оттуда же
Распад картины.
Идёшь иной раз по улице, о чём-то напряжённо думаешь. Но откуда-то, исподволь, появляется странное чувство измененности. Изменённости чего? Сначала этого не понимаешь, потому что сознание ещё отвлечено сторонними рассуждениями. Но всё чаще и чаще друг за другом происходят вспышки-озарения (хотя, скорее, помутнения. Озарение -- это ведь что-то светлое, а тут вспышка -- как чёрное пятно, клякса в пространстве, залепившая лицо) и глаз постепенно начинает различать окружающее пространство. Сначала что-то неоформленное, какие-то движущиеся вокруг тебя пятна, тела... инородные тела, фокус, наводится резкость...и? В первое время неуловимо, а потом совершенно чётко и очевидно понимаешь, что изменились люди. Их движения стали какими-то неестественными. Рефлексы, доведённые до абсурда, максимальной гиперболы, превращаяют тела в набор самостоятельно движущихся органов. Тотальная механистичность, что самое, карикатурность безобразно движущихся вокруг тел. Каждый человек превращается в беспомощного безнадёжного инвалида, фрика, пародию на самого себя. Набор бессмысленных органов, время от времени совершающих беспорядочные движения. Особенно странно в такие моменты наблюдать то, как люди едят. Происходит диссонанс между собственным сознанием, мыслимым как идеальное и подчёркнутой физиологичностью, рефлекторностью и принципиальной материальностью процесса поедания пищи ("это слишком физиологично"). Отчуждение сознания от тела. Картина социального мира трещит и в конце концов разваливается на отдельные куски ничего не значащих, существующих сами-по-себе, процессов.
Сознание доходит до крайней точки и погружается в освободительный сон.
Идёшь иной раз по улице, о чём-то напряжённо думаешь. Но откуда-то, исподволь, появляется странное чувство измененности. Изменённости чего? Сначала этого не понимаешь, потому что сознание ещё отвлечено сторонними рассуждениями. Но всё чаще и чаще друг за другом происходят вспышки-озарения (хотя, скорее, помутнения. Озарение -- это ведь что-то светлое, а тут вспышка -- как чёрное пятно, клякса в пространстве, залепившая лицо) и глаз постепенно начинает различать окружающее пространство. Сначала что-то неоформленное, какие-то движущиеся вокруг тебя пятна, тела... инородные тела, фокус, наводится резкость...и? В первое время неуловимо, а потом совершенно чётко и очевидно понимаешь, что изменились люди. Их движения стали какими-то неестественными. Рефлексы, доведённые до абсурда, максимальной гиперболы, превращаяют тела в набор самостоятельно движущихся органов. Тотальная механистичность, что самое, карикатурность безобразно движущихся вокруг тел. Каждый человек превращается в беспомощного безнадёжного инвалида, фрика, пародию на самого себя. Набор бессмысленных органов, время от времени совершающих беспорядочные движения. Особенно странно в такие моменты наблюдать то, как люди едят. Происходит диссонанс между собственным сознанием, мыслимым как идеальное и подчёркнутой физиологичностью, рефлекторностью и принципиальной материальностью процесса поедания пищи ("это слишком физиологично"). Отчуждение сознания от тела. Картина социального мира трещит и в конце концов разваливается на отдельные куски ничего не значащих, существующих сами-по-себе, процессов.
Сознание доходит до крайней точки и погружается в освободительный сон.