Никса - Дагмар - Саша
Летом 1864 года наследник российского престола приехал в Данию. Цель его поездки была познакомиться с датской принцессой Дагмар, которая очень понравилась его отцу Александру II во время его прошлого визита в Данию. При первом же знакомстве Дагмар или, как ее называли в Дании, Минни (маленькая) произвела неотразимое впечатление на молодого князя. Она была очаровательным созданием. 24 августа (5 сентября) 1864 года в письме к матери, императрице Марии Александровне, он рассказывал о Дагмар и о том впечатлении, которое она произвела на него: «…Если бы Ты знала, как я счастлив: я влюбился в Dagmar. Не бойся, что это так скоро, я помню твои советы и не могу решиться скоро. Но как же мне не быть счастливым, когда сердце говорит мне, что я люблю ее, люблю горячо… Как мне описать ее? Она так симпатична, проста, умна, весела и вместе застенчива. Она гораздо лучше портретов, которые мы видели до сих пор. Глаза ее говорят за нее: такие добрые, умные, бойкие глаза».
Цесаревич решил сделать предложение датской принцессе и для получения согласия родителей тут же отправился в Дармштадт, на родину своей матери, где она находилась со своим мужем императором Александром II. Родители, желавшие этого союза, тотчас дали свое согласие.
Как Дания, так и Россия были заинтересованы в этом брачном союзе. Дания, потерявшая в ходе датско-прусской войны 1864 года герцогства Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург, надеялась установлением дружественных отношений с великой державой умерить аппетиты Пруссии. Россия же на протяжении многих лет была заинтересована в беспрепятственном выходе в Балтийское море, а также в том, чтобы проливы Эресунд и Большой и Малый Бельт находились под контролем Дании. Поэтому подобный династический брак приветствовался в обеих странах.
В Дармштадте цесаревич провел с родителями несколько дней. Он не мог представить, что последний раз в жизни находится с родными ему людьми, в привычной для него дворцовой среде. Мысли о здоровье, мучившие его, исчезли, он был влюблен и чувствовал себя бодрым и здоровым. Однако чрезвычайная бледность свидетельствовала об обратном.
В эти дни состоялся разговор с молодым князем В. П. Мещерским, который приехал из Англии, чтобы поздравить цесаревича с помолвкой. «Могу сказать, что я предчувствую счастье, - сказал цесаревич. - Теперь я у берега; Бог даст, отдохну и укреплюсь зимою в Италии; затем свадьба, а потом новая жизнь, семейный очаг, служба и работа… Пора… Жизнь бродяги надоела… В Схевенингене всё черные мысли лезли в голову. В Дании они ушли и сменились розовыми. Не ошибусь, если скажу, что моя невеста их мне дала. С тех пор я живу мечтами будущего… Мне рисуется наша доля и наша общая жизнь труда и совершенствования… В Схевенингене мы пережили дурные дни. Даст Бог, начнем переживать лучшие». Мещерский в ответ признался, что, по его мнению, везде за границей лучше, чем в России, в смысле порядков и людей. На это цесаревич ответил, что у России вся будущность впереди. «Здесь, в Европе, - лето, а в России - весна с ее неурядицами, но и с ее надеждами, с ее первыми отпрысками пробуждающейся жизни». Мещерский указал на то обстоятельство, что в России нет государственных людей. «Это правда, - ответил цесаревич, - но до известной степени. Мне кажется, что люди есть, а только их не ищут. Сколько людей, людей и дельных и интересных, нам пришлось видеть в прошлом году во время нашего путешествия по России. Я, например, думаю, что если земские учреждения пойдут у нас с толком, то получится отличная школа выработки людей.
Вот дайте мне только жениться, - продолжал цесаревич. - Как бы то ни было, а до сих пор и я жил за китайской стеной. Мы выезжали в свет в эту зиму с Сашею, а много ли толку было? Все сплетни да сплетни… А когда я женюсь и у меня будет свой дом, китайская стена провалится и мы будем искать и принимать людей… Некоторые говорят, что людей создает конституционный образ правления. Я об этом не раз думал и ни с кем не разговаривал. По-моему, вряд ли это верно… Посмотрите век Екатерины… Ведь это был век богатейшими людьми, не только у нас, но сравнительно во всей Европе. Возьмите эпоху Николая I. Сколько людей замечательных он вокруг себя создал… Во всяком случае, это доказывает, что образ правления тут ни при чем. Это мое твердое убеждение. И я надеюсь, что никто меня в этом отношении не разубедит. Мне представляется, что неограниченный монарх может гораздо более сделать для блага своего народа, чем ограниченный, потому что в каждой палате гораздо более интересов личных и партийных, чем может их быть в самодержавном государстве».
