"В глубине души такая печаль ... " Письма Н.Н. Пушкиной-Ланской П.П. Ланскому
7 /19 июля <1851 года>. Бонн
Вутц только что вышел от меня, и первым моим движением было дать тебе отчет, мой славный Пьер, об это й консультации. Результаты весьма незначительны . Если только сколько-нибудь серьезно заболеваешь, теряешь всякое доверие к медицине . У меня было три врача, и все разного мнения.
Первый, у которого я консультировалась , сказал, что моя глухота происходит от нервов и предписал мне железистые ванночки. Последовав его совету, я почувствовала себя очень плохо и решила сменить его на Конена. Он нашел, что это простуда нервов. Прописал паровые ванночки. Никакого сомнения, что сначала это дало чудесный результат, потом боль увеличилась. Обескураженная, я прекратила лечение. Шум стал еще больше, ухо более заложено ... Послала за другим врачом. Он, наконец, пришел вечером и долго со мной разговаривал. Он предполагает, что эта боль ревматического характера и не надо сейчас делать операций, чтобы не потревожить нервы, а ограничиться паровыми процедурами, паровыми ванночками из теплого молока, но не горячего, чтобы не вызвать воспаления. Что касается купания в море, то он категорически против, так как, если вода будет холодная, для уха, то будет хуже. Конен предписывал обратное, он предполагал, что морские ванны дадут прекрасный результат. К счастью, я чувствую себя лучше, иначе можно было бы потерять голову и всякое доверие к знаниям этих господ, которые друг другу противоречат.
Но поскольку я все же приехала в Бонн, я останусь здесь на несколько дней. Потом я перееду в Годсберг, который находится за городом, буду принимать паровые ванны, посмотрю, как буду себя чувствовать. Может быть, я повидаю еще раз Вульфа, но визиты этого знаменитого профессора меня разорили бы: каждый его визит стоит золотой. Если я буду лечиться у него долго, мне не на что будет продолжить путешествие. С общего согласия мы решили пробыть в Годсберге до субботы, я продолжу, по совету врача, молочные ванночки. Посмотрим достопримечательности и окрестности Бонна, который мне кажется очаровательным, воздух великолепный. Потом, если все будет благополучно, мы поедем в Спа, где пробудем неделю, потом в Брюссель и Остенде. Не знаю теперь, на что решиться в отношении морских ванн, подожду еще, что ты мне напишешь о мнении Керелли. Но хватит говорить о моей болезни, мне надоело писать тебе об этом, так же, как я полагаю, тебе читать.
Сегодня утром я тебе писала, что личности, сидящие с нами за табльдотом, мало интересны, придется мне исправить свою ошибку. Мы, оказывается, были в обществе ни много ни мало как князей. Два князя Тур де Таксис учатся в Боннском университете, первый из них - наследный князь. С ним был еще князь Липп-Детмольдский. Что касается последнего, то уверяю тебя, что Тетушка, рассмотрев его хорошенько в лорнетку, не решилась бы взять его даже в лакеи. У двух первых физиономии тоже совершенно незначительные, но все-таки не такие отвратительные. Остальные сидящие за столом - профессура и несколько англичан. Словом, это город в высшей степени ученый. От нас только будет зависеть, стать или нет тоже учеными.
После обеда я ждала врача, и так как у нас здесь есть прелестный балкон, выходящий во двор, мы там расположились, чтобы подышать свежим воздухом. Потом пришел лакей, который выполнял мое поручение в отношении врача, так как Фридрих был нездоров сегодня утром. Этот лакей - оригинальный старик, который рассказал нам, что он воевал в 1812 году в России с армией Наполеона, коверкая язык, бормотал по-французски, что, когда его взяли в плен в России, его барин в Перми заставил его учить французскому языку своих дочерей. Я поздравляю этих двух девушек с очаровательным произношением, которое они получили.
Целый день я прождала своего врача, который пришел только в 8 часов вечера, что очень жаль, так как погода была изумительная. Город нам показался очень приятным, но мы не могли его посмотреть. А сейчас уже 10 часов, и я иду спать, верная своей привычке ложиться рано. Утром я закончу письмо к тебе, так как мы намереваемся обедать здесь и потом сразу же поедем в Годсберг.
Спокойной ночи, дорогой Пьер. Бог с тобой, душа моя. Обнимаю тебя, так же как и дети. До завтра.
Воскресенье 8/20июля 1851.
