Неаполитанские дни Элизабет Виже-Лебрен
Леди Гамильтон в образе вакханки
Я провела в Риме около 8 месяцев и заметила, что все французские эмигранты стремятся в Неаполь. Я решила последовать их примеру. Невозможно описать, насколько сильное впечатление произвел на меня Неаполь. Это горящее солнце, эта бескрайняя полоска моря с островами, которые были видны на расстоянии, Везувий с большой струей дыма, исходящей из него... Население Неаполя настолько оживленное и шумное, и настолько отличается от римлян, что можно предположить, будто эти города находятся на расстоянии тысячи миль друг от друга.
Я сняла дом в Кьяйе, на берегу моря. Напротив находился остров Капри. Едва я успела войти в дом, как русский посланник граф Скавронский прислал ко мне своего лакея, чтобы узнать, как я доехала и прислал изысканный обед. Это было очень своевременно, так как я бы, вероятно, умерла от голода, прежде чем слуги подготовили мою кухню. В тот же вечер я отправилась поблагодарить графа и познакомилась с его прекрасной женой.
Екатерина Скавронская
Граф Скаворский имел черты, которые были благородны и правильны; он был очень бледен. Эта бледность исходила от крайней слабости его здоровья, которая, однако, не мешала ему быть очень общительным и болтать как изящно, так и умно. Графиня была ангельски красива и мила.
Знаменитый Потёмкин, её дядя, осыпал Скавронскую бриллиантами, которым она не находила применения. Высшим счастьем её было лежать на кушетке, без корсета, закутавшись в огромную чёрную шубу. Свекровь присылала ей из Парижа картонки с самыми восхитительными творениями Mlle Bertin, портнихи Марии-Антуанетты. Но я не верю, что графиня открыла хотя бы раз хоть одну из них, и когда свекровь выражала желание увидеть невестку в одном из этих восхитительных платьев и шляпок, она отвечала: „Для чего, для кого, зачем?“. То же самое она сказала мне, показывая шкатулку с драгоценностями, среди которых были совершенно невообразимые вещи. Там были огромные бриллианты, подаренные ей Потёмкиным, но которых я на ней никогда не видела. Как-то она мне сказала, что чтобы засыпать, она держит под кроватью раба, который каждую ночь рассказывает ей одну и ту же историю. Днём она была абсолютно праздной. Она была необразованной, и беседы с ней были незанятными. Но при этом, благодаря восхитительному лицу в сочетании с ангельской кротостью, её очарование было неотразимым.
Екатерина Скавронская
Граф Скавронский взял с меня обещание написать портрет его супруги прежде остальных дам в Неаполе. Я приступила к портрету графини спустя два дня. После первого сеанса с графиней ко мне пришел сэр Уильям Гамильтон, посол Великобритании в Неаполе, и просил, чтобы мой первый портрет в этом городе был написан с прекрасной мадам Харт, ставшей вскоре леди Гамильтон. После обещания моим соседям, я не могла приступить к портрету мадам Харт, пока портрет графини не был завершен. Я написала мадам Харт в образе вакханки, лежащей на краю моря с кубков в руках. Она с ее живым лицом и длинными густыми каштановыми волосами была прелестна в образе вакханки.
Леди Гамильтон в образе вакханки
Жизнь леди Гамильтон похожа на роман. Ее девичье имя - Эмма Лион. Ее мать была бедной служанкой, хотя о месте ее рождения ходит много разных слухов. В возрасте 13 лет она начала работать медсестрой, однако ей быстро наскучила такая жизнь и она отправилась в Лондон. Принц Уэльский рассказывал, что видел ее в деревянных туфлях, продающей фрукты и что, хотя она была очень подлой, ее красивое лицо привлекало внимание. Лавочник взял ее в дом, но вскоре она оставила его и поступила на службу горничной. В этом доме Эмма познакомилась со сценой. Она изучала жесты актеров и их вокальные интонации. Разумеется, такие таланты очень не понравились ее госпоже и стали причиной увольнения.
После этого Эмма в обнаженном виде изображала богиню здоровья Хигею в доме доктора Грехема. Посмотреть на нее приходили многие и среди них - художники, один из которых предложил ей стать натурщицей. В этом деле она приобрела известность. Она с легкостью могла изобразить вакханку, равно как и Марию Магдалину.
В нее отчаянно влюбился лорд Гренвилл, но внезапно он потерял свое положение в обществе и был практически уничтожен. В надежде получить помощь от дяди Гамильтона, лорд отправился в Неаполь вместе с Эммой. Дядя в самом деле согласился выплатить долги племянника, но увидев прекрасную Эмму Лайон, он решил сам на ней жениться. Так леди Гамильтон получила свое великолепное положение в обществе. Она была дружна даже с королевой Неаполя и выболтала ей несколько небольших дипломатических секретов, которые королева сумела удачно использовать в интересах своей страны.
Леди Гамильтон была глупа и вместе с тем очень надменна. Оба эти недостатка она демонстрировала в каждом своем разговоре. Но она обладала хитростью, которая и помогла ей заключить столь завидный брак. Она не умела элегантно одеваться в повседневной жизни. Я помню, что когда писала ее в образе Сибиллы, она жила в Казерте, куда я ходила каждый день, желая быстрее завершить картину. Герцогиня де Флери и принцесса Монако присутствовали на третьем сеансе, который был последним. Я намотала шарф вокруг головы леди Гамильтон в форме тюрбана, один конец шарфа свисал изящными складками. Этот головной убор так украсил ее, что дамы нашли ее восхитительной. Когда ее муж пригласил всех нас на ужин, она отправилась переменить наряд, и когда она вернулась, чтобы встретиться с нами в гостиной, ее новый костюм, который был очень обыденным, действительно выявил все ее недостатки, так что две дамы едва могли ее узнать.