В Дармштадте цесаревич в один из дней вновь почувствовал резкую боль в спине. После несчастного случая 1860 года это был уже третий приступ, но на этот раз боль была значительно сильнее, чем прежде. Но и теперь ни сам цесаревич, ни его родители, ни врачи, окружавшие его, не придали этому факту должного значения. Уже на следующий день он с семи утра до шести часов вечера верхом сопровождал своего отца в Потсдам на военные маневры.
15 сентября 1864 года великий князь Николай Александрович возвратился в Копенгаген. Теплым днем 16 сентября в парке дворца Фреденсборг между цесаревичем и Дагмар состоялось объяснение. Датская принцесса, находившаяся во власти необыкновенного обаяния русского князя, согласилась стать его женой.
Старинная королевская резиденция Фреденсборг, хранившая многие тайны датских королевских семей, стала и для Дагмар тем благословенным местом, где Господу было угодно благословить союз этой молодой прекрасной пары. Дагмар не знала тогда, что через два года здесь же, во Фреденсборге, но уже при иных обстоятельствах, она получит другое, второе в своей жизни предложение руки и сердца, но уже от младшего брата Никсы великого князя Александра Александровича.
На этот раз цесаревич Николай Александрович провел в Дании две недели. Теперь уже со своей нареченной невестой. Большую часть времени они находились во Фреденсборге и в Бернсторфе. Замок Фреденсборг, являвшийся главной летней резиденцией датской королевской семьи, был живописно расположен на озере Эсрум-Сё в Северной Зеландии. Он был построен в стиле французского барокко при короле Фредерике IV в XVII столетии. Вся дворцовая композиция была возведена в 1720-1726 годах по проекту датского архитектора Кригера. Окруженный огромным парком с прекрасными скульптурами, выполненными при участии знаменитых датских мастеров, дворец производил чарующее впечатление на всех, кто его посещал.
Молодая пара была очень счастлива. Часами Дагмар и Николай бродили по огромному тенистому парку, совершали лодочные прогулки, долго беседовали в тени вековых буков. Молодой русский князь рассказывал датской принцессе о своей родине, которую он очень любил, а Дагмар - о своей загадочной стране викингов, их далеких прошлых походах.
Цесаревичу очень хотелось больше рассказать Дагмар о России, чтобы со временем она могла полюбить ее. 24 сентября 1864 года в очередном письме своему отцу цесаревич писал: «Ближе знакомясь друг с другом, я с каждым днем более и более ее люблю, сильнее к ней привязываюсь. Конечно, найду в ней свое счастье; прошу Бога, чтобы она привязалась к новому своему Отечеству и полюбила его так же горячо, как мы любим нашу милую Родину. Когда она узнает Россию, то увидит, что ее нельзя не любить. Всякий любит свое отечество, но мы, русские, любим его по-своему, теплее и глубже, потому что с этим связано высокое религиозное чувство, которого нет у иностранцев и которым мы справедливо гордимся. Пока будет в России это чувство к Родине, мы будем сильны. Я буду счастлив, если передам моей будущей жене эту любовь к России, которая так укоренилась в нашем семействе и которая составляет залог нашего счастья, силы и могущества. Надеюсь, что Dagmar душою предастся нашей вере и нашей церкви; это теперь главный вопрос, и, сколько могу судить, дело пойдет хорошо».
Здесь, во Фреденсборге, Дагмар и Никса впервые поцеловались. Счастливый молодой князь написал тогда отцу: «Dagmar была такая душка! Она больше, чем я ожидал; мы оба были счастливы. Мы горячо поцеловались, крепко пожали друг другу руки, и как легко было потом. От души я помолился тут же мысленно и просил Бога благословить доброе начало. Это дело устроили не одни люди, и Бог нас не оставил». На одном из оконных стекол дворца Фреденсборг жених и невеста начертали свои имена: Дагмар и Никса. После сватовства Николая Дагмар писала брату Вильгельму: «О, как благодарна я Господу за его милость ко мне; я молюсь теперь только о том, чтобы он ниспослал мне силы и дал возможность сделать его, возлюбленного Никсу, таким счастливым, каким я желаю ему быть от всего сердца, и стать достойной его. Ах, если бы ты только видел и знал его, то мог бы понять, какое блаженство переполняет меня при мысли, что я могу назвать себя его невестой».
