Внезапно разбогатевшие жлобы
Пролог Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16 Часть 17
Битум
Предчувствия меня не обманули. Едва все угомонились, дети уснули и я засел за работу - нужно было к завтрашнему закончить несколько этюдов для новой галереи, открывшейся в ТЮЗе - как раздался стук в окно. Это Ганс. Он знает, что я на ночь отключаю звонок.
Запустил его в дом.
- М-м-можно у тебя посидеть?
- Я вообще то работать собрался
- Ну, мне бы-бы-блоки же сейчас привезут! Я тихонечко посижу.
- Блядь, Ганс, ты же прекрасно знаешь - я не могу работать, когда хоть какая-нибудь хуйня сидит над душой, даже тихонечко. А тем более ты.
Ну что с ним делать. Поставил чайник.
Ганс осматривает мои новые работы раскиданные на полу в прихожей, щупает палитру, берет мастихины. Начинает как обычно подъябывать.
- И т-т-ты вот так на полу все это де-де-делаешь? Вот тт-такие гениальные пы-полотна? Я па-па-потом буду рассказывать всем, как сидел рядом с ве-величайшим художником конца двадцатого - начала двадцать первого века! И он даже налил мне чаю ссы ссы ссы с сахаром. А можно я вот этот ку-кусочек засохшей краски с пы-пы-палитры возьму? Я его пы-положу в шкатулочку и лет через пы-пятьдесят продам на аукционе Сы-сотби за двадцать м-м-м-м-миллионов долларов... А мы-мы-можно, я вот тут в уголке кы-картины мы-маленькую точечку поставлю? Маленькую-маленькую. Ты-ты-тыщ на сто?
Началось, блядь. Какая уж тут работа.
- А расскажи, как ты рисуешь? Я хочу пы-пы-прикоснутся к гениальному. Т- т-ты воздействуешь на краски биополем?
- Конечно, я просто раскладываю краски на холсте в нужных весовых пропорциях, потом сажусь напротив и начинаю их гипнотизировать.
- И они пы-под воздействием твоего би-би-биополя расползаются как надо? Это великая ты-ты-тайна! А Сальвадор ды-ды-Дали пердел. Да, он ды-даже книжку о пуках написал.
Вышла заспанная жена. Покосилась недовольно на Ганса. Она его недолюбливала, считала шизиком и опасным типом. И еще ее бесило то обстоятельство, что если мы с ним сцеплялись языками, то могли пропиздеть целый день, забыв о делах и насущных нуждах. Причем пиздеж этот был ни о чем - о глобальной политике и такой же глобальной астрономии, частной собственности и практическом овощеводстве, американской демократии и учении Ленина о государстве, Ницше и Юнге, гидропонике и наркотрафике. Впрочем, «недолюбливала» - мягкое определение. Он ее просто бесил. Как и почти все мои друзья - такие же придурки и неадекватные личности. Бесполезные людишки. Такие же как и я.
- Воду не забудь принести, мне завтра с утра вода нужна, - бросила недовольно, сквозь зубы, и ушла обратно хлопнув дверью.
- А-а-а ч-ч-чего она такая?
- Ганс, ты заебал.
На улице послышался рокот двигателя большегрузной техники. Ганс подбежал к окну, выглянул.
- Это мы-мы-мы-мы-мои блоки!
И он убежал в темноту улицы руководить разгрузкой, навстречу света фар двух КАМазов, колышущемя в сизом дыму дизельного выхлопа.
Ну, слава богу, быстро приехали. Есть еще время очистить карму от Ганса и поработать. Еще только 15 минут первого.
С улицы доносились приглушенные разговоры, натужный рокот двигателей, короткие, но оглушительные сигналы, грохот высыпаемых из железных кузовов блоков, так что тряслась земля вместе с ушедшим в нее моим стареньким, 1916 года постройки, домишкой.
Только я погрузился в нормальную рабочую нирвану - опять стук в окно.
-Леха, ты-там КамАЗ застрял. Н-надо вторым выдернуть, п-помоги?
- Чем я могу помочь?
- Н-ну это, отмашку дать, доски подложить… рядом котлован, ты-темно, развернуться негде. Я первому буду пы-показывать, а т-т-т-ты второму. Ну п-помоги?
