БИТЛЫ И ВЕТЕРАНЫ
БИТЛЫ И ВЕТЕРАНЫ
(Продолжение. Начало в № 45)
Новый поворот в ветеранстве
Как я писал выше, в семью полковой группы стремились влиться многие из других частей нашей дивизии, но наши места за «артельным» столом уплотнились настолько, что дальше было некуда. К счастью, нашёлся ещё один одержимый - из противотанкового дивизиона, проживавший в городе Ульяновске майор Ростов Роман Михайлович. Он был командиром батареи, но после войны переквалифицировался в военного юриста, а дослуживал до пенсии в военкомате, одновременно работая в городском совете ветеранов. Он взялся создать совет ветеранов нашей дивизии, хотя знал, что в их области проживало только два человека. Ростов дал объявления во многие края и области, из которых поступало в дивизию пополнение, с просьбой откликнуться для постановки на учёт. На его призыв откликнулись около 200 человек. Из полученных сообщений он узнал о существовании полковой группы краснодарцев и вышел на меня. Я поделился опытом, выслал ему списки и некоторые материалы по нашему полковому ветеранству, а он известил меня о том, что имеет список с адресами откликнувшихся ветеранов, и о том, что ему удалось разработать эскиз дивизионного ветеранского знака и выбить на заводе изготовление 200 штук. Он же предложил провести первую дивизионную встречу в городе Переяславе-Хмельницком, возле которого наша дивизия форсировала Днепр в сентябре 1943-го года, первой в 40-й армии. Согласие местных властей было получено. Кроме того, он убедительно просил меня возглавить совет ветеранов дивизии, поскольку только в Москве и области мог набраться «кворум» для создания такого совета, требовавшего не менее 20 человек. Кроме Москвы такой «штаб» мог быть создан в Киеве или Краснодаре, но там отсутствовали соответствующие кандидаты.
Я прекрасно понимал, что, согласившись, мне придётся действовать одному, так как все остальные продолжали работать, подрабатывая к своим пенсиям, да и предстоящие обязанности были не обычным делом, а требовали инициативы, умения и всё - на общественных началах.
На встречу я привёз некоторые наши материалы, которые с большим интересом рассматривали ветераны других частей. На этой встрече повторилось то же самое, что и на нашей полковой, но только с большим размахом, большим числом восторгов, объятий и внутренних потрясений. На состоявшемся собрании я отчаянно брал самоотвод, но, когда увидел слёзы на глазах у женской половины, вынужден был согласиться и принять власть над ветеранской паствой. На следующий день нас доставили через Днепр в памятное для всех село Григоровку. Теплая встреча с хлебом и солью у места высадки, оркестр, митинг, посещение мест боёв и вручение ветеранских знаков. Все это вылилось в единый поток незабываемого прошлого и настоящего. Улыбки, радость, слёзы и грусть! Я поклялся оправдать доверие однополчан, так как мне ещё не было 60-ти лет и я чувствовал в себе силу и умение. И, кажется, сподобился. Кое-что смог сделать для ветеранского братства и дружбы.
Это был сентябрь 1981 года - 38-летие начала форсирования Днепра. Я просил старших по полковым группам провести в следующем году полковые встречи, чтобы в 1983 году широко отметить 40-летие этой знаменательной даты, давшей дивизии 16 Героев Советского Союза, и продолжить встречу в Черкасской области на месте Корсунь-Шевченковской битвы в Лысянском районе Черкасской области.
На прощанье с моими однополчанами я просил их всех беречь не только фронтовую дружбу, но и все фотографии фронтовых лет, а также всё, что сохранилось из военного реквизита, искать неустанно своих однополчан, присылать свои фотографии паспортного размера для создания фотомонтажей, а фронтовые - для пересъемки - в мой адрес. Также пересылать все статьи и публикации с воспоминаниями, беречь от потери свои боевые награды, надёжно пристегивая их к одежде и пришивая за колечко все медали, сохранять ветеранские проездные документы и удостоверения.
