Последний солдат Квантунской армии
Такеси Танака живет в Хабаровске с 1995 года. Мы с ним добрые знакомые и можно сказать приятели уже лет десять. Он бросил Токио, свой небольшой, но надежный бизнес, друзей, семью. Впрочем, жена умерла 30 лет назад, дети выросли.
Танака, почему ты здесь?
Здесь я свободен, я могу делать то, что мне нравится.
Танака говорит, что когда рассказывает своим друзьям в Токио - профессорам университетов, редакторам газет, журналистам и бизнесменам - о своей жизни в России, они недоверчиво завидуют ему, говорят, что это наверно замечательно так жить и они бы наверно тоже так хотели - положить на все с прибором и махнуть на волю, в Россию, на Дальний Восток… но не могут.
Почему не можете? Нужно только взять и поехать. Нет… они не могут.
Им просто чуть-чуть не хватает мужества - заключает Танака.
Почему мужества, Танака-сан?
Потому что свободы не может быть без чуть-чуть мужества.
Люди не могут быть свободны априори, когда они живут как кильки в банке.
Как бы не были отрегулированы правила поведения и законы взаимодействия, чем плотнее живут люди, тем меньше у них свободы. Этот простой и логический вывод почему то совершенно не приходит никому в голову. Если ты стоишь в битком набитом вагоне метро - о какой свободе может идти речь? Даже если все вежливы, не пердят, не сморкаются и не барагозят, даже если тебе разрешено говорить все, что ты думаешь…
А если ты один в чистом поле, на льдине посреди таежной реки - то и сидящий за тысячи километров в царских палатах сатрап тебе не указ.
Только нужно чуть-чуть мужества, чтобы решиться. Потому что свобода жестока и безжалостна, она убивает слабых и неприспособленных.
Танака родился и вырос в Нагасаки. Его отец дипломат, но в войну его сняли с должности и он работал в филиалах крупных японских компаний в Шанхае и Сингапуре. Такеси направили после школы на железную дорогу в Даляне. В 1945, в девятнадцать лет он загремел в квантунскую армию рядовым и через два месяца попал в плен.
Они были все в новенькой чистой форме, с вычищенным и смазанным оружием… Их окружили заросшие грубые мужики в выжженных солнцем и пропитанных потом гимнастерках с покоцанными автоматами наперевес. Им, молодым японским солдатам, было непонятно, почему русские победили? Эти простые мужики не были похожи на сильную армию.
Ночью он слышал разговоры и песни, которые пели русские солдаты и они его сразили. Он сказал себе - мне понятно теперь, почему Россия такая большая, а Япония такая маленькая. Это оружие ему показалось страшнее танков.
Потом он въябывал на стройках народного хозяйства в Хабаровске и Комсомольске, разгружал уголь, валил лес, хоронил друзей. Многие пленные не пережили и первую зиму.
Поле, русское поле
Я твой тонкий колосок…
Поет Такеси и мне кажется у него наворачиваются слезы.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
"Когда война, студенты молодые… это камикадзе, знаете? Послушали песню про журавлей и сказали - это нам песня. Дай нам эту песню". И он перевел ее на японский.
Белые журавли-камикадзе.
Он изъездил весь мир, был в Америке, Европе… но его тянуло в Хабаровск. Он приезжал в 1970-х туристом, а когда это стало возможным - в 1995 году купил квартиру и поселился здесь навсегда.
Преподает японский, поет песни, рисует, раз в год на неделю летает в Токио.
«Почему я здесь? Наверно я не японец. Я русский. Я один такой - никто больше не вернулся сюда из моих товарищей… Наверно я дурак»
Дык, Танака, если ты так можешь о себе говорить, значит точно русский.
Через семьдесят лет он впервые посетил Нагасаки. Через год, как он покинул свой город 1944, Нагасаки был стерт с лица Земли американской атомной бомбой.
«Я всёёёё потерял, - вытягивая «ё» задумчиво произносит Танака, - все потерял. Ничего не осталось, ни одного дома, не знаю улицы, ничего не понимаю. Осталось только одно дерево»
Танака нарисовал это дерево с натуры. Оно живое до сих пор.
«Я только нашел одноклассница. Мы пришли дерево. Оно узнало нас. Оно все помнит - как мы говорили, как играли... всех детей… Оно все знает»
«…Все новое построили, высокие дома, новые улицы. Но то, что построили люди - это ничего. Нет песка, нет воды. Я спрашиваю - что получили в замен? Сотовый? Компьютер? А песка нет, воды нет. Разве это одинаково?»
Еще живя в Японии у Танаки был свой журнал, название которого можно перевести как "Творчество". Это был журнал об инструментах и их связи с человеком. А еще он разработал первый в мире синтезатор и маленький заводик его друга выпустил маленькую серию этих синтезаторов, который назывались «Танака».
Только несколькими годами позже стали производить «Ямаху»
Он очень гордится этим фактом. Разъезжает по школам и играет русским детям на своем аппарате, сделанном сорок лет назад.
«Русские дети - эстетическое воспитание ооочень хорошо. Только слова - сразу поет. Японский дети образование - тупой»
На местном телевидении был снят фильм о Танаке, я в интернете его не нашел. Он ставит мне фильм. Александр Дрейлинг - его партнер, они вместе создали хор в Комсомольске, возили наших детей в Японию на гастроли. Я говорю - Дрейлинг, не русская фамилия.
