Международный день памяти жертв Холокоста
Давно не писала в журнал, но этот день не отметить не могу. Помещаю свой пост на тему Холокоста, написанный 10 лет назад в год рождения моего жж.
Тайны тихой улицы
Жители нашей маленькой улицы г.Минска, особенно владельцы частных домов, были обязаны следить за чистотой тротуаров. Зимой расчищали снег на участках у своих домов, а в остальные времена года подметали. Я с удовольствием помогала папе сгребать деревянными лопатами снег на обочину тротуаров, где постепенно образовывались глубокие сугробы, по которым было интересно шагать в валенках. За работой мы часто встречали благообразного старичка ( а может и не старичка, но мне тогда так казалось), владельца соседнего с нами дома. Я заметила, что папа никогда с ним не разговаривал и , кажется, даже не здоровался. Старичок жил со своей женой. Из окошка кухни я видела, как она обрабатывает свой огород. Папа называл старика парикмахером, а его жену- парикмахершей. Оказалось, что сосед действительно парикмахер и принимает клиентов у себя дома. Со мной супружеская пара не раз заводила разговор, пытаясь подружиться или что-то разведать, но я отвечала односложно, так как чувствовала , что родителям моё общение с соседями будет неприятно. Однажды они пригласили меня к себе под каким-то предлогом и чем-то угостили. Я вернулась домой и рассказала папе о своём визите. В ответ я услышала историю, объяснившую мне причину отцовской враждебности к этому человеку.
У папиных родителей было четыре сына. К началу войны с ними жили двое младших: Самуил и Гирш, дядя Гриша, о котором я уже рассказывала. Муля учился на четвёртом, последнем курсе мединститута, Гриша только закончил школу, в июле 41-го ему исполнялось 18лет. Старший сын Лев работал бухгалтером на заводе и эвакуировался вместе с ним в район Магадана. Мой отец и моя мать после окончания филфака Ленинградского университета в 40-ом году были направлены в Архангельск преподавателями зарубежной литературы в местный пединститут. В начале 41-го отец был мобилизован в армию и войну встретил на Северном фронте. В первые же дни войны весь выпускной курс медицинского института был отправлен на фронт. Дядя Муля едва успел проститься с родителями и младшим братом. Гриша попробовал уговорить отца и мать бросить дом и поскорее бежать из Минска, но родители не слушали его. Как и многие евреи, пережившие Первую мировую войну, они были убеждены, что мирное население немцы не тронут. А ведь Якову, моему дедушке, было всего 54 года, а Рахили, моей бабушке, и того меньше. Совсем не старые люди. Поняв, что уговорить родителей невозможно, Гриша пошёл на фронт добровольцем. Три года сыновья не имели никаких вестей о родителях. В 1944-м году Минск был освобождён. В первых воинских частях, проходивших через освобождённый Минск и направляющихся на запад, шел военный хирург Самуил Яковлевич Скир. Мог ли он, проходя через родной город, не узнать о судьбе родителей?! Сказав, что нагонит полк, дядя Муля стремглав мчится к своему дому. Задыхаясь, распахнул калитку, перемахнул через маленькое крыльцо и влетел в дом - чужие лица. Они сообщили, что родители погибли в гетто. Подробностей он не узнал: ему надо было догонять свою часть. О страшном горе он сообщил младшему брату Грише, а тот - двум другим братьям. Гриша летом 44-го находился в Алма-Ате: после тяжёлого ранения он был комиссован вчистую, поступил в алма-атинский иняз, изучал французский язык и уже заканчивал первый курс. Получив страшное известие, он , не задумываясь, бросился в военкомат и потребовал отправить его на фронт, несмотря на совершенно изуродованную ногу. Моим добрым и весёлым дядей владело только одно чувство- Месть, убить, уничтожить этих нелюдей! День Победы застал его в Австрии, в прекрасном городе Вене, но он не замечал и не думал о городских красотах .Всё его мысли были о погибших родителях и о братьях: где они теперь , что с ними? Все четверо остались живы, хотя не раз трое из них, прошедших всю войну, избегали смерти чудом. О своих чудесных спасениях они рассказывали женам и детям. О них можно составить целый сборник рассказов, а пока Гриша торопится в Минск. В 46-ом демобилизовывается Арон, мой отец, и оба брата стараются разузнать подробности гибели родителей. Вот, что им стало известно.
