Археологи. Рассказ двадцать первый. Часть 2
От Лисьих гор до Ахуново. Куда ведет дорога?
К концу мая 2003 года я получил Открытый лист, дающий право на исследование менгиров и разрушаемого поселения у поселка Ахуново, мы согласовали эти работы с башкирскими органами власти и выехали на раскопки со школьным отрядом, набрать который среди учащихся 12-й школы Челябинска помог Евгений Чибилёв. Впервые мы копали в Зауральской Башкирии, куда раньше наведывались только с разведками.
В старший состав ахуновского отряда на первом этапе работ вошли: Андрей Злоказов, обеспечивавший оперативные разъезды на своей новой машине Нива-«Фора»; Антон Шмидт - «Штирлиц», Слава Савин, и две девушки - волонтеры из Москвы, Наталья и Влада. Мы работал на Ахуново больше месяца, вскрыли четырьмя раскопами почти тысячу квадратных метров на менгирах и на поселении эпохи бронзы, за время работы здесь побывало и работало довольно много народу, могу сейчас даже не всех вспомнить. На Ахуново в разное время были: Петр Петров, Наташа Батанина, Лёша Данилов, Лена Полякова, Лера Гашек, археоастрономы Андрей Кузьмич Кириллов и Юлия Никитонова, Екатерина - еще один волонтер из Питера, Евгений Чибилев со своим биологическим отрядом, Илья Еременко, десять человек школьников. Кто-то работал на Ахуново несколько дней, кто-то - две или три недели, только мы со Славой Савиным вынесли его «от звонка до звонка».
К сожалению, так и не появились на этих раскопках Сергей и Ирина - их задержала в городе необходимость закончить и выслать в Москву отчеты за предыдущий год работы; но я в то время очень огорчился и даже обиделся, потому что очень на них рассчитывал. Неделю спустя после начала работ Штрилиц умудрился превратить Ниву Андрея из ездящего транспортного средства в летающее, правда, летела она недалеко и недолго. В общем, они с Андреем уехали в город чинить машину; Лена с Лёшей никак не ехали, задержавшись в городе; Сергей с Ириной не приехали вообще - и в самые ответственные и сложные моменты работы в лагере осталось всего два взрослых мужика: я и Слава, остальные были девушки и школьники, в общем - приходилось непросто.
Мегалиты Ахуново - самый сложный и интересный мегалитический памятник, который мне приходилось исследовать. Здесь вокруг большого, двухметровой высоты центрального камня, тридцатиметровым кольцом стоят восемь невысоких менгиров. Еще один крупный менгир установлен внутри кольца - и три в отдалении от него, на севере и на юго-западе.
Раскопки позволили обнаружить внутрь кольца менгиров еще одно кольцо - это восемь столбовых ямок, остатки древних деревянных столбов, окружавших центральный менгир на расстоянии в среднем около двух метров от него. Распределение по окружности древних столбов, стоявших в этих ямках, и соответствующих им менгиров в большом круге, совпадает.
Вокруг менгиров было сделано около двухсот находок - главным образом, обломки керамических сосудов; полтора десятка каменных предметов. Фрагмент одного из орнаментированных сосудов был обнаружен непосредственно под самым южным менгиром. Сделанные находки датируются второй половиной второго тысячелетия до н.э. и относятся к черкаскульской археологической культуре. Впрочем, большинство из них может быть и не связано с менгирами, а представлять собой своеобразный «шлейф» культурного слоя поселения того времени, расположенного в непосредственной близости от менгиров.
Работавшие с нами на раскопках археоастрономы пришли к выводу, что менгиры Ахуново могли использоваться в древности как пригоризонтная обсерватория. По их мнению, наблюдения с их помощью восходов и закатов Солнца и Луны позволяют определять ключевые даты календарного цикла - дни зимнего и летнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия, моменты смены циклов высокой и низкой Луны. Согласно их предположениям, наблюдения велись от небольших менгиров, расположенных по кругу, через вершины двух высоких менгиров - центрального и южного - на горизонт, где фиксировалась точка соответствующего значимого события астрономического цикла. Датировка объекта археоастрономическими методами позволила предположить, что он был сооружен на рубеже третьего и второго тысячелетий до н.э.