Добрый день, мой прекрасный муж. Я только что вернулась с прогулки, так как не захотела уехать из Бонна, не посмотрев его. Я им очарована, это один из красивейших городов из тех, что я видела. Улицы широкие, хорошо вымощенные, прекрасные тротуары, великолепные дома, повсюду сады, Рейн восхитителен, никакого сравнения с Эксом, который оставил довольно неприятное впечатление. Там тоже есть хорошие улицы, но это город, похожий на множество других, тогда как Бонн имеет особую прелесть. Если это путешествие не даст мне ничего в отношении консультаций с врачом, я нисколько не раскаиваюсь, что предприняла его, так как видела очаровательное место, и я благодарю Керелли, что он меня сюда послал. Что касается достопримечательностей, я рассчитываю приехать из Годсберга и посвятить этому целый день. Последний мне так хвалили, что я жду с нетерпением возможности поехать туда, чтобы насладиться немного свежим деревенским воздухом. Мы переезжаем сразу после обеда. Я посвящаю эту неделю Бонну и его окрестностям. Во время сегодняшней утренней прогулки я купила великолепную бархатную шапочку, какие здесь носят студенты, для моего новоиспеченного офицера. Мари приобрела такую же для Саши Галахова. Я также купила маленькую машинку для вдевания нитки в иголку для бедной моей слепой Таты, которая вынуждена всегда просить об этом кого-нибудь, ей это будет очень нужно, я уверена, что она будет мне очень благодарна.
Каждый из этих городов имеет свою специальность: в Спа - это ящички, я увезла оттуда пюпитр, а в Бонне мне захотелось иметь шапочку, от которой я в восторге. У этих шапочек такой необычный фасон, я нигде не видела подобных. Если бы я была свободна в выборе, я бы купила такую же Грише, но, так как ему хотелось иметь бинокль, постараюсь купить его в Вене или Дрездене.
Я тебе послала, мой друг, отчет о моих расходах. Наша бродячая жизнь стоит дорого. Дети, Азя и Саша, не простят мне, что я снова им не пишу, так как спешу отправить письмо сегодня, как я тебе обещала, поэтому оно несколько короче, чем обычно. Ты рассчитываешь, что мы потратим 18 дней на возвращение из Остенде в Петербург, но я начну морские ванны 15 августа, и мы будем вынуждены пробыть в Остенде до 24-го. Значит, впереди у меня 22 дня, вычтя 18, я могу пожертвовать Фризенгофу четыре. И это будет справедливо, мой повелитель. Никогда я ему ничего не говорила о двух неделях, не знаю, откуда он это выдумал. Сама Александрина не могла ему этого сказать, об этом и речи не было, и количество дней не назначали. Будь спокоен, твое сокровище будет у тебя к 15-му, я - женщина, которая держит слово. Жду с нетерпением решения Керелли по поводу Мари, мне необходимо знать, могу ли я вернуться с ней в Россию, не вызвав еще каких-нибудь новых болезней. Ты по-прежнему не имеешь привычки отвечать на все мои вопросы, хотя они достаточно важны, этот, во всяком случае: не забудь. А многие другие остались без ответа вообще; я вижу, что ты, кажется, меня считаешь чуть ли не ребенком. В письмах Фризенгофа встречаются строки, по которым, мне кажется, можно подумать, что вы говорите обо мне, и, довольно часто, очень легкомысленно. Мы говорили о том-то и о том-то (я не знаю, о чем двое мужчин, столь непогрешимых, могут рассуждать), но конец (результат) был всегда один и тот же: он не одобряет свою жену и находит, что она просто ребенок". Ну , господин мой муж, я не люблю, когда Вы так судите о своей жене и не защищаете ее. Если ты не одобряешь что-нибудь из того, что я сказала или сделала, скажи мне об этом сам прямо, а не другим.
Вот и ссора на немецкий лад, но, что поделаешь, я еще немного сердита на тебя, и время от времени это прорывается. Я вообще на обоих вас была зла вчера. Фризенгоф воображает, что он так глубокомыслен и умен, что все другие дураки, а ты ему поддакиваешь. Вот я вас обоих проучу - в Вену не поеду, а на место, чем к тебе приехать, уеду на зиму в Италию. А вы, умницы, соединитесь да смейтесь над нами. Смеется хорошо тот, кто смеется последним. Не беспокойся о деньгах, я найду всегда, кто мне их даст. Но, в конце концов, если ты захочешь признать свою вину, я, быть может, соглашусь не исполнить своей угрозы. Шутки в сторону, но правда что вчера я была взбешена. Надо, однако, мне заканчивать свое письмо, уже звонят к обеду, и у меня нет времени продол жать его. Прими же мой нежный поцелуй, дорогой Пьер, так как, несмотря на все твои недостатки, я все еще очень, очень люблю тебя. Прощай, ангел мои, Бог с тобою, укладываюсь, наконец, в путь пускаюсь. Азю, Соню, Лизу, Сашу, Гришу, всех вас очень, очень целую.