О помолвке было объявлено официально в тот же день. Дагмар получила от цесаревича в подарок жемчужное ожерелье. Королевская чета устроила большой праздничный обед, на котором пили шампанское и произносили много хороших тостов. Во время обручения произошел довольно курьезный случай, который описал в своих мемуарах граф Шереметев. Командир яхты «Штандарт» Д. З. Головачев, присутствовавший за праздничным столом, сказал, обращаясь к королю Кристиану IX: «Sire, le vin est aigre» («Сир, вино горько!»). «Его не поняли. Тогда он настойчиво повторил: „Le vin est aigre“ и, несмотря на все знаки цесаревича Николая, не хотел угомониться. Король Кристиан IX уже собирался обидеться, когда ему шепнули, что это коренной русский обычай». Молодые публично поцеловались.
Копенгаген ликовал, всюду устраивали фейерверки. Почетным гостем на празднике был принц Уэльский, будущий английский король Эдуард VII, а тогда - жених старшей сестры Дагмар Александры. Свадьбу Никсы и Дагмар решено было отложить до дня рождения цесаревича - 8 сентября.
А.Ф. Тютчева вспоминает: Великий князь наследник проболел всю зиму, доктора нашли у него ревматизм в спине, но ревматизм такой странный, что не поддавался никаким лекарствам и привел наследника к полному упадку сил. В начале шестой недели Великого поста болезнь, вследствие переохлаждения, внезапно приняла другой характер. Так называемые невралгические боли перекинулись на голову, великого князя начало постоянно тошнить, что часто сопровождалось жестокой рвотой. Всю зиму он плохо спал, теперь же у него постоянная бессонница. Это отсутствие сна и всякого питания привели к страшной нервной раздражительности.
Во вторник наследнику стало хуже, и было решено перевезти на виллу Бермон, графини Протасова и Блудова уступили ему свои комнаты. На следующий день он еще выезжал в карете, а через день его уже в кресле вывозили в сад, но эти выезды только ухудшали его состояние. Пасхальная служба и разговление, на которое к Государыне собрались все русские, были необыкновенно печальными. Впервые в жизни я не испытывала радости в это великий праздник. Утром нам объявили, что великий князь спокойно провел ночь, ему гораздо лучше, и если следующая ночь пройдет так же спокойно, то можно надеяться, что болезнь пойдет на спад. Государыня утром навестила его и подарила пасхальное яичко. В понедельник на Святой неделе поутру мне сказали, что великий князь спокойно провел ночь. Я была так рада, что села писать Лизе Ламберт. В то время, как я писала, вошел слуга и сообщил: "Наследнику очень плохо". Сердце у меня упало. Я с трепетом побежала вниз. "Что случилось?" - спросила я. "Излияние в мозг", - произнес он. "Но тогда - тогда - это конец. Его надо причастить. Сам он не может отвечать за себя".
В эту минуту из своей комнаты вышла государыня."Что мне писать государю в телеграмме?" - спросила она. "Сударыня, - произнес Гартман, - это излияние в мозг". Она схватилась за сердце, но уже через мгновение собралась: "Я должна быть спокойной, я должна думать теперь о государе". И она ушла к себе в комнату составлять телеграмму. Государыня отправилась на виллу Бермон, куда Гартман созвал всех докторов, имеющихся в Ницце.
Пригласили священника. Наследник исповедался с полным сознанием, хотя и с небольшим трудом. Он сам прочитал молитву перед причастием и после обеда попросил государыню телеграфировать его невесте, что он причастился, великая радость!
После Причастия цесаревичу положили на затылок вытяжной пластырь, каждый час ему давали дозу хлористой ртути, чтобы вызвать отток воды из мозга. Левая рука у него не двигалась, зрачки невероятно увеличились и были неподвижны. Остаток дня он провел в полуоцепенении. Государыня спросила, не хочет ли он, чтобы к нему приехала невеста. Он засомневался, что это возможно, но когда государыня сказала, что надеется получить разрешение датской королевы, он живо воскликнул: "Ах, да, скажи, чтобы она приехала, но непременно, не так, как прежде,прикажи, прикажи, чтобы она приехала".
