Как нашли невесту Великому князю Константину Николаевичу
Второй сын Императора Николая I, Великий князь Константин Николаевич, в 1848 году женился на принцесса Александрине Саксен-Альтебургской, своей троюродной сестре. Существует заблуждение, что Великий князь совершенно случайно познакомился с этой принцессой во время путешествия и сделал предложение, поставив родителям ультиматум "она или никто!". На самом деле конечно все было несколько иначе.
С будущей невестой Великий князь действительно познакомился во время путешествия в 1846 году, но заглянуть в Альтеньбург и познакомиться с тетушкой герцогиней Амалией-Терезией и ее младшей дочерью Александрой-Фредерикой-Генриеттой-Паулиной посоветовал ему папенька, который уже наметил именно эту принцессу себе в невестки. Вот что пишет об этом сам Великий князь Константин в своем дневнике: "В прошлом году, когда он возвращался из Палермо, остановившись проездом в Болонье, он узнал, что там же остановилась герцогиня Альтенбургская, его двоюродная сестра, которую он знал почти с детства, и что она задержана, потому что для проезда Папа забраны все лошади. Он отправился к ней вечером и нашел ее одну с двумя дочерьми. Старшая, лет 18 или 19, очень стройная, приятная собою, а младшая, лет 16, премиленькая, умненькая, резвая, с добрым милым лицом, и ему тот час вошла в голову мысль, что вот была бы парочка для меня. Он тотчас об этом писал к Мама (я очень хорошо помню, когда в Палермо она получила это письмо). Мама отвечала, что об этом и думать еще нельзя, что это слишком рано, и я слишком молод еще и легкомыслен... Теперь же Папа решился послать меня за границу для того, чтоб проездом чрез Альтенбург ее увидать, получить первое впечатление и узнать то, которое я произвел на нее. Когда я буду там, он мне говорил, я не должен являться comme un pretendu, а просто будто по случаю. Потом он говорил, что я далеко еще слишком молод, чтоб думать о женитьбе и даже чтоб выбирать себе невесту, и что он посылает меня только, чтоб узнать, понравится ли она мне, и тогда смотреть на нее как на такую, которая со временем может сделаться моей невестой и женой, что о женитьбе думать нельзя прежде, чем года через два или три, что до тех пор надо и поучиться, и поездить, и послужить, но что тем полезнее иметь такую суженую всегда перед глазами, ибо теперь я вхожу в такие годы, что буду часто в обществе молодых людей, где много говорят и делают, что не должно, и где легко можно сбиться с пути, что посему вдвое тогда полезнее иметь *, которая бы служила талисманом чрез всю жизнь, таким, который удерживал бы всегда на прямом пути и не позволял с него сходить. Таким образом, говорил он, было и с ним самим. Он увидел в первый раз и полюбил Мама на восемнадцатом году, а женился только чрез три года, и что в этот промежуток, также и после, Мама оставалась ему как бы талисманом, его удерживавшим. Наконец, что если с Божиею помощью наше дело пойдет на лад, то, может быть, родители и согласятся отпустить ее к нам, в наше семейство раньше, чтоб она выросла и обрусела под глазами Мама. После этого я стал на колени, и Папа меня поцеловал".
Принцесса Александра (крайняя справа) с родителями и сестрой
Итак, осенью 1846 года Великий князь Константин отправляется в путешествие в ходе которого посещает Альтенбург и знакомится с герцогской семьей. Встреча превосходит все его ожидания! "Я не знаю, что со мною делается, я стал совсем другой человек, у меня одна мысль в голове, один образ перед глазами, все одна, мой ангел, моя *. Мне, право, кажется, что я влюблен. Да много ли я ее видел? Всего несколько часов, а влюблен по уши; ее окружает какое-то невыразимое, непонятное волшебство", - пишет в дневнике Великий князь.