Вышли. Первый КамАЗ выгрузил блоки удачно и съехал вниз, по дороге к мостку через овраг. А второй заехал в уже продавленную первым колею, продавил своей тяжестью эту колею еще глубже, а когда вывалил блоки, стал легким и забуксовал. В этот год лето дождливое было, земля напиталась влагой и КамАЗ сел в грунт задом по самую ось, встав при этом под углом чуть ли 30 градусов, учитывая уклон.
Водители смачно матерились - им надо было через полчаса быть на базе. Иначе кирдык. Снизу, в узкое пространство между котлованом и грунтовым полотном собственно улицы сдал второй КамАЗ. Зацепили трос. Моя задача была подкладывать доски под колеса первого, А Ганс следил, чтобы вторая машина не завалилась в котлован.
Доски уходили в жирную грязь и исчезали в ней навеки. Резина горела. Из-под обеих машин летели фонтаны грязи.
- Сы-сы-сы-сы-сы-сы-стой! - услышал я истошный крик Ганса, но было поздно. Нос второго КамАЗа исчез в котолване, задние колеса беспомощно закрутились в воздухе над головой Ганса.
- Ганс, ну я пошел. Заходи, если еще чего придумаешь.
Я опять засел за работу. Мне нужно успеть, во что бы то ни стало. Завтра платить каменщикам, они уже заканчивают первый этаж, а платить нечем. Я блефовал, когда нанимал их. Я вообще в то время часто ввязывался в дела, совсем не представляя в деталях, как я буду их разруливать. Все вопросы решались на бегу. Сама жизнь напоминала кошмарный спринт, без возможности видеть финишную ленту.
Вся надежда на галерею в ТЮЗе - там есть оптовый покупатель, какой-то хер из Новой Зеландии, как раз завтра должен придти.
С улицы продолжали доносится голоса и шум машинной возни. Мне показалось, что появился еще какой-то грузовик, по тембру двигателя напоминающий Урал.
Едва закончил второй этюд, снова стук
- Л-л-леха, э-это… Т-ты же знаешь тут нижнюю дорогу? Она же выходит на шоссе ближе к мосту?
- Да, можно заехать на нашу улицу от моста, - понял я, чего он хочет
- Я поймал на шоссе за пол-литра спирта ты-такой би-битумовоз. Тяжелый, сука, тонн ты-тридцать с битумом. Если объехать вокруг, он их сы-сы с низу выдернет. Т-т-т-только надо к нему в кабину сы-сы-сесть, показать дорогу. Пы-помоги, а? У него би-битум остывает, ф-ф-всего полчаса есть.
Вышли.
- А это что за хуйня? - спросил я, указывая на военный Урал, стоящий поперёк улицы и перекрывающий напрочь всякое движение. Благо, улица у нас не проездная.
- Д-д-да это я подогнал за пол-литра спирта, солдаты. Думал в бок выдернуть, а у них сцепление сгорело.
- Пиздец.
- Ага, пи-пи-пи-пиздец. Если они к утру в ч-часть не вернутся - пи-пи-пиздец.
Блядь, до чего это все заебало. Еду на битумовозе до моста, показываю, где свернуть, тут вот темно и ничего не видно, но там есть дорога. Да не ссы, есть дорога, не свалишься. Тут у нас рельеф такой, кругом овраги. Во, а здесь направо, да не здесь, блядь. Во. Теперь прямо, до того домика и за ним будет насыпь через овраг, еще раз направо и мы на месте. Мы рассекали на огромном битумовозе с двумя цистернами горячего битума по узким проулкам частного сектора с ветхими строениями, в кромешной темноте, практически на ощупь.
- А как я назад поеду?
- Там внизу возле гаражей есть площадка, думаю, развернешься.
- Этот мосток что ли?
- Да. Только ты немного назад сдай, чтобы ровнее на него заехать.
- Времени нет. У меня битум стынет. Так попробуем…
Начали заезжать под углом на насыпной мосток
- Погляди, там со своей стороны, заднее колесо проходит?
- Нет… нет, говорю! Бля-а-а-адь! Не-ееет!
Битумовоз, как гигантский кит, сполз задними ластами в пустоту, накренившись, цистерны начали стремительно перевешивать, и вся эта ебаная махина грузно ухнула жопой в овраг. Кабина метнулась к небу, ее тряхнуло так, что мы чувствительно треснулись бошками в потолок.