Если определенные Андреем Кузьмичом Кирилловы и Юлией Никитоновой археоастрономические азимуты действительно были значимы и сознательно учитывались строителями мегалитического комплекса, можно выдвинуть гипотезу, что он предназначался не для определения ключевых дат годового цикла, которые гораздо проще устанавливать календарным исчислением дней, а для символического воплощения в сакральной конструкции закономерностей годового движения Солнца и Луны. В таком сооружении календарные астрономические явления, становятся доступны непосредственному наблюдению - т.е. превращаются в культурные событие.
В то же время целый ряд обстоятельств заставляют меня сомневаться в том, что менгиры Ахуново были установлены в соответствии с некими археоастрономическими принципами.
Прежде всего, сама по себе схема наблюдения от круговых менгиров через один из центральных представляется сугубо искусственной, гораздо логичнее было бы наблюдать разные направления, находясь в центре конструкции.
Во-вторых, археоастрономические азимуты на комплексе всё же проведены с изрядной долей условности. Менгиры расположены недалеко друг от друга, они имеют обширные верхние площадки, многие из них покосились, а некоторые вовсе утратил свое древнее местоположения. В этой ситуации проведение точных азимутов через их вершины просто невозможно, направления определяются в довольно широких рамках и выбор конкретных значений вполне может оказаться неосознанной подгонкой под желаемый результат.
Также предложенная археоастрономическая схема не объяснила структуру всего памятника. Через некоторые менгиры никакие астрономически значимые азимуты не проходят - зачем, в таком случае, эти менгиры были установлены?
Сама система варьирования направлений азимутов то на один, то на другой из центральных менгиров, и использование для ориентации на летнее солнцестояние не основных менгиров комплекса, а нескольких установленных в стороне камней выглядит нелогичной и вызывает сомнения в адекватности предложенной реконструкции.
Для сооружения, предназначенного для фиксации событий на горизонте, мегалитический комплекс Ахуново совершенно неправильно расположен Он находится на склоне холма, недалеко от уремного леса, который в древние времена вполне мог быть гораздо больше и гуще и закрывать наблюдение горизонта почти по половине азимутов.
Если бы древние люди строили пригоризонтную обсерваторию, ее гораздо логичнее было бы расположить на вершине холма, откуда открывается хороший вид во все стороны горизонта, причем эта вершина находится совсем недалеко, в ближайших сотнях метров. Странное топографическое положение менгиров Ахуново никак не может быть объяснено с точки зрения археоастрономии.
Результаты археологических исследований в контексте общих данных о данном типе памятников позволяет более-менее обоснованно пытаться датировать время установки менгиров эпохой поздней бронзы и связывать их с поселением черкаскульского времени, середины второго тысячелетия до н.э. Археоастрономическая дата, определенная, правда, по одному единственному азимуту, оказывается на полтысячелетия древнее. Я не могу предложить ни одного логичного объяснения этого противоречия, кроме предположения, что археоастрономические азимуты не учитывались строителями Ахуново и трактовка данного объекта как пригоризонтной обсерватории всё же не верна.
К сожалению, вопрос об археоастрономическом значении менгиров Ахуново имеет уже не академический характер. Этот археологический памятник постигла та же судьба, что и Аркаим - только это произошло в меньшем масштабе. Ахуново уже является полностью мифологизированным объектом в системе современных «экстрасенсорно-эзотеричесих» представлений, сюда ездят «паломники», они воспринимают «энергию», совершают какие-то приношения деньгами и разными предметами…
Когда мы начали раскопки менгиров, современное население поселка. Ахуново, представленное, главным образом, татарами-мишарями, рассматривало мегалитический комплекс как особое, скорее - запретное, «плохое» место и рассказывало легенды о том, что под его камнями похоронен великан Алпамыс (Алпамыш). Местное название этого комплекса было Алпапмыса кабере - «могила Алпамыша». Образ этого эпического героя известен у большинства тюркских народов Великой Степи.
Однако уже тогда некоторые местные жители, наиболее активно интересовавшиеся комплексом и оказавшие нам помощь в его обнаружении, рассказывали какие-то истории про летающие тарелки, которые они, якобы, видели в районе менгиров, и вообще активно транслировали фантастические идеи и представления на тему этих камней.
После того, как археоастрономы получили первые результаты на Ахуново, ими была сформулирована мысль, что по количеству фиксируемых астрономически значимых направлений Ахуново вполне сопоставимо со знаменитым Стоунхенджем.