Два года назад в Императорской семье произошла сокрушительная трагедия: вскоре после свадьбы умерла от скоротечной чахотки Великая княжна Александра Николаевна, любимая сестра Константина Николаевича. А теперь, глядя на принцессу Александру он видит в ней, словно отражение усопшей сестры: "Да, точно, в этой дивной Санни готовится для земли новая Адини, и я не первый и не единственный, который находит и в ее наружности сходство с Адини. Чем больше я ее вижу, тем больше сердце мое воспламеняется к ней истинною любовью. Какое это святое, новое, сладкое состояние души, когда она исполнена этим необъяснимым чувством, которое согласились называть любовью. Я воображал, что я уже знаю, что такое любовь, я ошибался; то были скоропреходящие игры сердца и особенно воображения; но вот настоящая любовь, это то чувство, которое меня теперь жжет и от которого я просто нахожусь в лихорадке, когда слышу ее чудный голос"...
Великий князь Константин Николаевич
Итак, желание отца исполнилось: молодые люди понравились друг другу, тем не менее со свадьбой не спешили, ведь жених и невеста были еще очень юны. От домашней помолвки в Альтенбурге в октябре 1846 года до свадьбы в Петербурге прошло около двух лет. Весной 1847 года объявили об официальной помолвке. "Вставши с постели, я надел на шею образок, который привез для Санни, и стал усердно молиться Богу, и молитва мне была сладка и легка; она так и лилась от души, как уже давно не было. Я уже кончал и молился именно об нашей семье о Папа и Мама, как вдруг я слышу чудные звуки, которые составляли наш гимн "Боже царя храни"; это было как бы ответ с неба на мою усердную молитву, и у меня слезы брызнули из глаз! Я долго оставался на коленях, язык мой не произносил слов, но душа моя стремилась к небу, и ей было так легко, так приятно. Утром в 9 часов я сошел вниз, и мы пили чай вместе, как бывало осенью. У меня сердце билось от того, что предстояло. Я пошел с герцогом в другую комнату и отдал ему письмо Папа. Оно его тронуло; и он поцеловал меня и повторил свое согласие на наш союз. Тогда я воротился в кабинет герцогини и отдал ей и Санни письма Мама. Когда они прочли эти письма, которые их очень тронули, я в первый раз обнял Санни, мою невесту. Я не могу сказать, как я был счастлив в эту минуту. Право, чем долее я с Санни, тем более я люблю ее. Я ей тотчас дал кольцо с крестиком, сказав, что оно есть знак, что наши души должны быть соединены в вечности верою... Мы вдвоем одни пошли в церковь и помолились там на коленях для того, чтоб испросить благословение Божие на новую жизнь, которую мы начинали. Я видел, что Санни моя усердно молилась и на лице ее было написано такое дивное выражение, что я ее горячо обнял".
Из Петербурга вскоре пришло поздравление. Император писал: "Да благословит Господь милосердный твою помолвку, любезный Костя, и да будет тебе твоя Санни тем, что мне твоя Мама вот скоро 30 лет. Этот решительный шаг - эпоха в твоей жизни, ибо не только в тайне, ты пред всем миром уже принадлежишь частию милому созданию, которое тебе вверило будущее свое счастие, все это требует от тебя сугубой осторожности и тщательного наблюдения за собою, чтоб все твое поведение имело на себе отпечаток не детства, но зрелости, которую тебе приобрести следует. Твое сердце и добрые чувства мне ручаются, что с помощью Божиею, буде захочешь, все будет согласно твоему долгу и моим душевным желаниям. Обнимаю и благословляю вас обоих".
Летом 1847 года принцесса Александра познакомилась с Цесаревной Марией Александровной, которая возвращалась в Россию из родного Дармштадта. Вместе с Цесаревной принцесса приехала в Царское Село. Юную принцессу очень тепло приняли в России. Цесаревна писала своему брату Карлу: "Меня привлекает к Сани ее правдивая и доверчивая натура; к тому же она так молода душой; я в этом смысле молодой никогда не была; но, не правда ли, нам в других нравится именно то, чего в нас самих нет. А если чего теперь и недостает в Сани, то она, Бог даст, это приобретет, потому что она очень сообразительна. Государыня ее очень полюбила и находит, что Сани во многом напоминает ей своей живостью и веселостью ее собственную молодость. Государю она тоже очень понравилась. Но насколько Сани весела и свободна в семье, настолько же она благоразумна, положительна и рассудительна в свете. Она очень красива и хорошо сложена. Здесь она со всеми очень скоро освоилась и держит себя непринужденно, как дома. Никса и Миша ее тоже очень полюбили, они постоянно с ней шутят и много с ней смеются; вообще она внесла в дом как бы новую жизнь".