Годсберг, 9/21 июля 1851 г.
Ну вот, я и в Годсберге, дорогой Пьер. Что тебе сказать. Местность очаровательна, и всякой другой здесь понравилось бы. Но я как неприкаянная душа покидаю с радостью одно место, в надежде, что мне будет лучше в другом, но как только туда приезжаю, начинаю считать минуты, когда смогу его оставить. В глубине души такая печаль, что я не могу её приписать ничему другому, как настоящей тоске по родине. Голове моей все же лучше, и я не беспокоюсь, если не получу никаких консультаций врачей до Петербурга. Я уверена, что только там я поправлюсь окончательно. Вчера вечером я хотела тебе написать, но была не в состоянии покинуть диван и пошла спать. Все это тебе доставит удовольствие, и все же, что касается меня, то, если уж я решила поехать, я предпочла бы совершить это путешествие с меньшим неудовольствием и беспокойством. Я просто собою не довольна. И все эти жалобы ни к чему не приведут. Вчера я послала тебе письма, обоими я не довольна. Я должна была писать наспех, и сама не знала, что тебе пишу. Мне кажется, я тебе задала головомойку, хотя ты её заслужил, я была накануне вне себя, раздражена более, чем обычно, если бы не это, я бы не сердилась так сильно. Не очень сердись на меня, и помиримся, как мы это всегда делаем после наших размолвок. Я покинула тебя вчера, спеша идти обедать. За нашим табльдотом было очень много народу, и стол был сервирован в другом зале, чем накануне. Как особы с русскими паспортами, мы всегда сидим на почетных местах, в верхнем конце стола, напротив князей Таксис и Липп-Детмольдских. Так как их трое, а нас четверо, напротив меня сидит очень элегантный молодой человек, который больше похож на князя, чем настоящие, и который оказался неким г-ном Кроном из Петербурга, кажется, он торговец пивом, так нам рассказали после. Моей соседкой была англичанка. Плохое зрение не позволило мне разглядеть остальных, так как стол был очень длинный. Мы ни с кем не заводим знакомства. Один из князьков пролил свою бутылку красного вина, и оно потекло по направлению к Натали; он буркнул какое-то извинение.
Вернувшись к себе, я наскоро дочитала твое письмо. Отель, в котором мы здесь остановились, лучший из двух. Он не очень элегантен, но имеет одно преимущество - дешевле. У нас две спальни, маленькая гостиная, а рядом - большая с балконом, которая также в нашем распоряжении, затем две комнаты для горничной и Фридриха. День здесь стоит от 6 до 7 талеров за все. Но самое главное преимущество- тут нет соблазнов магазинов - здесь их нет. А красивых видов и прогулок- множество: и ослики, и верховые лошади для выездов в горы, которые находятся на другом берегу Рейна. Мы хотим доставить себе это удовольствие сегодня вечером. Дети уже катались вчера на осликах и лошадях, это очень их позабавило. Мы с Александриной оставались в саду, который находится через дорогу от дома. Там много зелени, цветов, очаровательные рощицы, беседка, где можно выпить чаю. Столы и скамейки повсюду. Наконец-то у нас было то, что нам хотелось - деревня, природа. Это приблизительно как у нас на Островах, хотя все же менее роскошно. Вчера было воскресенье, было довольно много народа, не знаю, как будет сегодня. Когда я кончу тебе писать, пойду пить воду из источника, это что-то восхитительное, похожее на сельтерскую воду. Она нам так понравилась вчера, когда нам дали ее попробовать, что мне хочется поскорее туда вернуться. Но эту воду нельзя транспортировать, так как она быстро портится, ее можно пить только у источника. Я останусь здесь до субботы, чтобы дождаться твоих двух писем, но как только я их получу, сейчас же сажусь на пароход, чтобы получить два других. Через три дня, слава Богу, половина срока пройдет, и мне останется еще два месяца. Мари со страхом ждет решения Керелли. Поцелуй нежно Азиньку, скажи ей, что ей бы здесь очень было бы весело, здесь есть ослики для поездок в горы, и что Натали и Мари очень довольны. Поцелуй также Соню и Лизу , и обоих моих сыновей.
... Поверь, что не ты один страдаешь от нашей разлуки. С каждым днем она мне все тяжелее, и мне трудно выразить все, что я чувствую. Довольно того, что нигде себе места не нахожу и только тогда мне немного по легче, когда в движении нахожусь, в дороге. Некогда предаваться тоске, иначе хоть на стену лезь, а ты знаешь, что скука не в моем характере, я этого чувства дома не понимаю. Что касается производства двух юнкеров, которое задерживает производство Саши, я об этом не горюю. Он еще очень молод и нагонит потерянное время, а с Витгенштейнами ему тягаться мудрено. Ну, покаместь прощай, душа моя. Теперь иду пользоваться хорошей погодой и погулять немного. Вернусь - возьмусь опять за перо. Целую безсчетно тебя и детей .