Этой идеей я поделился с кем-то из региональных журналистов, она вошла и в тексты наших первых информационных заметок о результатах раскопок. Таким образом, я сам, фактически, спровоцировал широкое распространение представлений об Ахуново как о неком «Башкирском Стоунхендже», и сделал это на основе предварительных, гипотетических выводов археоастрономов. Неоднократно критикуя Геннадия Борисовича за провоцирование популистских и вненаучных концепций Аркаима, я сам в данном случае пошел по той же кривой дорожке. К сожалению, не мог принципиально исправить ситуацию тот факт, я не стал далеко продвигаться в этом направлении и, в отличие от Геннадия Борисовича и Аркаима, не принял участии в формировании современной мифологии Ахуново и никак в дальнейшем не поощрял антинаучные интерпретаций этого археологического памятника.
Увы, первичного толчка в виде образа «Башкирского Стоунхенжда» оказалось вполне достаточно. Отталкиваясь от этого образа, сектанты и учителя различных «эзотерических» движений, имеющие потребность в существовании «сакральных» мест, на которые можно было бы направлять обрядовую активность их «паствы», вполне успешно сформировали мифологию Ахуново как «места Силы», великого древнего не то башкирского, не то арийского святилища. Увы, но именно наши исследования на Ахуново и я лично как руководитель этих работ и инициировали весь этот процесс, на последствия которого мне сейчас очень горько и стыдно смотреть. Всего один сезон обычной полевой работы, одна статья, которую журналист озаглавил услышанными от нас, сугубо образными словами «Башкирский Стоунхенжд» - и вот такие печальные последствия. Сейчас образ Ахуново в общественном сознании, как и образ более знаменитого Аркаима, способствует популяризации отнюдь не научных данных об истории и археологи, а распространению антинаучных и антихристианских фантазий и измышлений.
Я долгое время пытался «закрыться» от этой ситуации, не читать того, что пишут об Ахуново в Интернете, надеялся на то, что «эзотерический» интерес к Ахуново постепенно сойдет на нет - однако, судя по всему, это была совершенно неправильная стратегия поведения. Ничего на нет не сойдет и никто за меня мою вину не расхлебает - надо самому возвращаться к теме и к археологическому памятнику и начинать работать над его адекватным представлением в современной культуре. Видимо, это единственный способ если не вовсе исправить, то хотя бы чуть-чуть улучшить сложившуюся ситуацию.
После завершения раскопок в 2003 году мы еще раз вернулись на Ахуново - с Андреем Злоказовым, на его Ниве, со Штирлицем, Шурой Ковалевым и, кажется, кем-то из девушек. Раскопанные нами менгиры стояли очень неустойчиво, а некоторые из них уже успели повалить какие-то люди. Мы закупили в Учалах цемент, намешали раствор, набрали камней - и тщательно забетонировали основание каждого менгира, а также присыпали борта раскопа, чтобы они не осыпались.
В дальнейшем местная администрация по собственной инициативе вывезла отвал и огородила площадку мегалитического комплекса сначала временной оградой, а затем и постоянной - весьма красивой и стильной. В окрестностях менгиров была устроена постоянная автопарковка, навесы, беседки, туалеты для туристов - причем туалеты оказались прямо на территории древнего поселения и еще более повредили его и так уже полуразрушенный культурный слой. Совсем недавно фотографии того, что представляет из себя современное Ахуново, мне передал уфимский археолог Виталий Федоров:
Прекрасно, что этот археологический памятник находится трудами местных властей в таком хорошем состоянии. Но при этом очень печально, что вся эта инфраструктура приема туристов нацелена на работу с теми, кто едет сюда в «экстрасенсорные» паломничества. Сейчас необходимо попробовать хоть как-то переломить ситуацию с адекватной информацией об этом объекте.
В научном аспекте опыт исследований Ахуново приводит к еще одной интересной идее. Мне представляется возможным, что Ахуново с его круговым расположением столбов и камней вокруг центрального менгира, только кажется нам уникальным для Зауральской степи археологическим памятником. Дело в том, что по топографии, по форме, материалу и расположению центральный менгир Ахуново полностью соответствует другим менгирам, обнаруженным в ближайших окрестностях поселений эпохи бронзы. Большинство этих менгиров до сих пор не раскопано, а там где раскопки производились, как на тех же Лисьих горах, исследовался лишь крохотный участок в непосредственной близости от самого менгира. Более того, даже в этих условиях нам иногда встречались другие камни, какие-то небольшие плиты или менгиры, расположенные на каком-то расстоянии от центрального камня - так, например, было на Системе-8, где мы даже продолжили раскоп до одной такой плиты. Однако только в Ахуново мы раскопали вокруг центрального менгира обширный прямоугольник размером тридцать на двадцать семь метров и четко зафиксировали в этом раскопе всякого рода дополнительные конструкции.
