(no subject)
Декабристка. Холеная барышня. Звон в ушах.
Что ли восемьдесят четвертый? А век-то двадцатый, что ли?
Токсикоз, самолет, и уходит в астрал душа.
"Да. За мУжем. Геолог. Встречает. Вернулся с поля"
Ни к чему на мельницу дурости слёзы лить,
Ироничнее надо к себе относиться, оно честнее -
- из столицы уехать с брюхом на край земли
Не геройство, а глупость. Проехали. Бог бы с нею.
Я смотрела на день глазами ночной совы,
В пол лица разевала блюдца, не видя света.
За дощатыми стенами хиус тоскливо выл,
И неделями шли на письма мои ответы.
Мы в Москве при слове "народ" вставали во фрунт,
Распевали песни о воле, да прочей хрени.
А народ на разрезе врубался в промерзший грунт,
И "травил" с бодуна под единственный куст сирени.
Здесь щетинилась Борзя замкОм на цепи границ,
И в бесснежной степи с лошадок своих горбатых
Пожилые бурятки смотрели, как из бойниц,
Из-под век нависших, на щуплых бойцов стройбата.
На базаре дедок( лет сто двадцать, тулуп вразлет)
Матерком, не имея иных выражений ёмких,
Предлагал к продаже слоистый молочный лёд.
И "Мадонну с младенцем", написанную на клеенке.
В Забайкалье зимою ночами такая мгла...
Я искала беседы. Хоть с кем-нибудь! Как придурок,
Как заядлый курильщик, ищущий по углам
да какую там сигарету, пускай окурок.
И ревела, кидая уголь в окно печи -
- на работу не взяли, лишь бросили, такт похерив:
"Трепачи вы столичные, родины щипачи.
Баловство, а не жизнь "на западе", все в мохере."
Вот такая была миграция. Край земли,
Где от холода сводит губы куриной гузкой.
Помогали углём и лекарствами. Чем могли...
И подмерзшей ранеткой. И матерным словом русским.
Что теперь в Забайкалье? Друзья говорят, Китай
Запрудил товаром с Петровским Пассажем вровень.
Как там солнечный город студеных ветров, Чита?
Чем питает плавило матёрой чалдонской крови?
И куда теперь этот опыт? Запрятать впрок?
Время вычистит память, и вспомнишь ли о пропаже?...
Остаются характер, дочь, да полсотни строк
Из зеленой тетрадки. Почти не выцвели даже.
2013. 2 августа
Что ли восемьдесят четвертый? А век-то двадцатый, что ли?
Токсикоз, самолет, и уходит в астрал душа.
"Да. За мУжем. Геолог. Встречает. Вернулся с поля"
Ни к чему на мельницу дурости слёзы лить,
Ироничнее надо к себе относиться, оно честнее -
- из столицы уехать с брюхом на край земли
Не геройство, а глупость. Проехали. Бог бы с нею.
Я смотрела на день глазами ночной совы,
В пол лица разевала блюдца, не видя света.
За дощатыми стенами хиус тоскливо выл,
И неделями шли на письма мои ответы.
Мы в Москве при слове "народ" вставали во фрунт,
Распевали песни о воле, да прочей хрени.
А народ на разрезе врубался в промерзший грунт,
И "травил" с бодуна под единственный куст сирени.
Здесь щетинилась Борзя замкОм на цепи границ,
И в бесснежной степи с лошадок своих горбатых
Пожилые бурятки смотрели, как из бойниц,
Из-под век нависших, на щуплых бойцов стройбата.
На базаре дедок( лет сто двадцать, тулуп вразлет)
Матерком, не имея иных выражений ёмких,
Предлагал к продаже слоистый молочный лёд.
И "Мадонну с младенцем", написанную на клеенке.
В Забайкалье зимою ночами такая мгла...
Я искала беседы. Хоть с кем-нибудь! Как придурок,
Как заядлый курильщик, ищущий по углам
да какую там сигарету, пускай окурок.
И ревела, кидая уголь в окно печи -
- на работу не взяли, лишь бросили, такт похерив:
"Трепачи вы столичные, родины щипачи.
Баловство, а не жизнь "на западе", все в мохере."
Вот такая была миграция. Край земли,
Где от холода сводит губы куриной гузкой.
Помогали углём и лекарствами. Чем могли...
И подмерзшей ранеткой. И матерным словом русским.
Что теперь в Забайкалье? Друзья говорят, Китай
Запрудил товаром с Петровским Пассажем вровень.
Как там солнечный город студеных ветров, Чита?
Чем питает плавило матёрой чалдонской крови?
И куда теперь этот опыт? Запрятать впрок?
Время вычистит память, и вспомнишь ли о пропаже?...
Остаются характер, дочь, да полсотни строк
Из зеленой тетрадки. Почти не выцвели даже.
2013. 2 августа