ИМЕННО ТЕ ТРЕБОВАЛИ РАСПЯТЬ
Фильм
мне не глянулся.
Во-первых, было ощущение, что на меня давят, хотят из меня вытянуть «слезку».
Во-вторых, порой бывает невыносимо слушать любимое стихотворение даже в
исполнении великого декламатора - не потому, что декламатор плох, а потому что
стихотворение слишком «свое», слишком интимно-дорогое.
В-третьих, не обошлось без авторской корректуры Евангелия. Самая резкая из них -
это начало фильма. Гефсиманское борение Христа. Согласно Лк 22,43, в эту минуту
«явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его». Но в фильме Гибсона приходит
сатана и приходит, конечно, не для укрепления, а для искушения Иисуса.
Если же фильм оценивать как фильм, а не как богословское произведение, то самым
живым в нем выглядит Понтий Пилат. Каждому из остальных персонажей подарено
только по одному выражению лица, которое они послушно проносят через все
пространство фильма.
Хуже всех получилась Мать. О Матери у Креста всё, что можно сказать, сказала
Анна Ахматова: «Магдалина билась и рыдала. Ученик любимый каменел. А туда, где
молча Мать стояла, так никто взглянуть и не посмел». Гибсон посмел. Но в его
обойме актерских кандидатур не было нашей Екатерины Васильевой. В итоге эта
линия в фильме оказалась провальной.
Актерской и режиссерской удачей можно счесть подбор архиереев, судящих Христа.
Очень узнаваемо.
Гениальный кадр - слеза Бога Отца, падающая с неба на Голгофу.
Что меня удивило в этом фильме - так это то, что последним полностью
проигнорировано существование синдологии - научной программы исследования
Туринской Плащаницы (от слова sindone - плащаница). Именно синдология допустила
соприкосновение христологии и паталогоанатомии (пресловутый «натурализм»). На
Туринской Плащанице отпечаталось тело распятого человека, а потому научное
исследование этого отпечатка дало представление о том, что происходит с
человеческим телом на кресте. Сегодня известно, каким именно бичом били
Распятого. Известно, какого роста были палачи. Известно, что гвозди вбивались в
запястье, а не в ладони (если гвозди вбиваются в ладони, то они разрывают кисть
и тело падает с креста). Известно и то, что при распятии смерть наступает от
удушья, а Человек с Плащаницы умер от разрыва сердца (простите за ненаучный
термин).
Но фильм я бы советовал посмотреть - особенно эстетической элите. Фильм стоит
посмотреть хотя бы ради того, чтобы потом не допускать легковесной игры словами
«всякий художник распят»; «я на кресте творчества», «критики распяли великого
поэта»...
Теперь о теме, которая отчего-то оказалась в центре дискуссий по поводу
«Страстей Христовых». В США многие критики охарактеризовали картину тремя
словами: «натурализм, фашизм, антисемитизм»1. При этом очевидно, что слово,
стоящее в приговоре последним, на самом деле является первым и определяющим все
остальное.
Речь идет об очень серьезном праве человека. Есть ли у нас право цитировать
классические произведения литературы, если эти произведения не соответствуют
нынешним стандартам «политкорректности»? Имеют ли эти самые политкорректные
законы и стандарты обратный ход?
Гомер и все греко-римские авторы невысокого мнения о «варварах» (само это слово
по своей оценочной насыщенности не менее смачно, чем старославянское «немец» или
английское «негр»). Будем править? Издавать с купюрами? Переписывать по рецептам
Оруэлловского «Министерства правды»?
А в классических текстах еврейской культуры (то есть в Библии) немало весьма
решительных и крайне негативных оценок соседних народов как таковых. В
прокуратуру Республики Коми еще два года назад поступило исковое заявление по
этому поводу. Некий гражданин обвинял Сыктывкарскую епархию Русской Православной
Церкви за то, что она распространяет Библию. И приводил те места Ветхого Завета,
которые казались ему разжигающими межнациональную рознь...
От себя Гибсон ничего не добавил. Он ставил фильм по Евангелию. А в Евангелии
ясно говорится, что иудейские первосвященники (а не Понтий Пилат) настаивали на
казни Христа и что толпа коренных жителей Иерусалима (а не сходка римских
легионеров) кричала: «Распни Его!». Если бы Гибсон ставил учебный фильм по
материалам конференции «Богословие после Холокоста», то акценты и сюжеты могли
бы быть совсем другими. Получился бы римэйк в стиле «Иисус Христос суперзвезда»:
апостолы в джинсах, легионеры на танках...
Но Гибсон подчеркнуто буквален. Даже персонажи его фильма говорят не
по-английски, а на забытом арамейском языке. Так что все претензии к его фильму
сильно смахивают на попытку инициировать изгнание Евангелия из современной
культуры. И, честно говоря, видя, с какой страстью, какими средствами и кем
поносится гибсоновский фильм, начинаешь доверять и самому фильму: да, именно так
и именно те требовали Распятия Христа.
В последнее десятилетие сформировалась уже традиция в мировой прессе: накануне
христианской Пасхи новостные ленты начинают пестреть сообщениями о том, что
некий ученый уже окончательно доказал, что Христа распяли римляне, а еврейская
власть и толпа пытались его защитить... Ссылки идут на некие «древние источники
и Талмуд». Но древнейший нехристианский источник о событиях на Голгофе - письмо
сирийца Мары бар Серапиона к сыну, датируемое концом
I века, говорит: «Что доброго стяжали афиняне, убив Сократа, или иудеи, казнив
мудрого Царя своего?». И собственно талмудические тексты вполне однозначно
инициативу гонений на Христа приписывают именно еврейским старейшинам (см.
Толедот Иешу, 9).
Так что не только литературных, но и исторических оснований для корректировки
евангельского сценария у Гибсона не было. И критика в его адрес - это очередная
гримаса госпожи цензуры.
Но я и сам готов сказать слово предостережения тем, кто собирается просмотреть
«Страсти Христовы». Просто кино - это очень агрессивное искусство. Так когда-то
отец Павел Флоренский делил искусства по степени их агрессивности,
недиалогичности. Самое диалогичное искусство - музыка. Музыка дает некую общую
тему, а чем ты наполнишь предлагаемую тебе грусть или мечту - зависит от тебя.
Самое жесткое, навязчивое, не поддающееся зрительской интерпретации искусство -
это скульптура. В этой шкале книга ближе к полюсу свободы, чем кино. Слишком
много подробностей кино навязывает, впечатывает в сознание зрителя. Поэтому кино
«про Христа» мне вообще не нравится. Лицо актера подменяет собою Лик. До сих пор
мы говорим Тихонов - подразумеваем Штирлиц, говорим Штирлиц -
подразумеваем Тихонов. Так что перед началом киносеанса на
евангельскую тематику уместно напомнить: Христос нашей молитвы и Христос фильма
- не одно и то же. Икона своим нарочито искусственным языком помогает избежать
этой ловушки. И потому возможна безобразная молитва перед образами. От
киновпечатления защититься и избавиться будет сложнее.
Но одно из средств защиты могу предложить прямо сейчас: выходя из кинозала,
посмотрите в лица другим людям, улыбнитесь и скажите им два слова: «Христос
воскресе!».
Андрей
Кураев, диакон
1Стафьева Е. Страсти по Гибсону. «Профиль», 29 марта 2004 г.
В содержание номера
К списку номеров
Источник:
http://www.duel.ru/200419/?19_4_3