Конечно же, я сделал множество снимков в местах боёв, отснял на любительскую кинокамеру открытие городского митинга, посвященного встрече ветеранов. Теперь все это уже давняя история, но она запечатлена на стендах музеев в школах и ПТУ, в ветеранских альбомах, в рамках на стенках сельских хат и городских квартир. Все овеществилось и стало достоянием истории.
Вернувшись домой, я еще с большим энтузиазмом взялся за дело и целый месяц превращал ночами ванную комнату в фотолабораторию, размножая отснятые снимки последней встречи из расчета не только на тех, кто присутствовал, но и на тех, кто по болезни не смог быть, но хотел порадоваться счастью побывавших с нами. Делал я снимки и в расчёте на будущие музеи боевой славы в каждом из сел, которые освобождали части дивизии.
По выходе на пенсию я смог в порядке четырёхлетней очереди купить машину «Москвич», которой со старшим сыном Николаем уделял много внимания. Теперь те заботы отошли на второй план, а вскоре я продал и машину, так как поездки к матери и на встречи стали льготными. Зато часть денег, вырученных за машину, потратил на ветеранскую переписку, фото- и киноматериалы и на размножение документов.
Ровно через год - 18 сентября 1982 года - я решил отметить своё 60-летие. Получил к тому дню 180 поздравлений, чему удивились работники почты, утверждая беспрецедентность случая в их практике. Присутствовавшие на моём чествовании однополчане в складчину купили мне портативную пишущую машинку, и я начал осваивать машинопись. На постороннюю помощь у меня никаких надежд не было. Единственное, о чём я просил своих однополчан, - оказывать посильную помощь при размножении циркулярных писем на аппаратах «ксерокс», только что входивших в обиход в высших столичных учреждениях под неослабным присмотром контрольных органов. Для получения тиража в 300 экземпляров нужно было получать разрешение Главлита (цензуры), где сидели твердолобые отставники-полковники, которые отказывали под предлогом того, что в их «гроссбухе» нет даже упоминания о «ветеранстве». Естественно, они всякий раз отказывали в размножении даже письма с рассказом о наших ветеранских встречах или с описанием плана проведения предстоящей встречи. Это было для меня настоящим бедствием. Не раз на этой почве я грозился бросить все затеи.
Но время шло, я успокаивался, продолжал выдумывать, творить новое. Именно в те, 80-е годы, был построен на Краснопресненской набережной крупный выставочный центр, где ежегодно демонстрировались новинки полиграфической промышленности со всех стран мира. Я посещал их ежедневно с портфелем, в котором в папке хранил оригиналы, «пузырь» коньяка, плитки шоколада. Наши инженеры, работавшие в иностранных фирмах, на ксероксах делали пробные размножения никому ненужных статей и оттиски паспортов, посему соглашались размножать мои письма, схемы боевых действий, календари, планы работ, приглашения на встречи и т.д. Я одаривал их «пузырём», а девушек шоколадками, и они работали на благородное ветеранское сообщество.
Но и там «всевидящее» око контрольных органов бдительно следило и нередко приглашало меня в какой-то уголок и тщательно проверяло. Однако, убедившись в отсутствии «самиздата», прощало, особенно когда обнаруживало, что среди других однополчан у нас есть свой Маршал Советского Союза - В.И. Петров. Правда, они удивлялись, что он не оказывает своей властью мне никакого содействия. Я имел с ним ежегодные встречи по случаю поздравлений его с днём рождения и Днём Победы, но никогда не обращался с просьбами, хотя он и был Главкомом СВ, а позднее - первым заместителем МО.
