Балашова рекомендует суду
удовлетворить ходатайство, Н.М. Караева
и А.И. Дудинский того же мнения.
Суд, совещаясь на
месте, постановил объявить перерыв в
связи с неявкой адвоката Ковалева до
завтра, 22 августа 2002 г.
* * *
Меня ведут в
конвойное помещение, где в ближайшие
семь-восемь часов предстоит находиться
в клетке площадью от силы два
квадратных метра в компании четверых
бедолаг-уголовников. В тесноте можно
лишь сидеть на узкой деревянной скамье
или ненадолго встать, потоптаться на
месте. Остается размышлять о том - о сем
или писать на коленях.
Защита политических
заключенных в России шагнула за
последние два года далеко вперед.
Противоборство буржуазной юстиции
приобрело значение разновидности
классовой борьбы. Сам факт
материальной и моральной поддержки
узников-революционеров становится
известным очень широкому кругу людей.
Милиционерам-охранникам, прокурорам,
судьям, работникам СИЗО, членам их
семей, многочисленным заключенным, их
знакомым и родственникам… Это ли не
революционная пропаганда! Сотни людей
вокруг меня видят, как мне регулярно
приносят продовольственные передачи,
шлют со всех концов письма, газеты,
книги, как два-три раза в неделю в СИЗО
приходят защитники (к прочим не
приходят вовсе), как я не испытываю
нужды в бумаге, ручках, конвертах и
прочих очень значимых тюремных мелочах
- поневоле проникаются уважением к той
организации, членом которой я состою.
Многие желают вступить в мою «партию»,
которая шлет своим членам в заключении
чай, сахар, сало и сигареты.
Коммунист, да и
всякий революционер вообще, лишь тогда
спокойно и стойко будет переносить
тюремное заключение, когда любой арест,
любое следствие, любой суд над нашими
товарищами мы сумеем превратить в
агитационную кампанию - это с одной
стороны. С другой стороны, когда вопрос
освобождения политзаключенных будет
решать не прокуратура, не суд, а
революционная организация.
По данному делу я
нахожусь под стражей второй год. Только
что завершилось девятое заседание суда.
Владивостокские коммунисты, как мне
представляется, борются с антинародным
режимом в таком глубоком подполье, что
обнаружить их не удается. Мои защитники
от общественности не более чем
исключение, действуют они по
собственной инициативе, никем не
уполномоченные. Местное отделение
Комитета защиты политзаключенных пока
создать не выходит - нет добровольцев.
Уверен, что положение изменится, второе
политическое дело, когда таковое
случится во Владивостоке, пройдет
иначе. Данный процесс войдет в историю
политзащиты как первый, от начала до
конца обеспеченный материально за счет
общественности. При этом москвичи-коммунисты
прекрасно спланировали и блестяще
осуществили у себя в столице
пропагандистские акции. Благодаря
скоординированным усилиям десятков и
даже сотен знакомых мне лично и вовсе
не знакомых людей мое уголовное дело
юридически разбито. Остается научиться
освобождать наших пленных товарищей из
застенков революционными методами.
Потому свое заключение я расцениваю
как научно-практический курс обучения
в Университете марксизма-ленинизма.
Мне надо высмотреть слабые стороны
тюремной системы, отработать все
возможные приемы борьбы в застенках,
обобщить и распространить личный опыт
шести с половиной лет пребывания за
решеткой. Придет время, и теория
обернется практикой, дай Бог нам всем
терпения.
И.В. ГУБКИН
В содержание номера
К списку номеров
Источник:
http://www.duel.ru/200246/?46_3_1