- Биту-у-ум! - жалобно заблеял водила
Мы как скалолазы выбрались из кабины, спрыгнули на землю. Выхлопная труба пердела в жиже на дне овражка. Подошел Ганс.
- Ганс, вот тебе битумовоз.
- Ну, ссы-ссы-ссы-спасибо, Сусанин.
- Я ему говорил, что не пройдет.
- Биту-уу-ум, - блеял водила.
Вот как теперь сосредоточится на прекрасном? Уже четвертый час ночи. Еще два этюда…
В шестом часу вышла жена
- Эти твои дружки придурошные задолбали. Всю ночь спать не дают. Ты воду принес?
- Блин, некогда было…
- С дружками развлекался?
- Да работал я!
- Знаю я, как ты работал! Я выходила, тебя не было! - она постепенно переходила на крик. Я тоже.
- Да?! А откуда тогда картинки взялись?!
- Мне твои картинки на хрен не нужны! Лепит гавно всякое! На это много ума не надо! Воду мне принеси!
Хлопнула дверью, ушла.
Блядь, еще один этюд. Последний. Щас покурю, успокоюсь и сделаю. Еще есть целый час.
Забрезжил рассвет. Закончив последний этюд, я вышел на улицу покурить.
В бледном свете зари наша патриархальная слободка, в которую я заехал на шестом курсе универститета, прикупив старенький домик с краю, напоминала Курскую Дугу.
Из тумана, перемешанного с гарью от дизельного выхлопа, паленой резины и жженого сцепления, торчали крыши домиков, один камаз выхлопной трубой вверх, другой под углом 30 градусов, поперк дороги - военный Урал, возле которого возились грязные и пьяные солдаты, чуть ниже - огромный битумовоз с задранной в небо кабиной и открытыми дверями, с застывшим битумом в цистернах… Все водители пьяны в дрова - терять им было уже нечего.
Здравствуй, новая, свободная Россия!
Да здравствует демократия, пришедшая на смену командно-административной системе!
На шоссе собралась целая делегация. Серьезные хмурые дядьки в пальто и шинелях на «Волгах» и «Уазиках»: начальник автобазы с замом, командир воинской части с замполитом, директор битумного завода. Они стояли на шоссе, с которого хорошо просматривалась наша слободка, как генералы вермахта, разглядывая результаты Курского Побоища. Ганс суетился вовсю. Что-то горячо им доказывал, пытался умаслить спиртом, но они продолжали стоять с суровыми и недовольными лицами, на которых читалось недоумение: как на таком маленьком пятачке смогло собраться одновременно столько долбоебов? И как теперь из этих огородных грядок выковыривать дорогостоящую, тяжелую и габаритную технику в отсутствии каких бы то ни было подъездных путей и твердых площадок?
Я за водой обычно гонял на тачке. Кидал четыре двадцатилитровые алюминиевые канистры в багажник и ехал на соседнюю улицу - на нашей колонки не было. Летом обычно функционировал временный водопровод, но в эти дни что-то там наебнулось и источник иссяк. Сейчас Урал перекрыл дорогу, и я не мог выехать. А тащиться пешком было влом, канистры порядком оттягивали руки. К тому же по любому надо было ехать - развозить детей по школам-садам.
Генералы разослали курьеров и через некоторое время приехал 120-тонный «Като». Он немного сдал задом с шоссе и начал выдвигать упоры.
Жена уже собирала детей.
- Воду принес?
- Я не могу выехать, там грузовик поперек дороги!
- Неси руками! Мне чихать! И скажи спасибо своему дружку!
- Да щас уберут, подожди немного! Не! Мно! Го!
Она схватила полено, стоявшее у печки и начала хуярить им по пустому баку как заведенная, все более распаляясь
- Вода!!! Вода!!! Вода!!!..
Я стал петь на манер песенки из Золотого Ключика, скажите-как-его-зовут, стараясь переорать ее и делая нарочито идиотское лицо:
- Неее!!! Та-та-та-та-та Та!!! Мноооо!!! Та-та-та-та-та Та!!! Гооо!!! Та-та-та-та-та Та!!! Не! Мно! Го!
- Вода!!! Вода!!! Вода!!!..