Вторник 10/22 июля
Вот я снова с тобой, мой друг Пьер. Я хотела побеседовать с тобой вечером, но сон одолел. Сегодня утром, едва выпив кофе, я хочу пожелать тебе доброго утра, поцеловать тебя и детей и рассказать, как я провела день. Оставив тебя вчера, я взяла свою работу и пошла в сад, в рощу. Александрина пошла пить воду к источнику, а мне немного нездоровилось и я не рискнула туда идти. Натали и Мари поехали на прогулку верхом. Так я провела утро, которое, впрочем, не долго длилось, здесь обедают в половине второго. Вот прозвонил колокол к обеду, и мы все собрались, чтобы отправиться на это главное событие дня и познакомиться с вновь прибывшими, посланными нам судьбой. Человек 30 было за столом, но ни одной культурной физиономии. Напротив нас сидели добродушные толстые немцы, типичные для своей нации. Немного подальше- голландская семья, а в конце стола англичане. Последние всегда держат себя хорошо, к какому бы классу они ни принадлежали. Две немецкие семьи - пожилые супруги (обоим вместе более ста лет), а другая состоит из мужа, жены и дочери. Эти последние первыми познакомились с нами. Узнав, откуда мы приехали, начали длинный разговор о Петербурге, железных дорогах и так далее. Мы предоставили им возможность спорить между собой, а так как мне трудно поддерживать длинный разговор на их языке, а также понимать их, мы отвечали по-немецки только на их вопросы. Впрочем, у меня не было настроения разговаривать, и я предоставила Александрине возможность удовлетворять их любопытство. Голландки в свою очередь осмелели и набросились на Мари. Обед длился долго, как обычно везде здесь, принимая во внимание что подают около двадцати блюд. Обед был не так уж плох. Вернувшись к себе, я почувствовала себя такой усталой, Бог знает почему, по-видимому свежий воздух меня утомляет, я легла и целый час очень хорошо поспала. После этого я послала за коляской, иначе говоря за фиакром, запряженным в одну лошадь, чтобы поехать посмотреть окрестности. Кучер очевидно имел привычку расхваливать путешественникам родные места. Он повез нас на гору Роланда, где находятся руины, с которыми связана немецкая легенда о рыцаре Роланде. Он рассказал нам интересную легенду об этом Роланде.
Когда мы приехали к горе, мы обнаружили, что все ослики были взяты компанией путешественников, приехавшей раньше нас. Мысль подниматься на гору пешком нам не улыбалась. В ожидании их возвращения мы отправились на лодке на соседний остров, где находится женский монастырь. Но наше любопытство не было удовлетворено, нам хотелось увидеть монахинь, а не ограду и церковь, бедную, ничем не примечательную церковь, которые нам показал садовник, сказав, что в монастыре всего пять монахинь, руководящих воспитанием молодых девушек, что устав монастыря очень строг и никто из посторонних светских людей не может их видеть. Мы снова сели в лодку, чтобы отправиться обратно. Ослы уже вернулись. Каждая из нас садится на своего ослика верхом, и мы пускаемся в путь. Не могу сказать, чтобы этот способ передвижения мне понравиился. Заставлять их идти вперед только ударами палки не особенно приятно. Мы приехали на вершину горы, где увидели высокую башню, заново построенную одним фабрикантом, у которого внизу под горой на берегу Рейна прелестный дом и огромный виноградник. полюбовавшись видом, который действительно очарователен, мы снова уселись на ослов. Было уже поздно. Приехали на место, где оставили экипаж - коляски нет. Как потом оказалось, кучер уезжал пообедать в соседний трактир. Расстояние до отеля было большое, и мы не могли идти пешком. К счастью, с нами был Фридрих, он отправился на поиски экипажа. Наконец он поймал другую коляску, и через полчаса мы прибыли благополучно в отель. Мы пошли в сад, и вдруг увидели большую кавалькаду. Это были наши князья де Таксис и с ними большое общество. Они нас узнали. Хозяйка, которая была в этот момент с нами, увидев, что мы знакомы, была очень удивлена и потом засыпала нас вопросами. Видимо она нас сочла близкими ко двору, так как когда мы попросили чаю, нам подали его в сад и совсем иначе сервированный, чем накануне: посуда гораздо лучше и сам завтрак более дорогой, что понравилось Натали, которой надоели вечные бутерброды. Но мы еще больше удивились, когда Александрина, случайно повернув голову, увидела хозяйку, которая ставила горшки с цветами на окнах наших комнат. Это был сюрприз к нашему возвращению. В общем, эти знаки внимания нам понравились, лишь бы они не увеличили посягательства на наш кошелек. В часов мы вернулись в дом. Пришел Фридрих и заявил, что он идет ужинать в сад и что хозяйка велела передать нам это. Я забыла тебе сказать, что она приходила и предложила нам зажечь люстру в нашей гостиной, но я скромно отказалась. Я падала от усталости после поездки и рано пошла спать. Сегодня утром, совершив туалет, мы с Александриной в 8 часов (дети еще спали) пошли выпить пару кружек воды из источника, которая действительно превосходна ... Потом мы полчаса погуляли и вернулись, чтобы выпить свой кофе, который был сервирован очень хорошо. Вода, которую мы пьем, рекомендуется в нашем путеводителе как очень укрепляющая нервы. Я это почувствовала за четыре дня, что мы здесь находились, во всяком случае, она не приносит вреда, так как очень прозрачна, и местные жители варят на ней кофе и готовят овощи.