Улица Димитрова, на которой стоял родительский дом, превратилась в пограничную улицу гетто. Большая часть её жителей - евреи; в собственных домах они оказались узниками гетто. Рядом с ними остались нееврейские дома, чьи жители к категории узников не принадлежали. Были созданы отряды юденрата из самих евреев для поддержания порядка. Иногда кто- нибудь из них предупреждал под большим секретом о проведении облавы, и некоторые евреи успевали спрятаться. Но находились такие «доброхоты» из местных жителей, советских "интернационалистов", которые указывали немцам на место укрытия. Случалось, что сами немецкие солдаты удивлялись рвению подобных людей. Первая акция , т.е. массовое убийство евреев, была проведена уже в ноябре 41-го года. Тогда и погиб дедушка Яков, но бабушку на сей раз судьба пощадила: её не забрали. Вторая акция состоялась в марте 42-го года. Узнав о том. что немцы собирают евреев, зная об их будущей участи, бабушка попыталась спрятаться, забежала во двор к соседу-парикмахеру и заскочила в будку- уборную во дворе. Парикмахер увидел её, вышел и выгнал оттуда, сказав, чтобы она убиралась поскорее , он не хочет рисковать из-за неё своей жизнью. Бедная женщина попыталась бежать через огороды, но в это время немец, узнавший по подсказке какого-то доброхота , что в этом доме ещё не уничтоженна жидовка, увидел её и выстрелил. Её тело несколько дней оставалось на земле незахороненным. Мог ли мой отец и его братья после услышанного разговаривать с человеком, выгнавшем их мать из её жалкого убежища навстречу смерти. И мне не хочется рассуждать о степени вины или невины этого человека, не хочется выслушивать оправдания в его защиту . Они понятны. Но всем известны поступки иных людей, тех , во славу которых устраивают аллеи праведников, высаживая деревья.
Тайны тихой улицы
Жители нашей маленькой улицы г.Минска, особенно владельцы частных домов, были обязаны следить за чистотой тротуаров. Зимой расчищали снег на участках у своих домов, а в остальные времена года подметали. Я с удовольствием помогала папе сгребать деревянными лопатами снег на обочину тротуаров, где постепенно образовывались глубокие сугробы, по которым было интересно шагать в валенках. За работой мы часто встречали благообразного старичка ( а может и не старичка, но мне тогда так казалось), владельца соседнего с нами дома. Я заметила, что папа никогда с ним не разговаривал и , кажется, даже не здоровался. Старичок жил со своей женой. Из окошка кухни я видела, как она обрабатывает свой огород. Папа называл старика парикмахером, а его жену- парикмахершей. Оказалось, что сосед действительно парикмахер и принимает клиентов у себя дома. Со мной супружеская пара не раз заводила разговор, пытаясь подружиться или что-то разведать, но я отвечала односложно, так как чувствовала , что родителям моё общение с соседями будет неприятно. Однажды они пригласили меня к себе под каким-то предлогом и чем-то угостили. Я вернулась домой и рассказала папе о своём визите. В ответ я услышала историю, объяснившую мне причину отцовской враждебности к этому человеку.