И действительно, благодаря принцессе Царская семья начала понемного приходить в себя после утраты всеми обожаемой Адини. 5 февраля 1848 года состоялось миропомазание принцессы Александры. Отныне она стала Александрой Иосифовной. "Настал важный день, совершилось миропомазание моей Санни. Она вошла в нашу православную церковь... Я усердно молился и призывал в помощь Адини, которая, я уверен, была в это время тут, между нами. По окончании церемонии я ходил один одинешенек по мосткам в крепость, чтоб помолиться опять над могилой милой своей сестры, которую считаю своим ангелом-хранителем" - записал в дневнике Великий князь.
Великий князь Константин Николаевич
Спустя полгода, 30 августа 1848 г. - состоялось бракосочетание Великого князя. Так в России появилась новая Великая княгиня, которая очень скоро расположила к себе не только Императорскую семью, но и общество. Институтка А.И. Соколова вспоминала о визите Императорской семьи в Смольный институт: "Памятна мне также очень великая княгиня Александра Иосифовна, когда она только что приехала в Россию еще невестой великого князя Константина Николаевича. Это была положительная красавица в самом широком смысле этого слова, и даже подле такой выдающейся красоты, какой отличались все члены русской царской фамилии, она все-таки производила чарующее впечатление. Она была необыкновенно жива, весела и как-то особенно шумлива, и в первый визит ее к нам она забралась в саду на наши казенные качели и так громко хохотала и так кричала, когда наследник (впоследствии император Александр II) начал высоко раскачивать ее, что императрица, смеясь и затыкая уши, сказала, обращаясь к ней:
- Voyons… Sanny!.. Quel bruit!
Александра Иосифовна очень любила розовый цвет, и в то посещение Смольного, о котором я говорю, она была вся в розовом, от шляпы и платья вплоть до зонтика и ботинок".
Схожее впечатление произвела принцесса на фрейлину Марию Фредерикс: "1847 год, между прочим, памятен для меня приездом в Россию невесты великого князя Константина Николаевича, принцессы Саксен-Альтенбургской - великой княгини Александры Иосифовны. Увидала я ее в первый раз на другой день ее приезда в Царское Село. Она была пресимпатичная шестнадцатилетняя девушка; красота ее еще тогда не так развилась, как впоследствии; но она была миловидна донельзя, веселая, резвая и такая натуральная. Помню, что первый наш шаг, после знакомства, был бежать на деревянную катальную гору, помещенную в одной из зал Александровского дворца, и, катаясь и веселясь, мы сейчас же подружились, и дружба наша неизменно сохранилась с той минуты и до сей поры (1890-й г.). Она уже прабабушка, а я - седая старуха. Целый год принцесса оставалась невестой, живя у императрицы, учась русскому языку и готовясь к миро-помазанию. По обычаю, все великие княгини принимали православие, и этим переходом сроднялись вполне и искренно с Россией и, делаясь чадами православной церкви, делались истинно русскими в душе".
Этот брак еще долгое время оставался идиллическим. Один за другим появились на свет шестеро детей. Великий князь испытывал неподдельное восхищение красотой своей супруги и радовался ее успехам в свете, ее портреты писали Винтерхальтер, Гау и Каульбах, ей посвящал вальсы и кадрили Штраус, она по праву считалась одной из красивейших женщин своего времени...
