Мои дома ч. 4
Отцу выделили бывшую квартиру ректора нашего института. Он "выбил» себе новую фешенебельную квартиру, и мы вселились в его прежнюю.
Трёхкомнатная квартира с жилой площадью 65 кв.м. помещалась в пятиэтажном доме сталинской постройки 1952года, что означало: лифт, толстые стены, хорошая изоляция, высокие, более 3-х метров, потолки в квартирах, просторная ванная комната и довольно большая кухня. Окна всех комнат выходили во двор. До нас не доносился шум главной улицы столицы Белоруссии, на которой стоял наш дом и которая за годы советской власти сменила своё название с ул. Советской на Сталинский проспект, затем на Ленинский, позже - на проспект Скорины, а теперь он называется проспетом Независимости.
Всё складывалось прекрасно. Мы переезжали на центральную улицу, напротив - кинотеатр «Центральный» и лучшая в то время гостиница «Минск», слева- главпочтамт, в двух шагах - Дом правительства, площадь Независимости, там же педагогический институт им. Горького, место работы моей мамы. Требовалось только сделать ремонт и перевезти вещи. Нас ожидала новая жизнь.
С квартирным ордером в руках и трепетом в сердце пошли мы с родителями осматривать наше будущее жильё. Поднимаемся на лифте на 4-ый этаж, открываем ключом тяжёлую дверь, входим. Первый приятный сюрприз - паркетный пол. Обожаю паркетные полы, их тёплый жёлтый цвет натурального дерева, а не холодный камень или покрытые бездушной красно-коричневой краской доски. Ничего, что паркет рассохся и планки поцарапаны. Его можно вернуть к жизни: переложить, планки подогнать, отшлифовать и покрыть лаком. Он снова задышит и засверкает. Он будет напоминать мне любимый Ленинград, залы его прекрасных дворцов и маленькую бабушкину комнату в коммунальной квартире на Петроградской стороне, в которой я так часто натирала паркетный пол.
Осматриваем комнаты и определяем их назначение. Большая проходная комната ( 32 кв. м)- салон, он же - мамин кабинет. Средняя комната (20 кв. м) ещё более полифункциональна - спальня, папин кабинет и угол моего десятилетнего брата. И наконец, самая маленькая комната ( 12 кв. м)- моя, только моя! У меня будет отдельная комната, впервые в жизни! Я счастлива.
Папа берётся за ремонт. У него возникает идея переоборудовать салон для оптимального использования его площади. Он приводит знакомых художников, дизайнеров, архитекторов. Все они, восхищённые размерами комнаты, которую называют не иначе, как танцевальный зал, высказывают разные взаимоисключающие идеи. Одна из них - построить под потолком антресоли для библиотеки- особенно пришлась мне по душе, вызвав в памяти подобные библиотеки во дворцах и домах дворян прошлых веков. Увы, ни эта и ни одна из предложенных идей не была реализована. На любое изменение в планировке квартиры требовалось разрешение, которое в то время было получить невозможно.
Покраска стен комнат и кухни превратилась в ритуальное священнодействие. Папа пригласил маляра, но предложенные им краски отца не устроили , и он занялся составлением колера сам. Он мешал краски в разных пропорциях. наносил их на плотную бумагу, подсушивал её и рассматривал получившийся цвет. Операция повторялась несчётное количество раз до получения нужного оттенка. После этого краски в найденной пропорции смешивались в ведре и выдавались маляру для нанесения на стену. Результат оправдал ожидания. Салон был покрашен в достаточно светлый цвет горчицы компании «Осем», хотя о такой компании мы в то время не слышали. Комната его и брата - в приятный кирпичный цвет, а кухня - в бледно-бледно зелёный. Над колером для моей комнаты папа колдовал особенно долго. Он смешал серую, белую и красную краску и получил свело серый, почти белый, но не белый, цвет с едва заметным сиреневым оттенком, который создавал лёгкое свечение, оживляя стены, но не делая их пошло розовыми. Лучшего и желать было нельзя..
После маляра у нас появились столяры и по папиному проекту соорудили книжный застеклённый стеллаж на всю противоположную окну стену, т.е. высотой в 3м и шириной 5м. Ах, какой великолепный получился стеллаж! С каким удовольствием расставляла я на нём книги, время от времени произвольно раскрывая тома на любой странице и зачитываясь ими на долгие минуты, чем и растянула поселение книг в их новый дом на несколько дней.