Мне представляется вполне вероятным, что при проведении обширных раскопок в окрестностях других менгиров, расположенных у поселений эпохи бронзы и представляющихся нам сейчас одиночными объектами, также будут выявлены системы кольцевых столбов и упавшие в землю, практически не читаемые с поверхности дополнительные камни и плиты. Вполне вероятно, что структура культового комплекса, выстроенного вокруг центрального, самого большого камня, была более-менее похожей на всех поселениях того времени - как похожа их жилая архитектура, система расположения домов, топографическое положение поселков в речных долинах, и многое другое. Древние культуры были нацелены на воспроизведение стереотипных образцов, и, может быть, именно на Ахуново мы впервые раскрыли модель структуры этого образца, а дальнейшие раскопки покажут, что он имел весьма широкое географическое и хронологическое распространение. Впрочем, пока это всего лишь предположение для размышления.
Вскоре после завершения раскопок Ахуново я решил уехать пожить и поработать в Екатеринбург, который и тогда, и сейчас предпочитаю называть Свердловском, как в годы моей юности. Этому были разные, главным образом - субъективные причины. Сам для себя и для своих коллег я объяснил эту затею тем, что еду работать над докторской, однако на самом деле тут было замешано многое - и несчастная любовь; и временное разочарование в полевой археологии, которая все время манит каким-то результатом, а после проведения работ ты оказываешься перед еще большим количество вопросов и проблем, чем до их начала; и обида на ту часть нашего отряда, которая «прокинула» меня со своим участием в ахуновских раскопках; и желание начать жизнь с чистого листа, которое иногда возникает у людей, столкнувшихся с проблемами и разочарованиями… В общем, это была не сама лучшая идея, поскольку убежать от себя невозможно, но полтора года работы в Свердловске, на кафедре философии и кафедре социальной антропологии Уральского государственного технического университета, много мне дали и многому научили.
Перед отъездом в Свердловск я еще раз выехал в поле: в августе 2003-го собрал небольшой отряд, который отправился помогать заканчивать раскопки на Степном Лене Куприяновой и Диме Здановичу. В состав этой команды вошла Лена Полякова, мои родители, имеющие хороший опыт участия в археологических экспедициях; мой сын Николай, которому как раз исполнялось в том августе семь лет, он очень хорошо общался на Степном со своим одногодкой Семеном Куприяновым, который был там вместе с мамой. Еще с нами поехала подруга нашей семьи, вузовский преподаватель Наталья Эдуардовна Майн, имевшая в молодости большой опыт участия в археологических работах, и археоастроном Андрей Кузьмич Кириллов.
Вскоре после окончания работ экспедиции на Степном, на Аркаиме состоялась всероссийская конференция «Человек в пространстве древних культур», над подготовкой которой самым активным образом работали все постоянные участники нашего полевого отряда. Состав конференции был интересным. Мы представляли на ней результаты работ последних лет - в первую очередь по менгирам, а так же по другим культовым памятникам древности.
Через несколько дней заседания закончились, участники разъехались, я уволился с изрядно доставшей меня к этому времени должности заместителя директора, забрал свою трудовую книжку, остался работать на Аркаиме на полставки старшего научного сотрудника - и уехал в Свердловск, осваивать, что такое быть молодым доцентом и готовиться к началу учебного года. Степь пока оставалась позади - вместе с Лисьими горами, ахуновскими менгирами и общим чувством, что я делаю что-то не так и ищу смысл этой жизни где-то не там, но вот где же его надо искать - пока оставалось непонятным.
В то время и появились эти осенние строки:
Ранит водой,
Манит бедой
Эта земля Лисья.
Прянуло прочь,
В небо и в ночь,
Время твоей жизни.
Мокнет земля,
В цвет сентября,
В небе распят голос
И не один
Холод равнин
Не утолит колос.