Когда я приехала в Лондон в 1802 году, леди Гамильтон только овдовела. Я оставила у нее карточку и вскоре она навестила меня, будучи в глубоком трауре, под густой черной вуалью, ее волосы оставались такими же прекрасными, но она стала ужасно толста. Она сказала, что в ее муже она потеряла друга и отца и что она никогда не успокоится. Я признаюсь, что ее горе произвело на меня небольшое впечатление, так как мне показалось, что она играет роль. Я, очевидно, не ошиблась, потому что через несколько минут, заметив какие-то ноты, лежащие на моем пианино, она взяла их и начала петь.
Как известно, лорд Нельсон был в нее влюблен в Неаполе и она поддерживала с ним очень нежную переписку. Однажды утром, когда я пришла к ней домой, я нашла ее сияющей от радости, и, кроме того, она приколола розу к своим волосам как Нина (героиня оперы "Безумная от любви"). Я не могла не спросить ее, что означала роза. «Это потому, что я только что получил письмо от лорда Нельсона», - ответила она.
Герцог де Берн и герцог Бурбон, услышав о ее живых картинах, очень хотели увидеть зрелище, но она никогда не хотела показывать их в Лондоне. Я попросила ее устроить у меня вечер для двух князей, и она согласилась. Я также пригласила некоторых других французов, которым, как мне стало известно, хотелось бы увидеть это зрелище. В назначенный день я поставила посередине своей гостиной очень большую рамку с экраном по обе стороны от нее. Все приглашенные гости приехали, леди Гамильтон по-настоящему замечательно изобразила различные позы в этой рамке. Она привезла с собой маленькую девочку, которой, возможно, было семь или восемь лет, поразительно похожую на нее. Одна группа, которую они показали вместе, напомнила мне «Похищение сабинянок» Пуссена. Она быстро и эффектно переходила от горя к радости и от радости к ужасу. Все мы были очарованы.
Во время ужина, герцог де Бурбон, который сидел рядом со мной за столом, обратил мое внимание на количеству портера, которое она выпила. Я уверена, что она, должно быть, привыкла к этому, потому что она не опьянела даже после двух или трех бутылок. После отъезда из Лондона, в 1815 году, я слышала, что леди Гамильтон окончила свои дни в Кале, умирая там, забытая и оставленная в самой ужасной бедности.
Экскурсии, которые я совершала в Неаполе, не помешали мне выполнять множество заказов. Я написала так много портретов, что мое первое пребывание в этом городе продлилось до шести месяцев, хотя я приехала с намерением потратить всего шесть недель. Посол Франции, барон де Талейран, однажды утром сообщил мне, что королева Неаполя пожелала, чтобы я написала портреты ее двух старших дочерей, и я сразу же начал их.
принцесса Мария-Тереза Неаполитанская
Ее Величество готовилась уехать в Вену, где она должна была заняться браком этих принцесс. Я помню, как она говорила мне после возвращения: «У меня было успешное путешествие, я только что составила две счастливые партии для своих дочерей». Самая старшая, вскоре вышла замуж за императора Австрии, Франца II, а другая, которую звали Луиза - за великого князя Тосканы. Эта вторая девушка была очень уродливой и делала такие гримасы, что я не хотела заканчивать ее портрет. Она умерла через несколько лет после ее замужества.
принцесса Луиза-Амелия Неаполитанская
Гуляя днем по Неаполю, я начала надевать зеленую вуаль, чтобы сохранить зрение, так как ослепительно белые дома города вместе с ярким солнечным светом просто ослепляли. Каково же было мое удивление, когда я заметила, что вслед за мной другие дамы тоже стали надевать зеленые вуали, хотя до этого они носили только белые и черные. Моя зеленая вуаль помогала мне впоследствии и в Петербурге, где снег на солнце сиял так ярко, что мог испортить зрение. Больше всего я любила гулять по склону Позилиппо. Этот склон покрыт прекрасными виллами, казино, виноградниками. Здесь находится могила Виргилия и говорят, что на ней всегда растут лавры, но я не видела ни одного. По вечерам мы с дочерью гуляли на побережье и сидели там до восхода луны.
Когда все неапольские заказы были завершены, я возвратилась в Рим, но там меня увидела возвращавшаяся из Вены королева и попросила возвратиться в Неаполь, чтобы написать ее портрет. Отказать было невозможно.
Королева Мария-Каролина
По прибытии в Неаполь я сразу же начала портрет королевы. Тогда было так ужасно жарко, что однажды во время сеанса мы оба заснули. Я с большим удовольствием писала эту картину. Королева Неаполя, не была так красива, как ее младшая сестра, королева Франции, но она напомнила мне о ней. У нее был прекрасный характер и она была очень остроумна. Она несла бремя правления в одиночку. Король не имел к этому никакого отношения; он проводил большую часть своего времени в Казерте. Перед тем, как я уехала из Неаполя навсегда, королева подарила мне старинную лакированную шкатулку с ее инициалами, окруженными бриллиантами.
Memoirs of Madame Vigée Lebrun