«Оооо, да. Он немец, наверно военнопленный, - ржет Танака, - как и я»
«Мы все военнопленные в этом мире»
Танака задумывается. Да, точно.
«А это моя картина. Это я. Называется «Дождь счастья»»
Танака, почему ты здесь?
Здесь я свободен, я могу делать то, что мне нравится.
Танака говорит, что когда рассказывает своим друзьям в Токио - профессорам университетов, редакторам газет, журналистам и бизнесменам - о своей жизни в России, они недоверчиво завидуют ему, говорят, что это наверно замечательно так жить и они бы наверно тоже так хотели - положить на все с прибором и махнуть на волю, в Россию, на Дальний Восток… но не могут.
Почему не можете? Нужно только взять и поехать. Нет… они не могут.
Им просто чуть-чуть не хватает мужества - заключает Танака.
Почему мужества, Танака-сан?
Потому что свободы не может быть без чуть-чуть мужества.
Люди не могут быть свободны априори, когда они живут как кильки в банке.
Как бы не были отрегулированы правила поведения и законы взаимодействия, чем плотнее живут люди, тем меньше у них свободы. Этот простой и логический вывод почему то совершенно не приходит никому в голову. Если ты стоишь в битком набитом вагоне метро - о какой свободе может идти речь? Даже если все вежливы, не пердят, не сморкаются и не барагозят, даже если тебе разрешено говорить все, что ты думаешь…
А если ты один в чистом поле, на льдине посреди таежной реки - то и сидящий за тысячи километров в царских палатах сатрап тебе не указ.
Только нужно чуть-чуть мужества, чтобы решиться. Потому что свобода жестока и безжалостна, она убивает слабых и неприспособленных.
Танака родился и вырос в Нагасаки. Его отец дипломат, но в войну его сняли с должности и он работал в филиалах крупных японских компаний в Шанхае и Сингапуре. Такеси направили после школы на железную дорогу в Даляне. В 1945, в девятнадцать лет он загремел в квантунскую армию рядовым и через два месяца попал в плен.
Они были все в новенькой чистой форме, с вычищенным и смазанным оружием… Их окружили заросшие грубые мужики в выжженных солнцем и пропитанных потом гимнастерках с покоцанными автоматами наперевес. Им, молодым японским солдатам, было непонятно, почему русские победили? Эти простые мужики не были похожи на сильную армию.
Ночью он слышал разговоры и песни, которые пели русские солдаты и они его сразили. Он сказал себе - мне понятно теперь, почему Россия такая большая, а Япония такая маленькая. Это оружие ему показалось страшнее танков.
Потом он въябывал на стройках народного хозяйства в Хабаровске и Комсомольске, разгружал уголь, валил лес, хоронил друзей. Многие пленные не пережили и первую зиму.
Поле, русское поле
Я твой тонкий колосок…
Поет Такеси и мне кажется у него наворачиваются слезы.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
"Когда война, студенты молодые… это камикадзе, знаете? Послушали песню про журавлей и сказали - это нам песня. Дай нам эту песню". И он перевел ее на японский.
Белые журавли-камикадзе.
Он изъездил весь мир, был в Америке, Европе… но его тянуло в Хабаровск. Он приезжал в 1970-х туристом, а когда это стало возможным - в 1995 году купил квартиру и поселился здесь навсегда.
Преподает японский, поет песни, рисует, раз в год на неделю летает в Токио.
«Почему я здесь? Наверно я не японец. Я русский. Я один такой - никто больше не вернулся сюда из моих товарищей… Наверно я дурак»
Дык, Танака, если ты так можешь о себе говорить, значит точно русский.
Через семьдесят лет он впервые посетил Нагасаки. Через год, как он покинул свой город 1944, Нагасаки был стерт с лица Земли американской атомной бомбой.
«Я всёёёё потерял, - вытягивая «ё» задумчиво произносит Танака, - все потерял. Ничего не осталось, ни одного дома, не знаю улицы, ничего не понимаю. Осталось только одно дерево»
Танака нарисовал это дерево с натуры. Оно живое до сих пор.
«Я только нашел одноклассница. Мы пришли дерево. Оно узнало нас. Оно все помнит - как мы говорили, как играли... всех детей… Оно все знает»
«…Все новое построили, высокие дома, новые улицы. Но то, что построили люди - это ничего. Нет песка, нет воды. Я спрашиваю - что получили в замен? Сотовый? Компьютер? А песка нет, воды нет. Разве это одинаково?»
Еще живя в Японии у Танаки был свой журнал, название которого можно перевести как "Творчество". Это был журнал об инструментах и их связи с человеком. А еще он разработал первый в мире синтезатор и маленький заводик его друга выпустил маленькую серию этих синтезаторов, который назывались «Танака».
Только несколькими годами позже стали производить «Ямаху»
Он очень гордится этим фактом. Разъезжает по школам и играет русским детям на своем аппарате, сделанном сорок лет назад.
«Русские дети - эстетическое воспитание ооочень хорошо. Только слова - сразу поет. Японский дети образование - тупой»
На местном телевидении был снят фильм о Танаке, я в интернете его не нашел. Он ставит мне фильм. Александр Дрейлинг - его партнер, они вместе создали хор в Комсомольске, возили наших детей в Японию на гастроли. Я говорю - Дрейлинг, не русская фамилия.
«Оооо, да. Он немец, наверно военнопленный, - ржет Танака, - как и я»
«Мы все военнопленные в этом мире»
Танака задумывается. Да, точно.
«А это моя картина. Это я. Называется «Дождь счастья»»