Ветер пути,
Начал - лети,
И под дождем меркнет,
Новый закат
Сотой назад,
Сотой подряд смерти…
К концу мая 2003 года я получил Открытый лист, дающий право на исследование менгиров и разрушаемого поселения у поселка Ахуново, мы согласовали эти работы с башкирскими органами власти и выехали на раскопки со школьным отрядом, набрать который среди учащихся 12-й школы Челябинска помог Евгений Чибилёв. Впервые мы копали в Зауральской Башкирии, куда раньше наведывались только с разведками.
В старший состав ахуновского отряда на первом этапе работ вошли: Андрей Злоказов, обеспечивавший оперативные разъезды на своей новой машине Нива-«Фора»; Антон Шмидт - «Штирлиц», Слава Савин, и две девушки - волонтеры из Москвы, Наталья и Влада. Мы работал на Ахуново больше месяца, вскрыли четырьмя раскопами почти тысячу квадратных метров на менгирах и на поселении эпохи бронзы, за время работы здесь побывало и работало довольно много народу, могу сейчас даже не всех вспомнить. На Ахуново в разное время были: Петр Петров, Наташа Батанина, Лёша Данилов, Лена Полякова, Лера Гашек, археоастрономы Андрей Кузьмич Кириллов и Юлия Никитонова, Екатерина - еще один волонтер из Питера, Евгений Чибилев со своим биологическим отрядом, Илья Еременко, десять человек школьников. Кто-то работал на Ахуново несколько дней, кто-то - две или три недели, только мы со Славой Савиным вынесли его «от звонка до звонка».
К сожалению, так и не появились на этих раскопках Сергей и Ирина - их задержала в городе необходимость закончить и выслать в Москву отчеты за предыдущий год работы; но я в то время очень огорчился и даже обиделся, потому что очень на них рассчитывал. Неделю спустя после начала работ Штрилиц умудрился превратить Ниву Андрея из ездящего транспортного средства в летающее, правда, летела она недалеко и недолго. В общем, они с Андреем уехали в город чинить машину; Лена с Лёшей никак не ехали, задержавшись в городе; Сергей с Ириной не приехали вообще - и в самые ответственные и сложные моменты работы в лагере осталось всего два взрослых мужика: я и Слава, остальные были девушки и школьники, в общем - приходилось непросто.
Мегалиты Ахуново - самый сложный и интересный мегалитический памятник, который мне приходилось исследовать. Здесь вокруг большого, двухметровой высоты центрального камня, тридцатиметровым кольцом стоят восемь невысоких менгиров. Еще один крупный менгир установлен внутри кольца - и три в отдалении от него, на севере и на юго-западе.
Раскопки позволили обнаружить внутрь кольца менгиров еще одно кольцо - это восемь столбовых ямок, остатки древних деревянных столбов, окружавших центральный менгир на расстоянии в среднем около двух метров от него. Распределение по окружности древних столбов, стоявших в этих ямках, и соответствующих им менгиров в большом круге, совпадает.
Вокруг менгиров было сделано около двухсот находок - главным образом, обломки керамических сосудов; полтора десятка каменных предметов. Фрагмент одного из орнаментированных сосудов был обнаружен непосредственно под самым южным менгиром. Сделанные находки датируются второй половиной второго тысячелетия до н.э. и относятся к черкаскульской археологической культуре. Впрочем, большинство из них может быть и не связано с менгирами, а представлять собой своеобразный «шлейф» культурного слоя поселения того времени, расположенного в непосредственной близости от менгиров.
Работавшие с нами на раскопках археоастрономы пришли к выводу, что менгиры Ахуново могли использоваться в древности как пригоризонтная обсерватория. По их мнению, наблюдения с их помощью восходов и закатов Солнца и Луны позволяют определять ключевые даты календарного цикла - дни зимнего и летнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия, моменты смены циклов высокой и низкой Луны. Согласно их предположениям, наблюдения велись от небольших менгиров, расположенных по кругу, через вершины двух высоких менгиров - центрального и южного - на горизонт, где фиксировалась точка соответствующего значимого события астрономического цикла. Датировка объекта археоастрономическими методами позволила предположить, что он был сооружен на рубеже третьего и второго тысячелетий до н.э.