Ежегодно я поздравлял всю свою «паству» с новогодними и армейским праздниками, потом - одновременно - с Первомаем и Днём Победы. Женщин-однополчанок, а их было на учёте четверть от общего числа, поздравлял 8 марта. Нет, это были не традиционные открытки со многими пожеланиями. Это были большие информационные письма с сообщениями о том, кто откликнулся из новых однополчан, кто уже ушёл в мир иной. Чьи материалы опубликованы в печати, какие мероприятия проведены и что намечается в следующем году. Обычно это рассылалось в больших конвертах с фотографиями последней встречи. Не всегда мне удавалось за один раз доставить бандероли в почтовое отделение, где мне всегда оказывалось предпочтение, правда, не потому, что я ветеран, а потому, что в День 8 марта я поздравлял всех сотрудниц с поднесением им торта.
В ответных письмах мне приходили заполненные анкеты, фотографии, присылались фронтовые снимки. Я даже удивился - их оказалось более 60-ти. Дело в том, что наша дивизия в конце войны была выведена с переднего края и переброшена в столицу Румынии для несения комендантской службы, где однополчане и успели отмыться, вычиститься и в день Победы запечатлеть себя на снимках в городских ателье. Какая это была огромная радость не только для меня, но и всех однополчан и школьных музеев боевой славы! Ведь всем ветеранам хорошо известно, что в дивизии был только один фотограф в политотделе для изготовления крошечных снимков для партбилетов. Больше он делать не мог, да и фотоматериалов не было, далее - комсомольские билеты считались действительными и без фотографии. А запечатлеть себя у него для близких было немыслимой мечтой.
За короткое время я смонтировал полковые фотомонтажи: один с офицерами полка, откликнувшимися и вставшими на учёт, второй с рядовыми, сержантами и женщинами-фронтовичками, третий и четвёртый монтажи с фотографиями фронтовых лет этого полка. Все снабжались пояснительными надписями: кто на них, по какому случаю, дата и место съемки. Подписи делал типографским шрифтом на американской машинке «Композер» всеми существующими шрифтами и в трёх размерах. На ней же я печатал письма, наименования населённых пунктов на схемах, подробные списки ветеранов со всеми данными ветеранов: года рождения, наград, занимаемой должности, последнего воинского звания и подробного адреса проживания.
Кроме того, пришлось составить списки по областям проживания, алфавитный список с указаниями номера части. Особый интерес вызвал разработанный мною «Календарь поздравлений с днём рождения» по каждой части с выделением юбилейных дат - и всё на одном стандартном листе. На обратной стороне была таблица численности личного состава ветеранов по их званиям, должностям, профессиям и служебным категориям. Таких документов, кроме списков, я в других советах не встречал. Это были собственные выдумки и изобретения, которые сильно облегчали мне и ветеранам находить тех, кто потребуется. Возникла целая наука, которой, к сожалению, никто не воспользовался по многим причинам, о чём пойдет разговор ниже.
Деятельность председателя была столь очевидной и полезной, что я получил несколько писем от ветеранов из других дивизий с желанием состоять в нашем совете, так как у них ничего подобного нет и не предвидится, а они с радостью всё это наблюдают у соседей по двору или квартире в Кривом Роге, Ахтырке или Николаеве. Некоторые наши ветераны даже устраивали музеи на дому, наклеивая на щиты все снимки, схемы. Иногда это делали их дети и внуки. Но большинство наклеивали снимки в большие альбомы, которыми нас чествовали на встречах.
На местах
Вся огромная подготовительная работ была проведена в канун празднования 40-летия нашей Победы. Я успел разослать комплекты всех материалов килограммовыми, а то и большими по весу бандеролями во все 50 населённых пунктов, в освобождении которых принимала участие наша дивизия только на Украине. Пять бандеролей было выслано в населённые пункты на Кубани и в Ольховатский район Воронежской области, где формировалась в лесах наша дивизия в мае и июне 1943-го года. Я предполагал, что администрации сёл, школ и ПТУ останутся довольными. Но ошибся. С получением наших материалов их тут же наклеивали на стенды и помещали в музеи. Руководители администраций и колхозов звонили мне ночами, приглашая непременно посетить - хоть до ста человек - их родные места, обещая питание, ночлег, транспорт и теплую встречу.
