Крутиков o сборникe переводов с идиша под редакцией Дымшица "Бумажные Мосты"
http://yiddish.forward.com/articles/169580/poetic-reincarnations-between-times-and-languages/
Стал читать рецензию Крутикова на сборник переводов с идиша под редакцией Дымшица, и так увлекся, что потратил два часа и перевел целиком (просьба не судить строго, идиш я знаю очень плохо, пользуюсь техническими средствами и словарями):
--------------------------------------------------------------
Поэтические реинкарнации эпох и языков, Миxаил Крутиков (Форвертс, 24 мая 2013).
Американские евреи -- странное племя. Другой народ, обладающей столь богатым и красивым культурным наследием, как американская еврейская литература, холил бы и лелеял ее как зеницу ока, но вместо этого они бросили ее на произвол судьбы. Большинство исследователей и специалистов по американскому идишу происходят из-за границы: из Израиля, России, Франции, Австрии, Канады. Новое подтверждение этого правила -- книга переводов еврейской поэзии "Бумажные Мосты", вышедшая на русском языке в Санкт-Петербурге.
Я не буду оригинален, сказав, что поэзия не поддается переводу. Это и так, и не так. Удачный перевод прежде всего обогащает собственную культуру, потому что без переводов и заимствований культура не может существовать. Переводы с древнееврейского и с европейских языков занимали важное место как в старой, так и в новой литературе на идише. Переводы с идиша, прежде всего Шолом-Алейхема и Лейба Квитко, хорошо известны русским читателям, как евреям, так и неевреям.
Но этот новый сборник переводoв еврейской поэзии на русский выделяeтся в огромном корпусе мировой переводной литературы. Это не просто переводы в смысле простого, прямого переноса текста с одного языка на другой. По сути они являются реконструкцией русского "ур-текста" американской еврейской поэзии.
Хорошо известно, что современная русская поэзия оказала сильное влияние на творческое воображение группы "Ди Юнге" ("Молодые"). Большинство из них - Мани Лейб, Довид Игнатов, Зише Ландау, Х. Лейвик - в детстве были погружены в русскую литературу. Александр Блок, Владимир Маяковский и Сергей Есенин являлись их поэтическими ориентирами. Но как это можно установить более точно, на уровне грамматики, ритма, поэтики? В этом нам может помочь мастерский перевод на русский язык.
Возьмем, к примеру, стихотворение Мани Лейба "Бруклин": "О Бруклин! Серый камень с пылью. Нависла над тобой тоска. Уныло распростерший крылья, Ты в обмороке на века." Простой образ распростертых крыльев является сигналом для знающего читателя: это стихотворение, ключ к которому дает Александр Блок. И действительно, читая это стихотворение по-русски в переводе Валерия Шубинского, мы проникаемся ощущением, что это еврейский отголосок Блока из Америки. Бруклин 1930х это реинкарнация Петербурга 1910х.
В России "Серебряный Век" русской поэзии завершился с Октябрьской революцией. Одни поэты умерли или убиты, другие - эмигрировали, третьи - замолкли или сменили стилистику. Но поэтический дух "Серебряного Века" продолжил жить в Бруклине, Браунсвилле, Бронксе и на Нижнем Ист-сайде, среди еврейскиx поэтов "Ди Юнге". B их стихах ясно и громко слышится эхо Блока, Владимира Ходасевича, Федора Сологуба, Михаила Кузьмина.
Последним опубликованным стихотворением Зиши Ландау стало "На смерть русского поэта". Как отмечает Валерий Дымшиц в своем предисловии, оно, по-видимому, стало необычной поэтической реакцией на смерть Михаила Кузмина, одного из самых лучших и рафинированных поэтов течения акмеистов. Кузмин умер в забвении и нищете в Ленинграде 1 марта 1936 года. Неизвестно, когда печальная весть о его смерти достигла Ландау в Нью-Йорке, но ясно, что стихотворения Кузмина имели большое значение для него.
Строки Ландау звучат как поэтическое прощание с целой эпохой и ее культурой: "Зачем ты умер, Михаил Кузмин, поэт? Пьеро, глупышка, взял - и тотчас удавился, Но только мрак ночной на землю опустился - Куда-то убежал - пропал его и след." Вслед за Кузминым, Ландау хочет убежать к своим любимым героям, Сирано и Kарло Гоцци, в мир фантазии, где "в небесах луна плывет кaк лимон"
В 1930-е годы "Ди Юнге" ("Молодые") стали уже немолодыми, но не стали более известными. Первые роли на еврейских поэтических подмостках в это время играли "Инзихисты", которые черпали творческое вдохновение из американской и английской модернистской поэзии. Поэтому они были ближе американским читателям, и их было легче переводить на английский, хотя особого интереса в американском мире они тоже не вызвали.
В этом интересное различие между двумя школами американской еврейской поэзии. Оно связано с тональностью по отношению к "иностранной" культуре. Для "Ди Юнге" это был чисто эстетический опыт, в то время как "Инзихисты" обладали гораздо более глубоким и персональним отношением к проблемам современного им мира. Ландау мирно умер в 1937 году. В его последнем стихотворении, которое нашли у него на столе после смерти, говоритcя "Я вдыхаю каждый уголок земли живым дыханием: ненависть и любовь!" Годом позднее прощание Янкева Глатштейна с миром "Хрустальную ночи" и усиливающихся нацистскиx преследований было гораздо более резким: "Спокойной ночи, сияющий мир! Огромный, вонючий мир! Не ты, но я захлопну дверь!".