Когда мы гуляли в саду, Мари и Натали отошли от нас немного, чтобы полакомиться ягодами, которых здесь очень много. В кустарнике они были атакованы пятью нашими соседками по столу. Они сыпали вопросами, и девушки должны были удовлетворить их любопытство. Они были изумлены, когда увидели, что Натали свободно говорит по-французски, а также знает немецкий.
В Годсберге , куда приезжают только для экскурсий в горы, чаще всего мужчины, русских почти не бывает. Нам назвали какую-то фамилию, когда мы разобрались, по описанию, поняли, что это видимо Мятлева, молодая госпожа Мятлева. А в Бонне нам могли назвать только Перовского. Когда поедем дальше, в Спа, например, мы встретим больше русских. У меня есть еще немного времени, чтобы ответить на твое последнее письмо. Я не существую с тех пор, как покинула Петербург, - просто машина , которая двигается. Все мои мысли направлены к одной цели - считать остающиеся мне дни. Я стала бестолковой и нахожу, что мои письма глупы.
Поцелуй моих маленьких детей и обоих мальчиков. Я не смогу им сегодня написать, скоро уже обедать идти. А после обеда мы поедем в Крейцберг, посмотреть на монахов в склепе, которые там лежат непогребенными много веков, якобы, и чудесно сохранились. Завтра утром я напишу тебе, это мой почтовый день. Скажи Саше много ласковых слов. Он, я надеюсь, не обидится, и Азя тоже. Будь спокоен, несмотря на мои угрозы не вернуться, а уехать в Италию, даю тебе слово, что 15 сентября я буду у вас, но я жду, признаюсь тебе, с большим нетерпением решения Керелли по поводу Мари. Благодарю тысячу раз, мой добрый друг, за все твои ласковые слова, которые ты мне говоришь, и не сердись за упреки, что часто вырываются из-под моего пера. До свидания, душа моя, целую тебя и детей, да хранит вас Бог.
13/25 июля
Я только что получила твое доброе длинное письмо, дорогой Пьер, тысячу раз благодарю тебя за все ласковые слова, которые оно содержит. Прочтешь твое письмо, так на сердце легче станет. Но прежде чем тебе отвечать, я должна тебе рассказать, как прошли предыдущие два дня. Позавчера, как обычно, я провела утро за письмом к тебе. В половине второго спустилась вниз к обеду - все то же неинтересное общество. Снова музыка во время десерта. Когда мы вернулись к себе, я поработала немного над твоей шапочкой, а потом в 5 часов мы поехали верхом на прогулку на гору Годсберг, которая находится очень близко от отеля, где мы живем. На вершине мы увидели развалины старинной крепости. Мальчишки, оказавшиеся там, стали нам объяснять историю этой крепости, но мы ничего не поняли, так они друг друга перебивали, невозможно было разобраться в их болтовне. Все это было очень забавно. Мы дышали великолепным воздухом и наслаждались чудесными видами. Потом появилась большая группа англичан, мы уступили им место и спустились, я и Александрина, с горы пешком.
Вернулись в сад отеля к чаю, а девочки еще поехали на получасовую прогулку. В половине десятого я уже была в постели. Утро прошло как обычно - принимала ванну, занималась своим туалетом, а там пришло время спускаться к обеду. За столом новые соседи: голландская семья - господин и две дамы. Вчера я договорилась с одним из мальчиков, что мы встретили в горах, чтобы он нас проводил в деревню по соседству, о которой нам рассказывали, что там очаровательный вид на Рейн. Бедный мальчуган был так счастлив, что именно на него пал выбор, что вместо 5 часов после обеда, как заметил Фридрих, он с 6 часов утра бродил возле отеля около наших окон, боясь нас пропустить.