Затем привели в порядок пол в квартире, и ремонт был закончен. Настал черёд мебели. Из нашего домика мы забирали с собой массивный с красивыми резными дверцами папин письменный стол, буфет с резными декоративными колоннами и причудливым узором, таинственным и загадочным, и диван, который тоже следовало бы оставить, но папа к нему привык и не хотел менять. Больше из мебели перевозить было нечего.
Несколько дней ушло на поиск и покупку подходящей мебели для гостиной, моей комнаты и кухни. На наше счастье мы могли не слишком торопиться, оставаясь жить в старом доме, и спокойно приводить новую квартиру в надлежащий вид. Со сносом дома власти не спешили, и он ещё стоял несколько месяцев после нашего переезда. Приобретением мебели занимался тоже мой отец. Он ходил по магазинам, выбирал, следил за тем, чтобы обивка гармонировала с цветом стен, договаривался с продавцами и грузчиками. Я не знаю, как ему удалось, но вскоре вся необходимая обстановка была куплена. Я не помню даже, была ли в этот период мебель в свободной продаже в магазинах. Возможно, что нам и в этом повезло, так как мы не были записаны ни в какой очереди, никуда не ходили отмечаться, как делали наши знакомые в последующие годы, да и «блата» в магазинах у нас не было. Ничего путного не могу сказать. Тогда благодаря папе я могла себе позволить «быть выше низменной материи» и не знать, откуда берутся « материальные блага»
Возникает, однако, вопрос: откуда деньги на румынскую гостиную, чешскую стандартную спальню (кто ж её не знает ), югославскую кухню + секретер и два письменных стола для мамы и брата. Придётся признать, что цена на мебель дем. стран не была в те годы заоблачной, ибо всё покупалось на трудовые сбережения 2-х старших преподавателей, кандидатов наук, у которых не было дополнительных доходов в виде продажи дефицита или взяток. Деньги, полученные от государства за уничтоженные плодовые деревья и кусты и от частного лица за дом, проданный как дрова, были полностью отданы папиному младшему брату.
Квартира приобретала жилой вид и ждала нашего окончательного переселения. Оно состоялся в августе. Я сразу влюбилась в свою комнату. Она была моя, самая удобная, самая уютная. Наконец-то я спала, не провисая, когда ноги со спиной образуют угол 75 градусов, а свободно растянувшись на хорошем матрасе. Не делила с братом обеденный стол для подготовки к занятиям, то раскладывая тетради и учебники на столе, то убирая их, освобождая место для принятия пищи за завтраком, обедом и ужином, а удобно располагалась за собственным секретером. Я могла принять гостя, дав ему возможность отдохнуть в объятиях кресла, слушая музыку с кассет моего магнитофона. И никто мне при этом не мешал, и я никого не беспокоила! Если это не счастье, то что? - думала я.
Место ежедневных семейных застольных бесед- кухня. Она радовала своей чистотой , окраской, удобными шкафчиками и симпатичными деревянными табуретками с зелёным сиденьем. С виду ничего примечательного не было в маленьком холодильнике Минск-2 ( размером он соответствовал более известному по Союзу холодильнику Саратов), кроме того, что его выиграл мой девятилетний брат по лотерейному билету. Как-то он зашёл с мамой в магазин, увидел на прилавке лотерейные билеты, спросил маму, для чего их покупают, и попросил купить ему хотя бы один. Мама купила, к нашему удивлению, радости и торжеству брата билет выиграл. Это был первый и последний выигрыш в семье. Не могу сказать, что брату впоследствии в жизни хоть раз повезло. Фортуна откупилась от него холодильником. Папа относился к нему с особой нежностью и долго не соглашался купить ещё один холодильник побольше. Над кухонным столом тикали ходики, явно дисгармонирующие с современной мебелью,- тоже предмет папиного внимания, свидетельство технического таланта малолетнего брата, собравшего часы самостоятельно из детского конструктора. Заводить их требовалось с огромной осторожностью, аккуратно натягивая цепь маятника. Это ответственное дело папа не доверял никому и ежедневно следил за жизнью ходиков сам.