Секрет такого внимания выдал мне председатель райсовета посёлка Лысянка, где немцы вырывались из Корсунь-Шевченковского котла и шли самые ожесточённые бои. На этой земле сражались две полевых и танковая армия, насчитывавшие до 20-ти таких соединений, как наша дивизия. Но наш совет смог создать в этим районе семь школьных музеев и снабдил таким же комплектом государственный музей, посвящённый памятной битве. В доверительной беседе он сообщил, что армии и другие соединения смогли прислать только книги мемуаров командармов, да отдельные участники прислали немного своих снимков, иногда забыв указать даже номер части.
Далее он сообщил мне о том, что прекрасно понимает, кем это всё сделано в одиночку, но отметить может только, как и всех остальных, - электробритвой, а женщин шерстяными платками. Обещал представить меня к награждению орденом «Дружбы народов», но в этом представлении председателю было отказано, так как я не житель их района и даже республики. (Если бы я получил все награды, которые мне за мою жизнь обещало начальство, медали пришлось бы вешать на спину.)
Все села, принимавшие нас на протяжении 1340 км, не взяли с нас даже по 10 копеек ни за питание, ни за проживание, ни за транспорт на месте и до следующего района или области. За все расплатились руководители районного и поселковых звеньев. А ведь кроме этого были торжественные обеды, в каждом селе вручали сувениры, подарки. Каждый участник увозил несколько электробритв, часов, фарфоровых фляг и даже транзисторные радиоприемники. Нередко ветеранов, а нас было до ста человек, разбивали на несколько полковых групп, чтобы охватить больше населённых пунктов. Уже в те годы мы были реликтами прошлого, историей.
Мне в каждом селе предлагали присвоить звание «Почетного громодянына», но я дал согласие сделать это только в трёх сёлах, которые были освобождены под моим личным командованием. Я называл фамилии достойных из достойнейших однополчан, которым надевались ленты за освобождение именно этого села. Еще одна инициатива исходила от местных жителей и властей - присвоение новым улицам наименования 38-й дивизии. Мы с радостью давали согласие на это начинание. Такие улицы имеются в четырёх населённых пунктах.
Немало нового мы узнали из практики деятельности руководительниц школьными музеями. Они распределяли свои классы за каждым нашим полком или частью. А за каждым учащимся закреплялся один из ветеранов. Так охватывались все общественной обязанностью. Один из ветеранов украинского села написал мне, что в его роду сынов не было, другие родственники проживали рядом, и ему некому было писать, как и получать письма. Но теперь он, не считая поздравлений и писем от меня и старшего по полку, получает десятками поздравления от учащихся и сам охотно отвечает им.
Кроме того, мы узнали, что музеи боевой славы пользуются на селе большим авторитетом не только у учащихся и учителей, но и всех жителей. Здесь принимали в пионеры, вручали паспорта и комсомольские билеты, здесь чествовали призывников в присутствии местных ветеранов и родителей будущих воинов. Здесь призывники давали обещание быть верными военной присяге. Первые грамоты и благодарности из частей они высылали не родителям, а именно в школьные музеи, а вернувшись со службы, оставляли в витринах знаки воинской доблести. Право же, это нас очень радовало. То были годы, когда наши Вооружённые Силы не знали такого недуга, как «дедовщина», «самоволки» и другие крупные нарушения воинского долга.
Прощаясь, я выслушивал искренние слова благодарности, особенно от тех, кому довелось воевать и в других дивизиях. Да я и сам однажды присутствовал на встрече ветеранов 339-й стрелковой дивизии, в которой с декабря 1941 по июнь 1942 года воевал на реке Миус за Ростовом, командуя тогда взводом разведки, стрелковой ротой, был начальником штаба батальона. Эта встреча проходила осенью 1985 года, и я смог сопоставить разницу в её организации, проведении, а также оборудовании единственного в городе музея боевой славы.
