Рождество в усадьбе в воспоминаниях Мари Гагариной
Рождественские воспоминания Марии Гагариной, урожденной Марии Всеволодовны Бельской, супруги князя Владимира Анатольевича Гагарина, матери актрисы Маши Мериль.
"Рождество было большим событием в нашей жизни. Его ожидание начиналось с первых дней поста, то есть за сорок дней до праздника. Эти долгие серые недели поздней осени казались бесконечными. Низкое черное небо лило ледяными дождями, в сырой и безжизненной мгле царило запустение. Голые деревья призраками стояли вокруг замка, охваченного сырой стужей. Постный стол, лишенный всякой привлекательности, и наши однообразные уроки довершали печаль этого скверного времени года. Сезон простуд, заточения, меланхолии. Мама рассказывала, что ее мать ненавидела ноябрь и знала, что однажды умрет в этот месяц. Так и произошло. Пройти через все испытания помогало нам ожидание праздника. Без этой звезды, которая с приближалась с каждым днем, мы бы предались тупой апатии. Перемены начинались с генеральных уборок. Одну комнату за другой опустошали, убирали, иногда перекрашивали. Когда приходило время наших спален, мы переезжали в комнаты для гостей. Было интересно разбить лагерь и поспать на чужих кроватях. Все было перевернуто, и мы пользовались суматохой и беспорядком, затевая всевозможные вылазки. Мы быстро забирались на оставленную малярами лестницу, прятались между смещенной мебелью, выпрыгивали из окна на заснеженную террасу. В эти беспокойные дни наши уроки были нерегулярными и проводились где и как попало. Еду подавали поздно, в неожиданных местах, и поэтому она казалась менее плохой.
Когда наконец наступила шестая и последняя неделя поста, мы начинали печь традиционные пряники. Всё было пропитано их запахом. Для меня это запах меда, корицы и гвоздики. Мы впятером участвовали в этой важной операции, которая происходила в столовой. У каждого из нас был свой маленький белый деревянный столик, а мама сидела за большим овальным столом, заставленным ингредиентами. Часами мы могли слышать, как в медных ступках перемалывают корицу. Коричневое липкое тесто пахло медом и специями. Когда приходило время, каждый получал по комку этого теста и закипала работа. Одетые в белые фартуки, мы лепили сердечки, кресты, полумесяцы, фигурки, животных. Эммануэль проявлял наибольшее мастерство и умел уберечь руки от липкого теста, вовремя посыпав их мукой. У близнецов, напротив, быстро слипались пальцы, и они начинали плакать. Маленькая Элла с самодовольным видом сидела на своем стульчике рядом с мамой и постукивала деревянной ложкой по небольшой кучке принесенного в жертву теста. Папа приходил посмотреть, как идет работа, и делился с нами идеями, но старался не участвовать. Он никогда не упускал возможности посмеяться над мамой, у которой нос и волосы были в муке. Изюминка - знаменитый булыжник, составленный из склеенных вместе маленьких шариков, была придумана Мамой. Запеченный и покрытый сахарной пудрой, этот большой пряник выглядел точь-в-точь как миниатюрный булыжник. Наша работа завершалась только к вечеру, когда мы уже уставали. Последняя попытка смазать наши пряники яичным желтком и вздох облегчения, когда они отправлялись в духовку. Когда через два часа их приносили обратно, еще теплые и ароматные, их было не узнать. Толстые, раздувшиеся и перекошенные, они все выглядели одинаково.
После пряников наступала очередь ёлочных украшений. Большой стол был усыпан папиросной бумагой, позолотой, баночками с клеем, серебряной нитью, картоном. Мы делали коробки для конфет и бумажные сетки, которые наполняли шоколадными конфетами; позолоченные орехи и сосновые шишки. В этот раз папа принимал участие в нашей работе и часто спасал наши произведения. За несколько дней до праздника и в любую погоду мама отправлялась в Каменец-Подольск за покупками. Если дорога была заснеженной, она уезжала в санях, закутанная в меха и прикрыв колени огромной овчиной. Шестьдесят верст в открытых санях по труднопроходимым дорогам были настоящим подвигом! Мы с нетерпением ждали возвращения мамы и прислушивались к звукам снаружи. Когда радостный лай собак возвещал о её прибытии, мы бросались в вестибюль. Радость видеть маму целой и невредимой усиливалась при виде бесчисленных пакетов. За мамиными следовали вторые сани, везущие большую связанную ель, Никита и Карп относили её в гостиную и ставили в центре огромного зала. Папа перерезал веревки, на полу рассыпался снег, а воздух наполнялся изысканным запахом смолы и сырого дерева. С этого момента нам запрещали заходить в зал.