В назначенный час мы вдруг увидели, что небо покрылось черными тучами, угрожавшими грозой. Едва мы собрались покинуть отель, чтобы отправиться на экскурсию, как начался дождь. Выражение лица нашего маленького гида было таким жалким, со слезами на глазах, что я уже хотела дать ему на чай и отпустить, как Фридрих, непременный участник всех наших прогулок, убедил меня, что дождь скоро кончится и что мы сможем пойти на прогулку. На этот раз его предсказание исполнилось, тучи рассеялись, и вечер стал чудесным. Мы прошли с полчаса пешком. В деревне к нам пристала какая-то идиотка. Фридрих, чтобы от нее избавиться, дал ей монетку, она ему плюнула в лицо. С трудом мы избавились от нее. Дойдя до кабачка, расположенного на берегу Рейна, мы спросили простокваши, и нам подали превосходную, какой мы никогда не ели у нас дома. Подкрепившись и полюбовавшись видами, мы отправились в путь с большим удовольствием по очаровательным аллеям. В наших комнатах мы нашли хозяйку, ухаживающую за нашими цветами. Накануне она очень извинялась, что не могла поселить нас в хороших апартаментах, и предложила нам перейти в освободившиеся комнаты. Я поблагодарила и отказалась. Хотя комнаты, которые мы занимаем, не очень элегантны, но очень чисты, я ими довольна.
Я боюсь за свой кошелек, и потом, мы будем здесь недолго. Вечером хотела тебе написать, но в 9 часов сон так одолевает меня, что я ложусь, как младенец. Утром Фридрих, не сказав мне ничего, сделал прогулку в город, а это далеко, справиться на почте, нет ли писем. Он принес мне твое письмо, которое я ожидала получить только завтра. Так что я прочла его рано утром и тотчас же села писать тебе, что я делала днем, так как завтра утром я снова буду в дороге, а я хочу исполнить твое желание отправлять письма по субботам. Так как теперь мой дневник прерван, я свободна, чтобы написать тебе письмо.
Прежде всего я хочу наладить нашу корреспонденцию и сказать тебе о своих намерениях. Я составила план путешествия, который тебе при этом посылаю, и ты можешь им руководствоваться. Во всяком случае, если это письмо за опоздает и ты уже послал несколько писем в Брюссель, я пошлю туда Фридриха, это всего в нескольких часах езды. В Остенде я предполагаю остаться 20 дней, таково количество предписанных мне ванн. Что касается моего путешествия по Рейну, не беспокойся, это не займет у меня более одного дня, так как из Остенде до Бонна я поеду по железной дороге. В Бонне я сяду на пароход, нигде не останавливаясь, доеду до Мейнца. Я не интересуюсь никакими экскурсиями, ограничимся тем, что будем любоваться берегами, этого достаточно, чтобы удовлетворить наше любопытство. Из Мейнца до Франкфурта - поездом. В Дрездене остановлюсь, только чтобы посмотреть Швейцарию и Саксонию, как советовали Мещерские. Фризенгоф обещал там к нам присоединиться, и так как он будет путешествовать с нами, я могу меньше времени посвятить Вене и 15-го, повторяю, я буду у тебя во что бы то ни стало.
Должна тебе сказать, что я очень мало расположена купаться в море, если это будет во вред моему уху, обретя слух, я боюсь его снова потерять. С тех пор как я бываю много на воздухе, я чувствую себя прекрасно. Морского воздуха будет достаточно, чтобы поддержать это самочувствие. Вода может способствовать возвращению боли, от которой, слава Богу, я совсем избавилась, вот уже неделя, как голова у меня не болит, если не считать шума в больном ухе. Может, я смогу и от него избавиться. Если нет - примирюсь с этим. Что бы ты ни говорил - все врачи глупцы. Я не хочу ни с кем консультироваться, кроме моего друга Конена, ради которого я хочу остановиться ненадолго в Ахене. Что касается моего пребывания в Остенде, где, ты предсказывал, будет очень скучно, то мне это безразлично при моем отношении ко всяким развлечениям. О поездке в Бонн для консультации с врачами я и думать не хочу. Я до сих пор жалею тот золотой, что заплатила врачу. Лучше всего путешествовать, быть в дороге , если нигде не чувствуешь себя хорошо, движение прогоняет скуку и тоску, любуешься прекрасными видами и дышишь свежим воздухом. Хотела ночевать в Бонне, но прачка задержала белье. Сейчас я должна покинуть тебя: я в полном неглиже пишу тебе, надо одеться, чтобы спуститься вниз к обеду, уже час дня, через полчаса мы должны быть готовы. После обеда я снова возьмусь за перо, чтобы добавить несколько слов.