Ветеранское начальство
После моего избрания председателем практически несуществующего президиума совета ветеранов я оформил все вступительные документы и сдал их в Московскую секцию Советского комитета ветеранов войны с аббревиатурой «СКВВ», которая объединяла в своем составе множество комиссий по всем видам оружия. Наша комиссия представляла негвардейские стрелковые дивизии. Задача секции состояла в том, чтобы распределять годовую норму ветеранских поощрений (из расчёта в год на десять человек одну грамоту и один бланк благодарности или юбилейный ветеранский знак), да и то - только на учтенных москвичей. В начале года мы должны были представлять план работы, в конце года - отчёт. Как правило, в конце года проходила конференция ветеранского актива, на котором делался отчёт и ставились задачи на очередной период работы.
Совет нашей дивизии ничем не обременял столичную секцию, так как все встречи проходили «далеко от Москвы» - на Украине, Кубани и в Воронежской области - и организовывались без ходатайств и участия столичной ветеранской организации. По-настоящему нами заинтересовались только после того, как мы провели беспримерную встречу «на колёсах» в 1985 году. О ней и нашем старейшине ветеранского рода рядовом Фролове С.М., которому исполнилось тогда 90 лет, газета «Красная Звезда» поместила первый значительный очерк под названием «Эхо душевной щедрости», автором которой оказался ведущий журналист этой газеты полковник Алексей Хорев. Дело в том, что нашей юбилейной встрече почти в каждом районе и области посвящались целые номера газет. Ветераны пересылали их в редакцию «Красной Звезды» и рекомендовали через неё использовать наш ветеранский опыт. Это была большая статья с глубоким анализом и рекомендациями по обмену опытом работы.
Вместо знакомства и внедрения нашего опыта городская секция СКВВ встала на путь дискредитации организатора, так как к тому времени ещё ни строчки не было опубликовано об ее опыте работы. По своей простоте я вначале даже не понял причин отчуждения, так как не был автором статьи. Однако на осенней конференции я попросил слово для рассказа о том, как нами созданы были школьные музеи, как нас чествовали в шести областях Украины и в Молдове. Приводил конкретные цифры, но в президиуме и зале раздавался шум недоверия. Тогда я попросил всех сидящих (до 500 человек) в зале во время перерыва ознакомиться в вестибюле Краснознамённого зала ЦДСА с вывешенными пятнадцатью ватманскими листами экспозиции, в том числе и с запечатлёнными на снимках нашими встречами «на колёсах».
Как же я был наивен! Из полного зала подошли не более десяти таких же председателей, как я, внимательно осмотрели и спросили: «Где вы нашли такого способного оформителя? Порекомендуйте его и нам». Я ответил, что делал всё сам. Двое из них предложили мне хорошо заплатить из членских взносов, чтобы я сделал подобное и в их советах ветеранов. Естественно, я не мог этого сделать, не зная ни их боевого пути, ни людей и т.д. Я выдал им в ксерокопиях образцы многих документов и фотомонтажей, но они меня заверили, что такого «умельца на все руки» у них нет и не предвидится. Из президиума не подошёл ни один человек. При разговорах у экспозиции присутствовал оператор телевидения 2-го канала и заснял мои пояснения. Назавтра они были показаны.
На этом и завершились все попытки заинтересовать остальных. Но у меня ещё теплилась надежда, что заинтересуется наша комиссия негвардейских стрелковых соединений. Комиссию возглавлял генерал-лейтенант, который ни одним словом не обмолвился о нашей деятельности. Тогда я понял окончательно, что игнорирование нашего опыта целенаправленно. Я успокоился, так как сам стал понимать, откуда им взять таких умельце - это же не значки и грамоты распределять. А я тоже хорош «гусь» - беру всю славу себе, не оговаривая, что она пришла именно под их высоким руководством и наставничеством.