У папиных родителей было четыре сына. К началу войны с ними жили двое младших: Самуил и Гирш, дядя Гриша, о котором я уже рассказывала. Муля учился на четвёртом, последнем курсе мединститута, Гриша только закончил школу, в июле 41-го ему исполнялось 18лет. Старший сын Лев работал бухгалтером на заводе и эвакуировался вместе с ним в район Магадана. Мой отец и моя мать после окончания филфака Ленинградского университета в 40-ом году были направлены в Архангельск преподавателями зарубежной литературы в местный пединститут. В начале 41-го отец был мобилизован в армию и войну встретил на Северном фронте. В первые же дни войны весь выпускной курс медицинского института был отправлен на фронт. Дядя Муля едва успел проститься с родителями и младшим братом. Гриша попробовал уговорить отца и мать бросить дом и поскорее бежать из Минска, но родители не слушали его. Как и многие евреи, пережившие Первую мировую войну, они были убеждены, что мирное население немцы не тронут. А ведь Якову, моему дедушке, было всего 54 года, а Рахили, моей бабушке, и того меньше. Совсем не старые люди. Поняв, что уговорить родителей невозможно, Гриша пошёл на фронт добровольцем. Три года сыновья не имели никаких вестей о родителях. В 1944-м году Минск был освобождён. В первых воинских частях, проходивших через освобождённый Минск и направляющихся на запад, шел военный хирург Самуил Яковлевич Скир. Мог ли он, проходя через родной город, не узнать о судьбе родителей?! Сказав, что нагонит полк, дядя Муля стремглав мчится к своему дому. Задыхаясь, распахнул калитку, перемахнул через маленькое крыльцо и влетел в дом - чужие лица. Они сообщили, что родители погибли в гетто. Подробностей он не узнал: ему надо было догонять свою часть. О страшном горе он сообщил младшему брату Грише, а тот - двум другим братьям. Гриша летом 44-го находился в Алма-Ате: после тяжёлого ранения он был комиссован вчистую, поступил в алма-атинский иняз, изучал французский язык и уже заканчивал первый курс. Получив страшное известие, он , не задумываясь, бросился в военкомат и потребовал отправить его на фронт, несмотря на совершенно изуродованную ногу. Моим добрым и весёлым дядей владело только одно чувство- Месть, убить, уничтожить этих нелюдей! День Победы застал его в Австрии, в прекрасном городе Вене, но он не замечал и не думал о городских красотах .Всё его мысли были о погибших родителях и о братьях: где они теперь , что с ними? Все четверо остались живы, хотя не раз трое из них, прошедших всю войну, избегали смерти чудом. О своих чудесных спасениях они рассказывали женам и детям. О них можно составить целый сборник рассказов, а пока Гриша торопится в Минск. В 46-ом демобилизовывается Арон, мой отец, и оба брата стараются разузнать подробности гибели родителей. Вот, что им стало известно.
Улица Димитрова, на которой стоял родительский дом, превратилась в пограничную улицу гетто. Большая часть её жителей - евреи; в собственных домах они оказались узниками гетто. Рядом с ними остались нееврейские дома, чьи жители к категории узников не принадлежали. Были созданы отряды юденрата из самих евреев для поддержания порядка. Иногда кто- нибудь из них предупреждал под большим секретом о проведении облавы, и некоторые евреи успевали спрятаться. Но находились такие «доброхоты» из местных жителей, советских "интернационалистов", которые указывали немцам на место укрытия. Случалось, что сами немецкие солдаты удивлялись рвению подобных людей. Первая акция , т.е. массовое убийство евреев, была проведена уже в ноябре 41-го года. Тогда и погиб дедушка Яков, но бабушку на сей раз судьба пощадила: её не забрали. Вторая акция состоялась в марте 42-го года. Узнав о том. что немцы собирают евреев, зная об их будущей участи, бабушка попыталась спрятаться, забежала во двор к соседу-парикмахеру и заскочила в будку- уборную во дворе. Парикмахер увидел её, вышел и выгнал оттуда, сказав, чтобы она убиралась поскорее , он не хочет рисковать из-за неё своей жизнью. Бедная женщина попыталась бежать через огороды, но в это время немец, узнавший по подсказке какого-то доброхота , что в этом доме ещё не уничтоженна жидовка, увидел её и выстрелил. Её тело несколько дней оставалось на земле незахороненным. Мог ли мой отец и его братья после услышанного разговаривать с человеком, выгнавшем их мать из её жалкого убежища навстречу смерти. И мне не хочется рассуждать о степени вины или невины этого человека, не хочется выслушивать оправдания в его защиту . Они понятны. Но всем известны поступки иных людей, тех , во славу которых устраивают аллеи праведников, высаживая деревья.
-
- Мой отец с братом Самуилом на фоне портретов родителей