Как и все советские люди, трапезничали мы на кухне, но не все дни недели. В пятницу вечером и весь день в субботу мы принимали пищу в гостиной за столом, стоящем в центре комнаты, покрытым скатертью, К этому дню обязательно покупалась хала, сдобные булочки к чаю, а к субботнему обеду варился морковный цимус, любимое папино блюдо, не переносимое мною
В гостиной всё было новым и ещё не обжитым. Это была светлая солнечная комната в жёлто-коричневых тонах: жёлтый паркет, жёлтые светло-горчичные стены, коричневая мебель и приятного спокойного зелёного цвета обивка на диване и стульях, жёлто- зелёные шторы. Сервант сиротливо смотрел на всё стеклянными витринами с пустыми полками. У нас не было хрусталя. Папин друг шутил: « Я вам принесу гранёный стакан. Поставьте его».
Из гостиной был выход на довольно большой балкон. Здесь папа постарался воссоздать частичку нашего садика. В балконных цветочных горшках он высадил флоксы, какие росли у нас во дворе старого дома. Поставил большую кадку, наполнил её чернозёмом с нашего огорода, привёз побег куста жасмина и высадил его в эту кадку. Каждый день он поливал ветку, и куст прижился. Весной следующего года он уже дал цветы. С каждым годом он разрастался, и цветение становилось всё богаче и пышнее. Папа очень дорожил жасмином как памятью о родителях.
Я сильно виновата перед ним. Не уберегла я этот куст. Не позаботилась о том, чтобы забрать его с собой в Израиль. Я ведь тоже могла бы срезать побег, завернуть вместе с землёй в полиэтилен и привезти сюда, но такая мысль не пришла мне в голову. Слишком я была занята, замучена, закружена вихрем забот: за год до нашего отъезда папа умер, мне надо было поставить ему памятник, продать квартиру, освободив её для нового жильца, освободиться от вещей, которых мы не могли взять с собой, от двух больших библиотек, заботиться о больной маме и её имуществе. Да мало ли ещё забот, связанных с отъездом из страны! Оправдания, оправдания, но вина остаётся виной. Ну, отъезд наступит ровно через 30 лет после 67-го года, а пока мы обживаем квартиру и так надеемся на счастливую жизнь в ней. Она будет всякой.
Трёхкомнатная квартира с жилой площадью 65 кв.м. помещалась в пятиэтажном доме сталинской постройки 1952года, что означало: лифт, толстые стены, хорошая изоляция, высокие, более 3-х метров, потолки в квартирах, просторная ванная комната и довольно большая кухня. Окна всех комнат выходили во двор. До нас не доносился шум главной улицы столицы Белоруссии, на которой стоял наш дом и которая за годы советской власти сменила своё название с ул. Советской на Сталинский проспект, затем на Ленинский, позже - на проспект Скорины, а теперь он называется проспетом Независимости.
Всё складывалось прекрасно. Мы переезжали на центральную улицу, напротив - кинотеатр «Центральный» и лучшая в то время гостиница «Минск», слева- главпочтамт, в двух шагах - Дом правительства, площадь Независимости, там же педагогический институт им. Горького, место работы моей мамы. Требовалось только сделать ремонт и перевезти вещи. Нас ожидала новая жизнь.
С квартирным ордером в руках и трепетом в сердце пошли мы с родителями осматривать наше будущее жильё. Поднимаемся на лифте на 4-ый этаж, открываем ключом тяжёлую дверь, входим. Первый приятный сюрприз - паркетный пол. Обожаю паркетные полы, их тёплый жёлтый цвет натурального дерева, а не холодный камень или покрытые бездушной красно-коричневой краской доски. Ничего, что паркет рассохся и планки поцарапаны. Его можно вернуть к жизни: переложить, планки подогнать, отшлифовать и покрыть лаком. Он снова задышит и засверкает. Он будет напоминать мне любимый Ленинград, залы его прекрасных дворцов и маленькую бабушкину комнату в коммунальной квартире на Петроградской стороне, в которой я так часто натирала паркетный пол.
Осматриваем комнаты и определяем их назначение. Большая проходная комната ( 32 кв. м)- салон, он же - мамин кабинет. Средняя комната (20 кв. м) ещё более полифункциональна - спальня, папин кабинет и угол моего десятилетнего брата. И наконец, самая маленькая комната ( 12 кв. м)- моя, только моя! У меня будет отдельная комната, впервые в жизни! Я счастлива.