Если определенные Андреем Кузьмичом Кирилловы и Юлией Никитоновой археоастрономические азимуты действительно были значимы и сознательно учитывались строителями мегалитического комплекса, можно выдвинуть гипотезу, что он предназначался не для определения ключевых дат годового цикла, которые гораздо проще устанавливать календарным исчислением дней, а для символического воплощения в сакральной конструкции закономерностей годового движения Солнца и Луны. В таком сооружении календарные астрономические явления, становятся доступны непосредственному наблюдению - т.е. превращаются в культурные событие.
В то же время целый ряд обстоятельств заставляют меня сомневаться в том, что менгиры Ахуново были установлены в соответствии с некими археоастрономическими принципами.
Прежде всего, сама по себе схема наблюдения от круговых менгиров через один из центральных представляется сугубо искусственной, гораздо логичнее было бы наблюдать разные направления, находясь в центре конструкции.
Во-вторых, археоастрономические азимуты на комплексе всё же проведены с изрядной долей условности. Менгиры расположены недалеко друг от друга, они имеют обширные верхние площадки, многие из них покосились, а некоторые вовсе утратил свое древнее местоположения. В этой ситуации проведение точных азимутов через их вершины просто невозможно, направления определяются в довольно широких рамках и выбор конкретных значений вполне может оказаться неосознанной подгонкой под желаемый результат.
Также предложенная археоастрономическая схема не объяснила структуру всего памятника. Через некоторые менгиры никакие астрономически значимые азимуты не проходят - зачем, в таком случае, эти менгиры были установлены?
Сама система варьирования направлений азимутов то на один, то на другой из центральных менгиров, и использование для ориентации на летнее солнцестояние не основных менгиров комплекса, а нескольких установленных в стороне камней выглядит нелогичной и вызывает сомнения в адекватности предложенной реконструкции.
Для сооружения, предназначенного для фиксации событий на горизонте, мегалитический комплекс Ахуново совершенно неправильно расположен Он находится на склоне холма, недалеко от уремного леса, который в древние времена вполне мог быть гораздо больше и гуще и закрывать наблюдение горизонта почти по половине азимутов.
Если бы древние люди строили пригоризонтную обсерваторию, ее гораздо логичнее было бы расположить на вершине холма, откуда открывается хороший вид во все стороны горизонта, причем эта вершина находится совсем недалеко, в ближайших сотнях метров. Странное топографическое положение менгиров Ахуново никак не может быть объяснено с точки зрения археоастрономии.
Результаты археологических исследований в контексте общих данных о данном типе памятников позволяет более-менее обоснованно пытаться датировать время установки менгиров эпохой поздней бронзы и связывать их с поселением черкаскульского времени, середины второго тысячелетия до н.э. Археоастрономическая дата, определенная, правда, по одному единственному азимуту, оказывается на полтысячелетия древнее. Я не могу предложить ни одного логичного объяснения этого противоречия, кроме предположения, что археоастрономические азимуты не учитывались строителями Ахуново и трактовка данного объекта как пригоризонтной обсерватории всё же не верна.
К сожалению, вопрос об археоастрономическом значении менгиров Ахуново имеет уже не академический характер. Этот археологический памятник постигла та же судьба, что и Аркаим - только это произошло в меньшем масштабе. Ахуново уже является полностью мифологизированным объектом в системе современных «экстрасенсорно-эзотеричесих» представлений, сюда ездят «паломники», они воспринимают «энергию», совершают какие-то приношения деньгами и разными предметами…
Когда мы начали раскопки менгиров, современное население поселка. Ахуново, представленное, главным образом, татарами-мишарями, рассматривало мегалитический комплекс как особое, скорее - запретное, «плохое» место и рассказывало легенды о том, что под его камнями похоронен великан Алпамыс (Алпамыш). Местное название этого комплекса было Алпапмыса кабере - «могила Алпамыша». Образ этого эпического героя известен у большинства тюркских народов Великой Степи.
Однако уже тогда некоторые местные жители, наиболее активно интересовавшиеся комплексом и оказавшие нам помощь в его обнаружении, рассказывали какие-то истории про летающие тарелки, которые они, якобы, видели в районе менгиров, и вообще активно транслировали фантастические идеи и представления на тему этих камней.
После того, как археоастрономы получили первые результаты на Ахуново, ими была сформулирована мысль, что по количеству фиксируемых астрономически значимых направлений Ахуново вполне сопоставимо со знаменитым Стоунхенджем.