В Советском комитете ветеранов войны тогда выходил сборник «Ветеран войны» ежемесячно, теперь - через месяц. Я принёс редактору несколько альбомов с нашими образцами наглядных материалов для школьных музеев. Он внимательно ознакомился с ними и сказал следующее: «Александр Захарович, я, как и вы, тоже фронтовик, полковник в отставке, кроме того, журналист. Одновременно с редакторством я возглавляю совет ветеранов нашей дивизии, но у нас ничего похожего нет и никогда не будет, потому что в вашем лице совмещаются несколько редких профессий: журналиста, фотографа, монтажника, кинооператора и режиссера, киномеханика, чертёжника, шрифтовика, печатника, переплётчика, организатора и человека с богатым фронтовым опытом. Поэтому делиться своим опытом вы можете на равных только ещё с одним-двумя такими же одержимыми, может, на весь Советский Союз. Успокойтесь и не переживайте о случившемся с вами, а то ваше городское начальство злится, что о них никто не написал». Он порекомендовал показать все мои материалы ответственному секретарю СКВВ Маресьеву А.П. и представил ему меня.
Алексей Петрович очень внимательно изучил все наглядные материалы и тут же дал команду, чтобы редактор посвятил несколько номеров журнала описанию нашего опыта. Но тот и ему ответил то же самое, что и мне. Сошлись на том, что редактор сделает сообщение обо всем, что мною разработано, и поместит мой адрес и номер домашнего телефона, чтобы я смог консультировать желающих. К сожалению, редактор оказался прав: ни в редакцию, ни в мой адрес запросов не последовало. Только в редакцию «Красной Звезды» поступило пять писем на мое имя, но не как председателю совета ветеранов-однополчан, а как фалеристу - специалисту по наградам мира - чтобы я поделился с ними своими таблицами и познаниями, так как об этом тоже было упоминание в тексте статьи.
Так закончилось настойчивое проталкивание опыта нашей ветеранской работы. Смешно, но вместе с тем грустно и показательно. Каждый ветеран стремился, чтобы о нём написали, упомянули мемуаристы. Он мог выступить и рассказать фронтовой эпизод, посидеть в президиуме. Так делали многие. А окунуться с головой в работу, да еще и делать ее безвозмездно, только во имя любви к защитникам, не щадившим своей жизни на войне и ничего не получавшим взамен, кроме нареканий: «Куда прёшь без очереди», - могли немногие.
Сейчас отношение улучшилось, вспоминают о нас, чествуют. Прибавили и фронтовые льготы. Но поздно - мало нас осталось в живых. Изменилась и структура ветеранских органов, а точнее - финансирование этого добровольного общества. Если раньше вся переписка шла на добровольные пятирублёвые в год пожертвования от самих ветеранов, то все накопления на конверты и марки «лопнули» на сберкнижках. Прекратилась переписка, разделились ветераны на «своих» и «чужих», а конверты подорожали. Хотя сами ветеранские руководители стали более практичными. Они теперь разыскивают спонсоров и выпрашивают подаяния не только к праздникам, но и к собственным юбилеям.
После 40-летия Победы мы по инерции смогли провести ещё несколько встреч, а потом всё стало затухать и сворачиваться. «Занедужила» моя одинокая престарелая родительница Марфа Онуфриевна на своем «ранчо» в верховьях Кубани. Я и раньше её ежегодно навещал, а тут пришлось жить при ней постоянно. Мои заместитель и секретарь обещали меня замещать, но в один год оба скончались. Узнав об этом, руководство Московского теперь уже совета ветеранов немедленно ликвидировало наш совет. Но зачем было уничтожать целую папку с нашим учётным делом, в которой были накоплены многие экспонаты. По-моему, это была месть за слишком большую известность нашего совета в прессе, на телевидении и радио не только в регионах, но в центральных органах информации.
Александр ЛЕБЕДИНЦЕВ,
председатель совета ветеранов-однополчан 38-й стрелковой
Днестровской дважды Краснознамённой дивизии, полковник в отставке
(Окончание следует)
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200446/?46_6_1