Папа берётся за ремонт. У него возникает идея переоборудовать салон для оптимального использования его площади. Он приводит знакомых художников, дизайнеров, архитекторов. Все они, восхищённые размерами комнаты, которую называют не иначе, как танцевальный зал, высказывают разные взаимоисключающие идеи. Одна из них - построить под потолком антресоли для библиотеки- особенно пришлась мне по душе, вызвав в памяти подобные библиотеки во дворцах и домах дворян прошлых веков. Увы, ни эта и ни одна из предложенных идей не была реализована. На любое изменение в планировке квартиры требовалось разрешение, которое в то время было получить невозможно.
Покраска стен комнат и кухни превратилась в ритуальное священнодействие. Папа пригласил маляра, но предложенные им краски отца не устроили , и он занялся составлением колера сам. Он мешал краски в разных пропорциях. наносил их на плотную бумагу, подсушивал её и рассматривал получившийся цвет. Операция повторялась несчётное количество раз до получения нужного оттенка. После этого краски в найденной пропорции смешивались в ведре и выдавались маляру для нанесения на стену. Результат оправдал ожидания. Салон был покрашен в достаточно светлый цвет горчицы компании «Осем», хотя о такой компании мы в то время не слышали. Комната его и брата - в приятный кирпичный цвет, а кухня - в бледно-бледно зелёный. Над колером для моей комнаты папа колдовал особенно долго. Он смешал серую, белую и красную краску и получил свело серый, почти белый, но не белый, цвет с едва заметным сиреневым оттенком, который создавал лёгкое свечение, оживляя стены, но не делая их пошло розовыми. Лучшего и желать было нельзя..
После маляра у нас появились столяры и по папиному проекту соорудили книжный застеклённый стеллаж на всю противоположную окну стену, т.е. высотой в 3м и шириной 5м. Ах, какой великолепный получился стеллаж! С каким удовольствием расставляла я на нём книги, время от времени произвольно раскрывая тома на любой странице и зачитываясь ими на долгие минуты, чем и растянула поселение книг в их новый дом на несколько дней.
Затем привели в порядок пол в квартире, и ремонт был закончен. Настал черёд мебели. Из нашего домика мы забирали с собой массивный с красивыми резными дверцами папин письменный стол, буфет с резными декоративными колоннами и причудливым узором, таинственным и загадочным, и диван, который тоже следовало бы оставить, но папа к нему привык и не хотел менять. Больше из мебели перевозить было нечего.
Несколько дней ушло на поиск и покупку подходящей мебели для гостиной, моей комнаты и кухни. На наше счастье мы могли не слишком торопиться, оставаясь жить в старом доме, и спокойно приводить новую квартиру в надлежащий вид. Со сносом дома власти не спешили, и он ещё стоял несколько месяцев после нашего переезда. Приобретением мебели занимался тоже мой отец. Он ходил по магазинам, выбирал, следил за тем, чтобы обивка гармонировала с цветом стен, договаривался с продавцами и грузчиками. Я не знаю, как ему удалось, но вскоре вся необходимая обстановка была куплена. Я не помню даже, была ли в этот период мебель в свободной продаже в магазинах. Возможно, что нам и в этом повезло, так как мы не были записаны ни в какой очереди, никуда не ходили отмечаться, как делали наши знакомые в последующие годы, да и «блата» в магазинах у нас не было. Ничего путного не могу сказать. Тогда благодаря папе я могла себе позволить «быть выше низменной материи» и не знать, откуда берутся « материальные блага»
Возникает, однако, вопрос: откуда деньги на румынскую гостиную, чешскую стандартную спальню (кто ж её не знает ), югославскую кухню + секретер и два письменных стола для мамы и брата. Придётся признать, что цена на мебель дем. стран не была в те годы заоблачной, ибо всё покупалось на трудовые сбережения 2-х старших преподавателей, кандидатов наук, у которых не было дополнительных доходов в виде продажи дефицита или взяток. Деньги, полученные от государства за уничтоженные плодовые деревья и кусты и от частного лица за дом, проданный как дрова, были полностью отданы папиному младшему брату.