Она стервенела, удары становились все сильнее, на оцинкованном баке стали образовываться нешуточные вмятины. «Вот же дура, блять, дырку пробъет, потом ебись с этим баком» - подумал я, подскочил к ней, выхватил полено и швырнул его со психа в другой конец комнаты так, что со стены отлетел кусок штукатурки.
- Заткнись!!! - заорал ей прямо в лицо, схватил канистры и пошел на выход.
Выхожу во двор, открываю пинком калитку так, что она едва не слетает с петель и с кличем «ебаная тварь!» втыкаюсь… в К.Уилсона, консула Австралии из Москвы. За его спиной - делегация в лице представителей наших властей, переводчиков и разномастной свиты прихлебателей. Они выходили из кортежа трех черных «Волг», оставленного на шоссе, перепрыгивая изрезанную глубокими колеями улочку, стараясь не наступить на грязевые лепешки, выпавшие из протекторов Урала.
Блядь! Я совсем забыл! Они же должны были приехать сегодня, я дал им свой адрес! Но почему так рано?
- Альексей! Рад вьидеть вас! У нас немного поменьялись планы, мы решьили заехать раньше. Это без проблем? У нас нет вашьего тельефона!
Это просто какой-то сюр. Ставлю канистры на землю, протягиваю руку
- Здравствуйте, господин Уилсон.
Като поднял Урал высоко в воздух и поставил на шоссе. Вся иностранная делегация замерла, уставясь на невиданное зрелище. Рабочие начали крепить стропы на КамАЗе торчащем жопой вверх из котлована Ганса. Что-то жалобно скрипнуло, стропа съехала, 20-тонный самосвал опасно накренился, но удержался и через мгновение очутился рядом с Уралом. Дальше - КамАЗ зарывшийся в грязь. Пошел-пошел! Чпок! Один блок, еще на некоторое время задержавшийся в кузове, плюхнулся в мягкий грунт с высоты нескольких метров.
- Это… мы тут строимся, - объяснил я.
Уилсон никак не прокомментировал методику нашего строительства. Мы прошли в дом. В прихожей Уилсон втянул голову в плечи, опасливо косясь в сторону желтого пятна на потолке, от которого этой ночью отвалился кусок штукатурки, обнажив дранку.
- Господин художник, вьи понимаете, я не мог покьинуть Хабаровск без портрета русский мьальчик. Как только я увьидел его, мое сердце покорено навсегда. Разрьешите еще раз посмотреть на него и я хочу предложьить вам хорошее вознаграждение.
Мы познакомились на последней выставке в Белом Доме. Австралийская делегация во главе с консулом прибыла в Хабаровск, договориться о сотрудничестве края с их страной. Я провел его в зал, где висел портрет. Он смотрел на него долго, отходил и подходил снова. Потом сказал серьезно и задумчиво
- Этот мальчик - это вся Россия! Такаья как она есть сегодня - беззащитньая, грустная и… бесконечная. В его взгляде так много всьего… это трудно сказьать словами.
Я не хотел продавать эту работу, мне жаль было с ней расставаться, даже и за хорошие деньги, хотел оставить ее себе, но видя такое отношение и будучи уверенным, что она попадет в хорошие руки, уступил…
К тому же каменщики получили зарплату вовремя. Они же тоже люди.
продолжение
"портрет мальчика" холст, масло, 60х80см, 1991
Битум
Предчувствия меня не обманули. Едва все угомонились, дети уснули и я засел за работу - нужно было к завтрашнему закончить несколько этюдов для новой галереи, открывшейся в ТЮЗе - как раздался стук в окно. Это Ганс. Он знает, что я на ночь отключаю звонок.
Запустил его в дом.
- М-м-можно у тебя посидеть?
- Я вообще то работать собрался
- Ну, мне бы-бы-блоки же сейчас привезут! Я тихонечко посижу.
- Блядь, Ганс, ты же прекрасно знаешь - я не могу работать, когда хоть какая-нибудь хуйня сидит над душой, даже тихонечко. А тем более ты.
Ну что с ним делать. Поставил чайник.
Ганс осматривает мои новые работы раскиданные на полу в прихожей, щупает палитру, берет мастихины. Начинает как обычно подъябывать.