Но завершилось все плачевно. Спустя 30 лет брака обожаемая Санни вдруг стала, по словам Великого князя, "казенной женой", а Константин завел себе фаворитку из императорского кордебалета и вторую семью. Заветы папеньки, который, даже несмотря на свои "дурачества" всегда испытывал рыцарское обожание к супруге, Великий князь как-то позабыл. Впрочем, Великая княгиня Ольга Николаевна, королева Вюртембергская, считала, что охлаждение в браке началось еще раньше и причину видела в том, что брат слишком рано женился: "Таким образом, прямо из детской он попал в мужья, безо всякого опыта, без того, чтобы изжить свою молодость или побыть в кругу своих сверстников, совершенно неспособный не только вести жену, но и себя самого. Он избавился от воспитательской деятельности Литке, с тем чтобы попасть под башмак своей очень красивой, но и очень упрямой Санни, урождённой принцессы Ангальт-Саксонской. Одна её внешность привела его в восторг и вызвала в нем страстные чувства, он любил её вначале слишком идолопоклоннически, чтобы замечать её ограниченность. После двадцатилетнего брака v него вдруг открылись глаза, наступило разочарование и с ним несправедливость: она ведь была невиновна в его иллюзиях, которые вдруг увяли. Он бросился в работу, и чем больше нужно было сделать, тем больше он отвлекался от печальной действительности собственной жизни. ... Несчастливый брак и другие испытания, повстречавшиеся на ее жизненном пути, углубили натуру Санни. В своем отчаянии она обратилась к Богу и религии. В ее характере проявились прекрасные стороны, она доходила иногда до смелого исполнения долга. Но ее характер оставался переменчивым, порой даже вспыльчивым, что очень затрудняло отношения с ней. Мне самой удалось быть с ней, как и с тремя другими моими невестками, в прекрасных отношениях. Санни платила мне всегда полным доверием".
В защиту Великого князя можно сказать, что его охлаждение к супруге также возникло не на пустом месте. Великая княгиня попала под пагубное влияние фрейлины Анненковой, ударилась в спиритизм, от чего переменилась в худшую сторону. К тому же, в свете поговаривали, что Великую княгиню и фрейлину Анненкову связывают не только столоверчение и беседы с духом Марии Стюарт, но и совершенно скандальные, немыслимые отношения. Одни мемуаристы на это намекают весьма непрозрачно, иные - утверждают, что Александру Иосифовну оговорили специально, чтобы внести раскол в жизнь великокняжеской четы. Так или иначе, но отношения не просто дали трещину, а раскололись, разбились на мелкие осколки.
Великая княгиня Александра Иосифовна с портретом супруга
В 1890-х годах великокняжеская пара уже ничем не напоминала тех юных влюбленных. Константина Николаевича на старости лет разбил паралич и Великая княгиня, долгое время страдавшая от его побочной связи, решила взять реванш, а именно - не подпускала к Великому князю его вторую смью, а Великому князю чинила препятствия, когда он пытался наведаться к своей балерине. Их внук, принц Христофор Греческий вспоминал: "Всю жизнь у него был вспыльчивый характер, а в старости начались порывы гнева, которые тревожили окружающих. Даже бабушка не всегда могла его усмирить. В доме, граничащем с Павловским имением, жила дама, которая долгое время была спутницей его светлых часов, и у него был обычай навещать ее во время его утренних прогулок. Бабушка не одобряла этих посещений, о которых должным образом сообщил старый кучер, служивший в семье много лет, но ее возражения не принимались во внимание. Наконец она отдала строгие приказы доктору и адъютанту, сопровождавшим деда в поездках: ни при каких обстоятельствах нельзя было везти Его Императорское Высочество в направлении дома леди. На следующее утро дедушка, как обычно, сел в карету, и они поехали. Вскоре он заметил, что едут они другим маршрутом. Он громко крикнул, но кучер не обратил на него внимания, а врач и адъютант были поглощены изучением пейзажа. Дед крикнул еще громче, стукнул тростью по дверце кареты, указал в сторону дома. Они повернулись с невозмутимой невинностью на лицах. "Да, действительно, Ваше Императорское Высочество, в этом году листья очень рано пожелтели". И карета спокойно продолжала свой путь. Чем больше он кричал и жестикулировал, тем меньше ему казалось, что он способен передать им свое возмущение. конце концов он отказался от этих попыток и сидел молча. Но, видимо, он делал выводы. Они возвратились с прогулки на час раньше обычного. Бабушка ждала их с торжеством в глазах. Она подошла к экипажу с милой приветливой улыбкой. Дед ответил на это такой же улыбкой. Но как только она подошла к нему, он схватил ее за волосы и взмахнул тростью. Прежде чем кто-либо смог его остановить, он отвесил ей ощутимый удар!"
Такой грустный финал был у этой сказки о принце и принцессе, которым жизнь сулила так много...