В среду в десять часов вечера состояние больного стало настолько удовлетворительным, что у Задекауэра блеснула надежда, и он поделился ею с несчастной матерью, и та разрыдалась. Мы пошли спать несколько успокоенными. На следующее утро морем из Флоренции прибыла великая княгиня Мария Николаевна. 6 апреля государь выехал из Петербурга, а 5-го из Копенгагена в Ниццу выехали датская королева с дочерью. Утром случилось второе излияние в мозг. Ему выбрили голову на затылке, чтобы вновь положить вытягивающий пластырь, и продолжали каждый час давать огромные дозы хлористой ртути. Он уже не приходил в сознание и только издавал неясные звуки. Возбуждение росло, он пытался сорвать пластырь, кричал, пытался спрыгнуть с кровати.
8 апреля, в четверг, приехал великий князь Александр Александрович. Доктора не позволили ему войти к брату. Мы с великой княжной Марией Александровной ездили встречать его на железную дорогу. Прибыл государь с великими князьями Владимиром и Алексеем. Он привез из Берлина Пирогова. Цесаревич обратился к Пирогову: "Это из-за меня вас вызвали из Берлина". Его рассудок еще не потерял способности мыслить. Цесаревич потрогал свою бритую голову и сказал лакею: "Какой я урод!" Снова началось возбуждение, он пытался незаметно для других сорвать пластырь.
Ночь прошла спокойно, Гартман сказал, что к 4 часам есть опасность кризиса. В самом деле, к утру пульс стремительно упал, наступила чрезвычайная слабость и голова прояснилась. Больной полностью пришел в сознание. Он выказывал матери большую нежность, целовал ее руки. Он сказал ей: "Мне жаль тебя,бедная мама". Гартману он сказал: "Прощайте, прощайте, позаботьтесь о мама".
Он был рад увидеть и брата Александра. Он указал на него государю: "Вот славный человек". Когда ему сказали, что здесь находится его невеста, его лицо просияло радостью. Он долго прижимал ее к сердцу, осыпал поцелуями и повторял: "Ангел мой, милая моя, душка", - и, обратясь к отцу, добавил: "Посмотри, папа, какая она милая".
Отец подошел к умирающему сыну, благословил его, потом, обернувшись к великому князю Александру, призванному стать наследником после смерти брата, он передал благословение от умирающего сына другому сыну. Все это время умирающий держал в долгих последних объятиях свою невесту. Потом в предсмертном бреду он командовал морскими маневрами, словно он совершал последний переход на корабле русского флота, который он так любил. Самые последние его слова были: "Стоп, машина!" Потом он замолчал, только редкие стоны вырывались из его груди и все усиливавшаяся страшная предсмертная икота вызывала появление черной пены изо рта. Все близкие окружили его. Государыня находилась в изголовье, государь в ногах, великий князь Александр Александрович держал умирающего за правую руку, юная невеста держала его за левую руку и покрывала ее поцелуями. С половины восьмого до полуночи эта девочка ухаживала за ним с полным присутствием духа и великолепным спокойствием, а он улыбался ей в знак того, что узнает ее."
В полночь стоны прекратились, начались хрипы, дыхание стало прерывистым, неровным. Государыня поднесла крест с мощами к губам сына. Воцарилось глубокое молчание, все было кончено. Вслед за тем раздались крики и рыдания. Государь увел государыню, находившуюся в полуобморочном состоянии. Дагмара оставалась у тела жениха, она покрывала поцелуями его лицо и безжизненные руки. Ее пять или шесть раз пытались увести, но она вцеплялась в покойного и не давала себя оторвать. Великий князь Александр наклонился к невесте брата и, обняв ее, вместе склонился над покойным. Владимир не мог справиться с нервным приступом, он громко рыдал. Наконец Дагмару увели силой, Мария Александровна подошла проститься с покойным.
Вечером принцесса Дагмара простилась со всеми. Ночью должны были делать вскрытие, и после этого она уже не могла видеть покойного. Она долго обнимала его и надела ему на палец кольцо. Она непременно хотела получить на память крест с мощами, который он держал, умирая. Но этот крест являлся семейной реликвией князя Ухтомского, и тот ни за что не хотел с ним расстаться. Я сумела только добиться, чтобы его не забирали сразу у принцессы. Она унесла его, сказав, что не расстанется с ним до самой смерти.