...Ну вот я снова с тобой , дорогой друг. Пять голландок и маленькая немка попросили моих дочерей в 5 часов взять их с собою на прогулку: они впервые сядут на лошадь. Я им разрешила на полчаса. Вот они уехали, а мы с Александриной вернулись в дом, каждая в свою комнату. Я очень расстроена. Мы намеревались уехать из Годсберга сегодня вечером, переночевать уже в Бонне, чтобы быть поближе к железной дороге и почте, так как Александрина ждет завтра письмо, и от него зависит наш отъезд, если оно не придет завтра утром, значит, это будет в воскресенье. Я делаю для нее то, что я хотела бы, чтобы другие делали для меня, если бы я не получила свое письмо сегодня утром. Но вот все наши проекты разрушены, так как наши люди имели глупость сказать прачке, что мы уедем завтра, и она заявила, что может принести белье только завтра. Одному Богу известно, как мы хотели приехать в Бонн в полдень. Надо еще уложиться, одеться, и еще неизвестно, когда прачка принесет белье, если она нарушила первое свое обещание. Я была очень расстроена и ворчала на Фридриха, который, впрочем, служит великолепно. Но так как ничего нельзя было поделать, пришлось с этим примириться.
Описание праздника кавалергардов, что ты мне делаешь, очень интересно, это, должно быть, было очень красиво, я огорчена, что не могла на нем присутствовать. Благодарю тебя за все подробности, которые были мне очень интересны. Это мне напомнило мою жизнь в Стрельне, которую я никогда так не ценила, как теперь. Ну вот, дождь кончился, пробило пять часов, и вся моя компания просит пойти на прогулку пешком и довольно далеко, на ту сторону Рейна, посмотреть красивую деревню и поесть там простокваши, если представится возможность. Я тебе напишу до того, как лягу спать. Целую, и пока до свидания.
...Вот я и вернул ась с прогулки , которая была совсем иной, чем я предполагала. Едва мы отправились в путь, с нашим проводником впереди, как встретили оберкельнера отеля, который нас остановил и спросил, куда мы идем, и сказал, не лучше ли нам пойти посмотреть сад в деревне Муффендорф, принадлежащий фон Фюрстенбергу, женатому на дочери князя Меттерниха. На мой вопрос, далеко ли деревня, куда мы направляемся, он сказал, что это час ходьбы. Это нас испугало, тем более что вид неба был довольно угрожающим. Мы видели коляску у наш его крыльца, и я послала Фридриха взять ее, и мы поехали, по совету кельнера, сначала в сад, который мы нашли изумительным по богатству цветов, в особенности огромное разнообразие роз - розовых, красных, чайных - перемешанных с большим вкусом. Водопады в тени ив, огромный вольер, устроенный в большом рву, где мы увидели не только канареек и других птичек, но и в отделении, отгороженном сеткой, кроликов и других мелких безобидных животных, и, наконец, самый восхитительный вид на семь гор. Что касается дома, то он был не особенно красив, вся роскошь и богатство в саду. Хозяин и его супруга в тот момент отсутствовали, они ушли на прогулку. Оттуда мы поехали до Рейна, где вышли из коляски, чтобы на лодке переправиться на другой берег, как собирались в начале экскурсии.
*** маленький городок у подножия горы Драхенфелье. Там были два отеля, очень красивые с виду, в одном из них - большой зал. Мы расположились на террасе, выходящей на Рейн, и спросили что-нибудь молочное, и нам подали очень плохое молоко, гораздо хуже, чем то, что мы пили накануне. Пришлось с этим примириться. Вдруг начался ливень, но мы были под крышей. Когда мы окончили наше роскошное угощение, а дождь перестал, мы отправились к лодке, чтобы переправиться через реку и сесть в коляску, которая оставалась на том берегу, и вернулись в отель. На пороге дома нас ждала хозяйка, которая рассказала все подробности о семье Меттернихов, думая , что мы с ними знакомы, и выражая сожаление, что мы не застали хозяев дома. Мы успокоили ее, заверив, что не имеем чести их знать. Тут коляска, привезшая ей англичан, прервала наш разговор, и мы отправились в сад на ужин, который мы поспешили закончить, так как вечер был очень сырой, и, кроме того, нам обеим нужно было писать письма. В комнате рядом с нашей собрались все обитатели отеля и болтали до 11 часов.