- И т-т-ты вот так на полу все это де-де-делаешь? Вот тт-такие гениальные пы-полотна? Я па-па-потом буду рассказывать всем, как сидел рядом с ве-величайшим художником конца двадцатого - начала двадцать первого века! И он даже налил мне чаю ссы ссы ссы с сахаром. А можно я вот этот ку-кусочек засохшей краски с пы-пы-палитры возьму? Я его пы-положу в шкатулочку и лет через пы-пятьдесят продам на аукционе Сы-сотби за двадцать м-м-м-м-миллионов долларов... А мы-мы-можно, я вот тут в уголке кы-картины мы-маленькую точечку поставлю? Маленькую-маленькую. Ты-ты-тыщ на сто?
Началось, блядь. Какая уж тут работа.
- А расскажи, как ты рисуешь? Я хочу пы-пы-прикоснутся к гениальному. Т- т-ты воздействуешь на краски биополем?
- Конечно, я просто раскладываю краски на холсте в нужных весовых пропорциях, потом сажусь напротив и начинаю их гипнотизировать.
- И они пы-под воздействием твоего би-би-биополя расползаются как надо? Это великая ты-ты-тайна! А Сальвадор ды-ды-Дали пердел. Да, он ды-даже книжку о пуках написал.
Вышла заспанная жена. Покосилась недовольно на Ганса. Она его недолюбливала, считала шизиком и опасным типом. И еще ее бесило то обстоятельство, что если мы с ним сцеплялись языками, то могли пропиздеть целый день, забыв о делах и насущных нуждах. Причем пиздеж этот был ни о чем - о глобальной политике и такой же глобальной астрономии, частной собственности и практическом овощеводстве, американской демократии и учении Ленина о государстве, Ницше и Юнге, гидропонике и наркотрафике. Впрочем, «недолюбливала» - мягкое определение. Он ее просто бесил. Как и почти все мои друзья - такие же придурки и неадекватные личности. Бесполезные людишки. Такие же как и я.
- Воду не забудь принести, мне завтра с утра вода нужна, - бросила недовольно, сквозь зубы, и ушла обратно хлопнув дверью.
- А-а-а ч-ч-чего она такая?
- Ганс, ты заебал.
На улице послышался рокот двигателя большегрузной техники. Ганс подбежал к окну, выглянул.
- Это мы-мы-мы-мы-мои блоки!
И он убежал в темноту улицы руководить разгрузкой, навстречу света фар двух КАМазов, колышущемя в сизом дыму дизельного выхлопа.
Ну, слава богу, быстро приехали. Есть еще время очистить карму от Ганса и поработать. Еще только 15 минут первого.
С улицы доносились приглушенные разговоры, натужный рокот двигателей, короткие, но оглушительные сигналы, грохот высыпаемых из железных кузовов блоков, так что тряслась земля вместе с ушедшим в нее моим стареньким, 1916 года постройки, домишкой.
Только я погрузился в нормальную рабочую нирвану - опять стук в окно.
-Леха, ты-там КамАЗ застрял. Н-надо вторым выдернуть, п-помоги?
- Чем я могу помочь?
- Н-ну это, отмашку дать, доски подложить… рядом котлован, ты-темно, развернуться негде. Я первому буду пы-показывать, а т-т-т-ты второму. Ну п-помоги?
Вышли. Первый КамАЗ выгрузил блоки удачно и съехал вниз, по дороге к мостку через овраг. А второй заехал в уже продавленную первым колею, продавил своей тяжестью эту колею еще глубже, а когда вывалил блоки, стал легким и забуксовал. В этот год лето дождливое было, земля напиталась влагой и КамАЗ сел в грунт задом по самую ось, встав при этом под углом чуть ли 30 градусов, учитывая уклон.
Водители смачно матерились - им надо было через полчаса быть на базе. Иначе кирдык. Снизу, в узкое пространство между котлованом и грунтовым полотном собственно улицы сдал второй КамАЗ. Зацепили трос. Моя задача была подкладывать доски под колеса первого, А Ганс следил, чтобы вторая машина не завалилась в котлован.
Доски уходили в жирную грязь и исчезали в ней навеки. Резина горела. Из-под обеих машин летели фонтаны грязи.
- Сы-сы-сы-сы-сы-сы-стой! - услышал я истошный крик Ганса, но было поздно. Нос второго КамАЗа исчез в котолване, задние колеса беспомощно закрутились в воздухе над головой Ганса.