Вскрытие показало, что у наследника была болезнь, которую не распознал ни один доктор. В нижней части спины у него был абсцесс, который точил его и охватил три позвонка. Возникновение абсцесса связывают с его падением с лошади четыре года назад, на которое тогда никто не обратил внимания. Кроме того, обнаружили абсцесс в боку, опухоль в легких и мозгу. Пришли к выводу, что смерть была неизбежна и винить в ней некого.
А.Ф. Тютчева о принцессе: Бедный юный цветок, едва успев распуститься, уже сорван бурей. Ей семнадцать лет, а выглядит она на пятнадцать. Она хрупкая, миниатюрная, со стройным полудетским станом, с очаровательной осанкой и походкой. Лицо ее светится красотой юности, черты неправильные, но приятные, кожа очень белая и великолепная, особенно хороши глаза, большие и выразительные. Будем надеяться, что когда-нибудь она будет с нами, выйдя замуж за великого князя Александра. Благодаря общей любви к покойному между ними возникла связь и они встретились теперь с особым чувством привязанности. Великие князья рассказали мне, что еще в Ницце великий князь Александр Александрович был поражен, открыв Евангелие на словах: "Если у кого умрет брат, имевший жену… то брат его должен взять его жену…".
Изначально Александр вовсе не хотел жениться на Дагмар, он был влюблен в княжну Мещерскую и даже был готов ради нее отречься от престола, но чувство долга было сильнее, Александр поддался уговорам родителей и согласился сделать предложение Дагмар.
«В ¼ 11 пошёл к Мамá. Папá читал письмо от Королевы Датской, которая пишет, что она теперь не хотела бы прислать к нам Dagmar, потому что ей нужен теперь покой и она должна купаться в море, что зимой будет продолжать заниматься русским языком и, может быть, Законом Божьим. Папá объяснил, что Королева не желает прислать Dagmar теперь, потому что Королева боится, чтобы не подумали, что она непременно желает выдать свою дочь скорее, чтобы не показать вид, как будто бы боится потерять случай. Кажется, сама Dagmar желает выйти замуж за меня. Что же касается меня, то я только об этом и думаю, и молю Бога, чтобы он устроил это дело и благословил бы его».
В октябре Дагмар написала Александру II ответное письмо: «Я даже не могу найти слов, чтобы объяснить Вам, как я была тронута, поняла по Вашему письму, что Вы всё ещё видите во мне одного из Ваших детей. Вы знаете, дорогой Папá, какое значение я придаю этому, и что ничто не может сделать меня более счастливой. Вот уже шесть месяцев мы без нашего любимого Никсы. Прошёл только год, как я видела его отъезжающим в полном здравии! Всё это время было мучительным для меня со всеми дорогими воспоминаниями о моей недолгой мечте о счастье, за которую я никогда не перестану благодарить небо».
Записи великого князя описывают подробности этой встречи: «Она показала мне вещи Никсы, его письма и карточки. Осмотрев всё, мы начали перебирать все альбомы с фотографиями… Пока я смотрел альбомы, мои мысли были совсем не об них; я только и думал, как бы начать с Минни разговор. Но вот уже все альбомы пересмотрены, мои руки начинают дрожать, я чувствую страшное волнение. Минни мне предлагает прочесть письмо Никсы. Тогда я решаюсь начать и говорю ей: говорил ли с Вами король о моём предложении и о моём разговоре? Она меня спрашивает: о каком разговоре? И тогда я сказал, что прошу её руки. Она бросилась ко мне обнимать меня. Я сидел на углу дивана, а она на ручке. Я спросил её: может ли она любить ещё после моего милого брата? Она ответила, что никого, кроме его любимого брата, и снова крепко меня поцеловала. Слёзы брызнули и у меня, и у неё. Потом я ей сказал, что милый Никса много помог нам в этом деле и что теперь, конечно, он горячо молится о нашем счастье, говорили много о брате, о его кончине и о последних днях его жизни в Ницце».
В тот же день в Петербург на имя императора Александра полетела шифрованная телеграмма: «Поздравьте и помолитесь за меня; сегодня утром мы с нею объяснились, и я счастлив…»
Император Александр II и императрица Мария Александровна тут же телеграфировали из Петербурга: «От всей души обнимаем и благословляем вас обоих. Мы счастливы вашим счастьем. Да будет благословение Божие на вас».
Так состоялась помолвка датской принцессы и русского наследника, которые впоследствии станут одной из самых счастливых коронованных пар.
Ю. Кудрина "Мария Федоровна"
А. Тютчева "Воспоминания"