Рождество во всем своем величии и таинственности входило в дом. Самые ревностные православные или просто те, кто хотел отличиться образцовым проявлением благочестия, налагали в сочельник строгий пост до появления первой звезды. Дома кучер Яким и почти все слуги соблюдали этот обычай. Всегда прельщаясь всем героическим, я умоляла маму позволить мне делать так же. Наконец, посчитав, что я достаточно взрослая, чтобы выдержать это испытание, мама позволила мне это сделать. Весь день я ходила с видом напускной святости и смотрела на тех, кто садился есть, со смесью презрения и жалости. В сумерках я подбежала к окну, чтобы осмотреть небо: появилась ли звезда? Но небо было затянуто тучами и туман висел черной пеленой. Как же ее рассмотреть? Поесть слишком рано означало все испортить. Именно Яким решил вопрос, заявив, что звезда уже взошла. Мы верили в это, даже если никто ее не видел. Во время этого последнего постного ужина подавалась традиционная кутья - символическое и едва ли съедобное блюдо из вареной пшеницы и меда. Все клали по ложке в тарелку, но проглотить её удавалось только маме. И она неизменно говорила:
- Уверяю вас, это не так уж и плохо.
Но мы по-прежнему предпочитали картофель с подсолнечным маслом. И какое это имело значение? В полночь пост закончится и завтра. О, завтра! Надо быть стойким сорок дней, чтобы понять, что такое чашка кофе с молоком и кусок хлеба с маслом. О, незабываемые завтраки у самовара, дымившегося посреди синих чашек праздничного сервиза, напоминающих крокусы на фоне снега, комочки масла, булочки...
Но пора собираться на службу. Экипажи ждут уже час, и лошади нетерпеливо бьют копытами. Как обычно, готов только папа. Он начинает злиться.
- Если мы не поедем сей же час, служба закончится!
Наконец мы уезжаем. Церковь переполнена, люди расступаются, пропуская нас. Отец Александр тянул, сколько мог, но теперь, когда мы здесь, он ускоряется. Хор поет громко и фальшиво, а мама бросает испуганные взгляды на Иосифа Петровича, который, несмотря на все свои усилия, явно не прогрессирует. С интересом смотрим на семью отца Александра. Матушка как всегда беременна, старшие сыновья приехали из Каменец-Подольска на каникулы, маленькие девочки подросли с лета. На следующий день они все придут к нам в гости, и мы заново зажжем для них ёлку. Остаток дня проходит в ожидании и даже обед с индейкой не может нас отвлечь. Не имея возможности ни о чем позаботиться, мы бродим из одной комнаты в другую, постоянно возвращаясь к двери гостиной, чтобы наблюдать за приходом и уходом наших родителей. Они приносят коробки и пакеты, которые нас интригуют и зачаровывают. Наконец наступает торжественный момент. Нас ставят в шеренгу по возрасту: во главе стоит Элла, очень маленькая и пухленькая; близнецы стоят рядом, словно это две копии одного и того же человека, затем я и, наконец, Эммануэль. Папа широко распахивает дверь, и сверкающая двумястами свечами ёлка предстает во всем своем великолепии. Но прежде всего мы должны петь "Рождество Твое, Господи", которое повторяли на протяжении всего поста. Мама садится за рояль, и мы занимаем свои позиции. Поём мы плохо, глаза обращены в сторону ёлки, а особенно в сторону диванов, на которых разложены бесчисленные подарки. На следующий день снова Рождество. Ёлку снова зажигают для детей Зелинских, которых привозят из деревни. Каждый получает подарок и пакетик сладостей.
На третий день приходили школьники, около сорока ребят под руководством Иосифа Петровича. Они тоже должны были петь песню... Дети ходили вокруг дерева, но их внимание гораздо больше привлекало его отражение в огромном зеркале перед ним. Как ни странно, каждый год происходило забавное явление: дети останавливались с открытыми ртами и восклицали: "Церковь!" Мама раздавала мешочки с подарками и сладостями, а дети неловко её благодарили. Впоследствии подарки заменили деньгами, поскольку выяснилось, что на следующий день они оказывались у еврея, который давал им несколько копеек или обменивал их на более полезные вещи, такие как рыболовные крючки, нити, веревки, гвозди. Однажды в школе была установлена ёлка, которую наши родители подарили детям Васильков. Все прошло хорошо, и дети, казалось, были в восторге, как и их родители, собравшиеся в комнате. Мама и папа вышли из школы, пока горели свечи, и направились к своей карете. Ужасный шум и крики заставили их поспешно вернуться. Ошеломляющее зрелище заставило их застыть на месте: дерево лежало на полу и все зрители, дети и родители, как попало, разрывали его. Ветви загорелись, и катастрофа казалась неизбежной. Папа не потерял самообладания и приказал эвакуировать помещение. В ужасе дети бросились к выходу, а папа, мама и Иосиф Петрович тушили пожар. Слава богу, обошлось без жертв".
Marie Gagarne "Blonds étaient les blés d'Ukraine"