переводы стихов взяты из ЖЖ В. Шубинского http://shubinskiy.livejournal.com/98781.html
Стал читать рецензию Крутикова на сборник переводов с идиша под редакцией Дымшица, и так увлекся, что потратил два часа и перевел целиком (просьба не судить строго, идиш я знаю очень плохо, пользуюсь техническими средствами и словарями):
--------------------------------------------------------------
Поэтические реинкарнации эпох и языков, Миxаил Крутиков (Форвертс, 24 мая 2013).
Американские евреи -- странное племя. Другой народ, обладающей столь богатым и красивым культурным наследием, как американская еврейская литература, холил бы и лелеял ее как зеницу ока, но вместо этого они бросили ее на произвол судьбы. Большинство исследователей и специалистов по американскому идишу происходят из-за границы: из Израиля, России, Франции, Австрии, Канады. Новое подтверждение этого правила -- книга переводов еврейской поэзии "Бумажные Мосты", вышедшая на русском языке в Санкт-Петербурге.
Я не буду оригинален, сказав, что поэзия не поддается переводу. Это и так, и не так. Удачный перевод прежде всего обогащает собственную культуру, потому что без переводов и заимствований культура не может существовать. Переводы с древнееврейского и с европейских языков занимали важное место как в старой, так и в новой литературе на идише. Переводы с идиша, прежде всего Шолом-Алейхема и Лейба Квитко, хорошо известны русским читателям, как евреям, так и неевреям.
Но этот новый сборник переводoв еврейской поэзии на русский выделяeтся в огромном корпусе мировой переводной литературы. Это не просто переводы в смысле простого, прямого переноса текста с одного языка на другой. По сути они являются реконструкцией русского "ур-текста" американской еврейской поэзии.
Хорошо известно, что современная русская поэзия оказала сильное влияние на творческое воображение группы "Ди Юнге" ("Молодые"). Большинство из них - Мани Лейб, Довид Игнатов, Зише Ландау, Х. Лейвик - в детстве были погружены в русскую литературу. Александр Блок, Владимир Маяковский и Сергей Есенин являлись их поэтическими ориентирами. Но как это можно установить более точно, на уровне грамматики, ритма, поэтики? В этом нам может помочь мастерский перевод на русский язык.
Возьмем, к примеру, стихотворение Мани Лейба "Бруклин": "О Бруклин! Серый камень с пылью. Нависла над тобой тоска. Уныло распростерший крылья, Ты в обмороке на века." Простой образ распростертых крыльев является сигналом для знающего читателя: это стихотворение, ключ к которому дает Александр Блок. И действительно, читая это стихотворение по-русски в переводе Валерия Шубинского, мы проникаемся ощущением, что это еврейский отголосок Блока из Америки. Бруклин 1930х это реинкарнация Петербурга 1910х.
В России "Серебряный Век" русской поэзии завершился с Октябрьской революцией. Одни поэты умерли или убиты, другие - эмигрировали, третьи - замолкли или сменили стилистику. Но поэтический дух "Серебряного Века" продолжил жить в Бруклине, Браунсвилле, Бронксе и на Нижнем Ист-сайде, среди еврейскиx поэтов "Ди Юнге". B их стихах ясно и громко слышится эхо Блока, Владимира Ходасевича, Федора Сологуба, Михаила Кузьмина.
Последним опубликованным стихотворением Зиши Ландау стало "На смерть русского поэта". Как отмечает Валерий Дымшиц в своем предисловии, оно, по-видимому, стало необычной поэтической реакцией на смерть Михаила Кузмина, одного из самых лучших и рафинированных поэтов течения акмеистов. Кузмин умер в забвении и нищете в Ленинграде 1 марта 1936 года. Неизвестно, когда печальная весть о его смерти достигла Ландау в Нью-Йорке, но ясно, что стихотворения Кузмина имели большое значение для него.
Строки Ландау звучат как поэтическое прощание с целой эпохой и ее культурой: "Зачем ты умер, Михаил Кузмин, поэт? Пьеро, глупышка, взял - и тотчас удавился, Но только мрак ночной на землю опустился - Куда-то убежал - пропал его и след." Вслед за Кузминым, Ландау хочет убежать к своим любимым героям, Сирано и Kарло Гоцци, в мир фантазии, где "в небесах луна плывет кaк лимон"
В 1930-е годы "Ди Юнге" ("Молодые") стали уже немолодыми, но не стали более известными. Первые роли на еврейских поэтических подмостках в это время играли "Инзихисты", которые черпали творческое вдохновение из американской и английской модернистской поэзии. Поэтому они были ближе американским читателям, и их было легче переводить на английский, хотя особого интереса в американском мире они тоже не вызвали.
В этом интересное различие между двумя школами американской еврейской поэзии. Оно связано с тональностью по отношению к "иностранной" культуре. Для "Ди Юнге" это был чисто эстетический опыт, в то время как "Инзихисты" обладали гораздо более глубоким и персональним отношением к проблемам современного им мира. Ландау мирно умер в 1937 году. В его последнем стихотворении, которое нашли у него на столе после смерти, говоритcя "Я вдыхаю каждый уголок земли живым дыханием: ненависть и любовь!" Годом позднее прощание Янкева Глатштейна с миром "Хрустальную ночи" и усиливающихся нацистскиx преследований было гораздо более резким: "Спокойной ночи, сияющий мир! Огромный, вонючий мир! Не ты, но я захлопну дверь!".
переводы стихов взяты из ЖЖ В. Шубинского http://shubinskiy.livejournal.com/98781.html