Этой идеей я поделился с кем-то из региональных журналистов, она вошла и в тексты наших первых информационных заметок о результатах раскопок. Таким образом, я сам, фактически, спровоцировал широкое распространение представлений об Ахуново как о неком «Башкирском Стоунхендже», и сделал это на основе предварительных, гипотетических выводов археоастрономов. Неоднократно критикуя Геннадия Борисовича за провоцирование популистских и вненаучных концепций Аркаима, я сам в данном случае пошел по той же кривой дорожке. К сожалению, не мог принципиально исправить ситуацию тот факт, я не стал далеко продвигаться в этом направлении и, в отличие от Геннадия Борисовича и Аркаима, не принял участии в формировании современной мифологии Ахуново и никак в дальнейшем не поощрял антинаучные интерпретаций этого археологического памятника.
Увы, первичного толчка в виде образа «Башкирского Стоунхенжда» оказалось вполне достаточно. Отталкиваясь от этого образа, сектанты и учителя различных «эзотерических» движений, имеющие потребность в существовании «сакральных» мест, на которые можно было бы направлять обрядовую активность их «паствы», вполне успешно сформировали мифологию Ахуново как «места Силы», великого древнего не то башкирского, не то арийского святилища. Увы, но именно наши исследования на Ахуново и я лично как руководитель этих работ и инициировали весь этот процесс, на последствия которого мне сейчас очень горько и стыдно смотреть. Всего один сезон обычной полевой работы, одна статья, которую журналист озаглавил услышанными от нас, сугубо образными словами «Башкирский Стоунхенжд» - и вот такие печальные последствия. Сейчас образ Ахуново в общественном сознании, как и образ более знаменитого Аркаима, способствует популяризации отнюдь не научных данных об истории и археологи, а распространению антинаучных и антихристианских фантазий и измышлений.
Я долгое время пытался «закрыться» от этой ситуации, не читать того, что пишут об Ахуново в Интернете, надеялся на то, что «эзотерический» интерес к Ахуново постепенно сойдет на нет - однако, судя по всему, это была совершенно неправильная стратегия поведения. Ничего на нет не сойдет и никто за меня мою вину не расхлебает - надо самому возвращаться к теме и к археологическому памятнику и начинать работать над его адекватным представлением в современной культуре. Видимо, это единственный способ если не вовсе исправить, то хотя бы чуть-чуть улучшить сложившуюся ситуацию.
После завершения раскопок в 2003 году мы еще раз вернулись на Ахуново - с Андреем Злоказовым, на его Ниве, со Штирлицем, Шурой Ковалевым и, кажется, кем-то из девушек. Раскопанные нами менгиры стояли очень неустойчиво, а некоторые из них уже успели повалить какие-то люди. Мы закупили в Учалах цемент, намешали раствор, набрали камней - и тщательно забетонировали основание каждого менгира, а также присыпали борта раскопа, чтобы они не осыпались.
В дальнейшем местная администрация по собственной инициативе вывезла отвал и огородила площадку мегалитического комплекса сначала временной оградой, а затем и постоянной - весьма красивой и стильной. В окрестностях менгиров была устроена постоянная автопарковка, навесы, беседки, туалеты для туристов - причем туалеты оказались прямо на территории древнего поселения и еще более повредили его и так уже полуразрушенный культурный слой. Совсем недавно фотографии того, что представляет из себя современное Ахуново, мне передал уфимский археолог Виталий Федоров:
Прекрасно, что этот археологический памятник находится трудами местных властей в таком хорошем состоянии. Но при этом очень печально, что вся эта инфраструктура приема туристов нацелена на работу с теми, кто едет сюда в «экстрасенсорные» паломничества. Сейчас необходимо попробовать хоть как-то переломить ситуацию с адекватной информацией об этом объекте.
В научном аспекте опыт исследований Ахуново приводит к еще одной интересной идее. Мне представляется возможным, что Ахуново с его круговым расположением столбов и камней вокруг центрального менгира, только кажется нам уникальным для Зауральской степи археологическим памятником. Дело в том, что по топографии, по форме, материалу и расположению центральный менгир Ахуново полностью соответствует другим менгирам, обнаруженным в ближайших окрестностях поселений эпохи бронзы. Большинство этих менгиров до сих пор не раскопано, а там где раскопки производились, как на тех же Лисьих горах, исследовался лишь крохотный участок в непосредственной близости от самого менгира. Более того, даже в этих условиях нам иногда встречались другие камни, какие-то небольшие плиты или менгиры, расположенные на каком-то расстоянии от центрального камня - так, например, было на Системе-8, где мы даже продолжили раскоп до одной такой плиты. Однако только в Ахуново мы раскопали вокруг центрального менгира обширный прямоугольник размером тридцать на двадцать семь метров и четко зафиксировали в этом раскопе всякого рода дополнительные конструкции.