- Ганс, ну я пошел. Заходи, если еще чего придумаешь.
Я опять засел за работу. Мне нужно успеть, во что бы то ни стало. Завтра платить каменщикам, они уже заканчивают первый этаж, а платить нечем. Я блефовал, когда нанимал их. Я вообще в то время часто ввязывался в дела, совсем не представляя в деталях, как я буду их разруливать. Все вопросы решались на бегу. Сама жизнь напоминала кошмарный спринт, без возможности видеть финишную ленту.
Вся надежда на галерею в ТЮЗе - там есть оптовый покупатель, какой-то хер из Новой Зеландии, как раз завтра должен придти.
С улицы продолжали доносится голоса и шум машинной возни. Мне показалось, что появился еще какой-то грузовик, по тембру двигателя напоминающий Урал.
Едва закончил второй этюд, снова стук
- Л-л-леха, э-это… Т-ты же знаешь тут нижнюю дорогу? Она же выходит на шоссе ближе к мосту?
- Да, можно заехать на нашу улицу от моста, - понял я, чего он хочет
- Я поймал на шоссе за пол-литра спирта ты-такой би-битумовоз. Тяжелый, сука, тонн ты-тридцать с битумом. Если объехать вокруг, он их сы-сы с низу выдернет. Т-т-т-только надо к нему в кабину сы-сы-сесть, показать дорогу. Пы-помоги, а? У него би-битум остывает, ф-ф-всего полчаса есть.
Вышли.
- А это что за хуйня? - спросил я, указывая на военный Урал, стоящий поперёк улицы и перекрывающий напрочь всякое движение. Благо, улица у нас не проездная.
- Д-д-да это я подогнал за пол-литра спирта, солдаты. Думал в бок выдернуть, а у них сцепление сгорело.
- Пиздец.
- Ага, пи-пи-пи-пиздец. Если они к утру в ч-часть не вернутся - пи-пи-пиздец.
Блядь, до чего это все заебало. Еду на битумовозе до моста, показываю, где свернуть, тут вот темно и ничего не видно, но там есть дорога. Да не ссы, есть дорога, не свалишься. Тут у нас рельеф такой, кругом овраги. Во, а здесь направо, да не здесь, блядь. Во. Теперь прямо, до того домика и за ним будет насыпь через овраг, еще раз направо и мы на месте. Мы рассекали на огромном битумовозе с двумя цистернами горячего битума по узким проулкам частного сектора с ветхими строениями, в кромешной темноте, практически на ощупь.
- А как я назад поеду?
- Там внизу возле гаражей есть площадка, думаю, развернешься.
- Этот мосток что ли?
- Да. Только ты немного назад сдай, чтобы ровнее на него заехать.
- Времени нет. У меня битум стынет. Так попробуем…
Начали заезжать под углом на насыпной мосток
- Погляди, там со своей стороны, заднее колесо проходит?
- Нет… нет, говорю! Бля-а-а-адь! Не-ееет!
Битумовоз, как гигантский кит, сполз задними ластами в пустоту, накренившись, цистерны начали стремительно перевешивать, и вся эта ебаная махина грузно ухнула жопой в овраг. Кабина метнулась к небу, ее тряхнуло так, что мы чувствительно треснулись бошками в потолок.
- Биту-у-ум! - жалобно заблеял водила
Мы как скалолазы выбрались из кабины, спрыгнули на землю. Выхлопная труба пердела в жиже на дне овражка. Подошел Ганс.
- Ганс, вот тебе битумовоз.
- Ну, ссы-ссы-ссы-спасибо, Сусанин.
- Я ему говорил, что не пройдет.
- Биту-уу-ум, - блеял водила.
Вот как теперь сосредоточится на прекрасном? Уже четвертый час ночи. Еще два этюда…
В шестом часу вышла жена
- Эти твои дружки придурошные задолбали. Всю ночь спать не дают. Ты воду принес?
- Блин, некогда было…
- С дружками развлекался?
- Да работал я!
- Знаю я, как ты работал! Я выходила, тебя не было! - она постепенно переходила на крик. Я тоже.
- Да?! А откуда тогда картинки взялись?!
- Мне твои картинки на хрен не нужны! Лепит гавно всякое! На это много ума не надо! Воду мне принеси!