А теперь я возвращаюсь к твоему письму, к тому, где ты пишешь о моих девушках. Ты очень строг, хотя твои рассуждения справедливы. Кокетство, которое я разрешила Мари, было самого невинного свойства, уверяю тебя, и относилось к человеку, который был вполне подходящей партией. Иначе я бы не разрешила этого, и в этом не было ничего компрометирующего, что могло бы внушить молодому человеку плохое мнение о ней. Что касается того, чтобы пристроить их, выдать замуж, то мы в этом отношении более благоразумны, чем ты думаешь. Я всецело полагаюсь на волю Божию, но разве было бы преступлением с моей стороны думать об их счастье. Нет сомнения, можно быть счастливой и не будучи замужем, но это значило бы пройти мимо своего призвания. Я не могла бы ей этого сказать. На днях мы долго разговаривали об этом, и я говорила для их блага, иногда даже против моего убеждения, о том, что ты мне пишешь в своем письме. Между прочим, я их готовила к мысли, что замужество не так просто делается и что нельзя на него смотреть как на игру и связывать это с мыслью о свободе. Говорила, что замужество - это серьезная обязанность, и надо быть очень осторожной в выборе. В конце концов можно быть счастливой, оставшись в девушках, хотя я этого не думаю. Нет ничего более печального, чем существование старой девы, которая должна довольствоваться любовью не к своим, а к чужим детям и создавать себе какие-то другие обязанности, а не те, которые предназначены природой ей самой. Ты мне называешь многих старых дев, но побывал ли ты в их сердце, знаешь ли ты, через сколько горьких разочарований они прошли и так ли они счастливы, как кажется. А ты сам помнишь ли, как ты был холостяком, - я называю холостяцкой жизнью тот период, когда ты был один после твоего страстного увлечения, - твое сердце было ли удовлетворено, не искало ли оно другой привязанности, и когда вы, ты и Фризенгоф, твердите мне обратное, скажу вам, что вы говорите вздор. Последний, не успел он овдоветь, как принял в качестве утешения любовь Александрины, и перспектива женитьбы на ней заставила его забыть всю свою горестную утрату. Союз двух сердец величайшее счастье на земле, а вы хотите, чтобы молодые девушки не позволяли себе мечтать, значит, вы никогда не были молодыми и никогда не любили.
Надо быть снисходительным к молодежи. Плохо то, что родители забывают, что они сами когда-то чувствовали, и не прощают детям, когда они думают иначе, чем они сами. Не надо превращать мысль о замужестве в какую-то манию, и даже забывать о достоинстве и приличии, я такого мнения, но предоставьте им невинную надежду устроить свою судьбу - это никому не причинит зла.
Что касается Фризенгофа, то, при всем его уме, он часто многое слишком преувеличивает, тому свидетельство его страх перед несоблюдением приличий и общественным мнением до такой степени, что в конце концов даже говорит об отсутствии характера. Я не люблю этого в мужчине. Женщина должна подчиняться, законы в мире были созданы против нее. Преимущество мужчины в том, что он может их презирать, а он несчастный всего боится. Тому свидетельством его любовь. Он дрожит, как бы его брат или венские друзья не догадались об этом. Это удерживает его от заключения брака ранее положенного срока, чего он хотел бы сам. Я прекрасно понимаю, что он хочет выдержать годичный срок вдовства, и от этого зависит его боязнь Тетушки и брата, а вовсе не от состояния его дел. Но, пожалуйста, все это только между нами. Никому ничего не говори и будь осторожен с моими письмами, прячь их, как только прочтешь.
Кстати, по поводу любовных страстей и тому подобных вещей. Я имею сведения о Вяземском через Фризенгофа, который пишет Александрине, что князь очень нездоров, что опасались за его рассудок, и что сам он думал, что сойдет с ума, и заявил жене, что если подобное несчастье с ним случится, он застрелится. Его быстренько отправили в Ревель для перемены обстановки и воздуха. Я хотела было ему написать, но времени нет совершенно. Влюбленность Саши заставила нас всех много смеяться. Это крещение всех пажей, которые считают своей обязанностью ухаживать за мадемуазель Претвиц. Саша не был бы Сашей, если бы не прошел через это. Но Азя действительно ужасна со своими сплетнями. Ладно еще касательно брата, что не будет иметь серьезных последствий, но я в отчаянии, когда это касается ее болтовни об Орлове Александровым. Я надеюсь, что ты ее как следует отругал. Она, право, бедовая. Все-таки поцелуй ее и поблагодари за желание поскорее меня увидеть, я очень тронута. Но пора уже мне тебя покинуть, все ложатся спать, и мне надо последовать их примеру. Может быть, я добавлю завтра несколько слов до отъезда. Спокойной ночи, дорогой Пьер, поцелуй нежно моих сыновей. Поздравь Сашу с его так называемой любовью, он так долго сопротивлялся всяким чувствам. Скажи Грише, что я непременно исполню его желание. Поцелуй также тысячу раз Софи и Лизу.