Квартира приобретала жилой вид и ждала нашего окончательного переселения. Оно состоялся в августе. Я сразу влюбилась в свою комнату. Она была моя, самая удобная, самая уютная. Наконец-то я спала, не провисая, когда ноги со спиной образуют угол 75 градусов, а свободно растянувшись на хорошем матрасе. Не делила с братом обеденный стол для подготовки к занятиям, то раскладывая тетради и учебники на столе, то убирая их, освобождая место для принятия пищи за завтраком, обедом и ужином, а удобно располагалась за собственным секретером. Я могла принять гостя, дав ему возможность отдохнуть в объятиях кресла, слушая музыку с кассет моего магнитофона. И никто мне при этом не мешал, и я никого не беспокоила! Если это не счастье, то что? - думала я.
Место ежедневных семейных застольных бесед- кухня. Она радовала своей чистотой , окраской, удобными шкафчиками и симпатичными деревянными табуретками с зелёным сиденьем. С виду ничего примечательного не было в маленьком холодильнике Минск-2 ( размером он соответствовал более известному по Союзу холодильнику Саратов), кроме того, что его выиграл мой девятилетний брат по лотерейному билету. Как-то он зашёл с мамой в магазин, увидел на прилавке лотерейные билеты, спросил маму, для чего их покупают, и попросил купить ему хотя бы один. Мама купила, к нашему удивлению, радости и торжеству брата билет выиграл. Это был первый и последний выигрыш в семье. Не могу сказать, что брату впоследствии в жизни хоть раз повезло. Фортуна откупилась от него холодильником. Папа относился к нему с особой нежностью и долго не соглашался купить ещё один холодильник побольше. Над кухонным столом тикали ходики, явно дисгармонирующие с современной мебелью,- тоже предмет папиного внимания, свидетельство технического таланта малолетнего брата, собравшего часы самостоятельно из детского конструктора. Заводить их требовалось с огромной осторожностью, аккуратно натягивая цепь маятника. Это ответственное дело папа не доверял никому и ежедневно следил за жизнью ходиков сам.
Как и все советские люди, трапезничали мы на кухне, но не все дни недели. В пятницу вечером и весь день в субботу мы принимали пищу в гостиной за столом, стоящем в центре комнаты, покрытым скатертью, К этому дню обязательно покупалась хала, сдобные булочки к чаю, а к субботнему обеду варился морковный цимус, любимое папино блюдо, не переносимое мною
В гостиной всё было новым и ещё не обжитым. Это была светлая солнечная комната в жёлто-коричневых тонах: жёлтый паркет, жёлтые светло-горчичные стены, коричневая мебель и приятного спокойного зелёного цвета обивка на диване и стульях, жёлто- зелёные шторы. Сервант сиротливо смотрел на всё стеклянными витринами с пустыми полками. У нас не было хрусталя. Папин друг шутил: « Я вам принесу гранёный стакан. Поставьте его».
Из гостиной был выход на довольно большой балкон. Здесь папа постарался воссоздать частичку нашего садика. В балконных цветочных горшках он высадил флоксы, какие росли у нас во дворе старого дома. Поставил большую кадку, наполнил её чернозёмом с нашего огорода, привёз побег куста жасмина и высадил его в эту кадку. Каждый день он поливал ветку, и куст прижился. Весной следующего года он уже дал цветы. С каждым годом он разрастался, и цветение становилось всё богаче и пышнее. Папа очень дорожил жасмином как памятью о родителях.
Я сильно виновата перед ним. Не уберегла я этот куст. Не позаботилась о том, чтобы забрать его с собой в Израиль. Я ведь тоже могла бы срезать побег, завернуть вместе с землёй в полиэтилен и привезти сюда, но такая мысль не пришла мне в голову. Слишком я была занята, замучена, закружена вихрем забот: за год до нашего отъезда папа умер, мне надо было поставить ему памятник, продать квартиру, освободив её для нового жильца, освободиться от вещей, которых мы не могли взять с собой, от двух больших библиотек, заботиться о больной маме и её имуществе. Да мало ли ещё забот, связанных с отъездом из страны! Оправдания, оправдания, но вина остаётся виной. Ну, отъезд наступит ровно через 30 лет после 67-го года, а пока мы обживаем квартиру и так надеемся на счастливую жизнь в ней. Она будет всякой.