Мне представляется вполне вероятным, что при проведении обширных раскопок в окрестностях других менгиров, расположенных у поселений эпохи бронзы и представляющихся нам сейчас одиночными объектами, также будут выявлены системы кольцевых столбов и упавшие в землю, практически не читаемые с поверхности дополнительные камни и плиты. Вполне вероятно, что структура культового комплекса, выстроенного вокруг центрального, самого большого камня, была более-менее похожей на всех поселениях того времени - как похожа их жилая архитектура, система расположения домов, топографическое положение поселков в речных долинах, и многое другое. Древние культуры были нацелены на воспроизведение стереотипных образцов, и, может быть, именно на Ахуново мы впервые раскрыли модель структуры этого образца, а дальнейшие раскопки покажут, что он имел весьма широкое географическое и хронологическое распространение. Впрочем, пока это всего лишь предположение для размышления.
Вскоре после завершения раскопок Ахуново я решил уехать пожить и поработать в Екатеринбург, который и тогда, и сейчас предпочитаю называть Свердловском, как в годы моей юности. Этому были разные, главным образом - субъективные причины. Сам для себя и для своих коллег я объяснил эту затею тем, что еду работать над докторской, однако на самом деле тут было замешано многое - и несчастная любовь; и временное разочарование в полевой археологии, которая все время манит каким-то результатом, а после проведения работ ты оказываешься перед еще большим количество вопросов и проблем, чем до их начала; и обида на ту часть нашего отряда, которая «прокинула» меня со своим участием в ахуновских раскопках; и желание начать жизнь с чистого листа, которое иногда возникает у людей, столкнувшихся с проблемами и разочарованиями… В общем, это была не сама лучшая идея, поскольку убежать от себя невозможно, но полтора года работы в Свердловске, на кафедре философии и кафедре социальной антропологии Уральского государственного технического университета, много мне дали и многому научили.
Перед отъездом в Свердловск я еще раз выехал в поле: в августе 2003-го собрал небольшой отряд, который отправился помогать заканчивать раскопки на Степном Лене Куприяновой и Диме Здановичу. В состав этой команды вошла Лена Полякова, мои родители, имеющие хороший опыт участия в археологических экспедициях; мой сын Николай, которому как раз исполнялось в том августе семь лет, он очень хорошо общался на Степном со своим одногодкой Семеном Куприяновым, который был там вместе с мамой. Еще с нами поехала подруга нашей семьи, вузовский преподаватель Наталья Эдуардовна Майн, имевшая в молодости большой опыт участия в археологических работах, и археоастроном Андрей Кузьмич Кириллов.
Вскоре после окончания работ экспедиции на Степном, на Аркаиме состоялась всероссийская конференция «Человек в пространстве древних культур», над подготовкой которой самым активным образом работали все постоянные участники нашего полевого отряда. Состав конференции был интересным. Мы представляли на ней результаты работ последних лет - в первую очередь по менгирам, а так же по другим культовым памятникам древности.
Через несколько дней заседания закончились, участники разъехались, я уволился с изрядно доставшей меня к этому времени должности заместителя директора, забрал свою трудовую книжку, остался работать на Аркаиме на полставки старшего научного сотрудника - и уехал в Свердловск, осваивать, что такое быть молодым доцентом и готовиться к началу учебного года. Степь пока оставалась позади - вместе с Лисьими горами, ахуновскими менгирами и общим чувством, что я делаю что-то не так и ищу смысл этой жизни где-то не там, но вот где же его надо искать - пока оставалось непонятным.
В то время и появились эти осенние строки:
Ранит водой,
Манит бедой
Эта земля Лисья.
Прянуло прочь,
В небо и в ночь,
Время твоей жизни.
Мокнет земля,
В цвет сентября,
В небе распят голос
И не один
Холод равнин
Не утолит колос.
Ветер пути,
Начал - лети,
И под дождем меркнет,
Новый закат
Сотой назад,
Сотой подряд смерти…