Хлопнула дверью, ушла.
Блядь, еще один этюд. Последний. Щас покурю, успокоюсь и сделаю. Еще есть целый час.
Забрезжил рассвет. Закончив последний этюд, я вышел на улицу покурить.
В бледном свете зари наша патриархальная слободка, в которую я заехал на шестом курсе универститета, прикупив старенький домик с краю, напоминала Курскую Дугу.
Из тумана, перемешанного с гарью от дизельного выхлопа, паленой резины и жженого сцепления, торчали крыши домиков, один камаз выхлопной трубой вверх, другой под углом 30 градусов, поперк дороги - военный Урал, возле которого возились грязные и пьяные солдаты, чуть ниже - огромный битумовоз с задранной в небо кабиной и открытыми дверями, с застывшим битумом в цистернах… Все водители пьяны в дрова - терять им было уже нечего.
Здравствуй, новая, свободная Россия!
Да здравствует демократия, пришедшая на смену командно-административной системе!
На шоссе собралась целая делегация. Серьезные хмурые дядьки в пальто и шинелях на «Волгах» и «Уазиках»: начальник автобазы с замом, командир воинской части с замполитом, директор битумного завода. Они стояли на шоссе, с которого хорошо просматривалась наша слободка, как генералы вермахта, разглядывая результаты Курского Побоища. Ганс суетился вовсю. Что-то горячо им доказывал, пытался умаслить спиртом, но они продолжали стоять с суровыми и недовольными лицами, на которых читалось недоумение: как на таком маленьком пятачке смогло собраться одновременно столько долбоебов? И как теперь из этих огородных грядок выковыривать дорогостоящую, тяжелую и габаритную технику в отсутствии каких бы то ни было подъездных путей и твердых площадок?
Я за водой обычно гонял на тачке. Кидал четыре двадцатилитровые алюминиевые канистры в багажник и ехал на соседнюю улицу - на нашей колонки не было. Летом обычно функционировал временный водопровод, но в эти дни что-то там наебнулось и источник иссяк. Сейчас Урал перекрыл дорогу, и я не мог выехать. А тащиться пешком было влом, канистры порядком оттягивали руки. К тому же по любому надо было ехать - развозить детей по школам-садам.
Генералы разослали курьеров и через некоторое время приехал 120-тонный «Като». Он немного сдал задом с шоссе и начал выдвигать упоры.
Жена уже собирала детей.
- Воду принес?
- Я не могу выехать, там грузовик поперек дороги!
- Неси руками! Мне чихать! И скажи спасибо своему дружку!
- Да щас уберут, подожди немного! Не! Мно! Го!
Она схватила полено, стоявшее у печки и начала хуярить им по пустому баку как заведенная, все более распаляясь
- Вода!!! Вода!!! Вода!!!..
Я стал петь на манер песенки из Золотого Ключика, скажите-как-его-зовут, стараясь переорать ее и делая нарочито идиотское лицо:
- Неее!!! Та-та-та-та-та Та!!! Мноооо!!! Та-та-та-та-та Та!!! Гооо!!! Та-та-та-та-та Та!!! Не! Мно! Го!
- Вода!!! Вода!!! Вода!!!..
Она стервенела, удары становились все сильнее, на оцинкованном баке стали образовываться нешуточные вмятины. «Вот же дура, блять, дырку пробъет, потом ебись с этим баком» - подумал я, подскочил к ней, выхватил полено и швырнул его со психа в другой конец комнаты так, что со стены отлетел кусок штукатурки.
- Заткнись!!! - заорал ей прямо в лицо, схватил канистры и пошел на выход.
Выхожу во двор, открываю пинком калитку так, что она едва не слетает с петель и с кличем «ебаная тварь!» втыкаюсь… в К.Уилсона, консула Австралии из Москвы. За его спиной - делегация в лице представителей наших властей, переводчиков и разномастной свиты прихлебателей. Они выходили из кортежа трех черных «Волг», оставленного на шоссе, перепрыгивая изрезанную глубокими колеями улочку, стараясь не наступить на грязевые лепешки, выпавшие из протекторов Урала.
Блядь! Я совсем забыл! Они же должны были приехать сегодня, я дал им свой адрес! Но почему так рано?
- Альексей! Рад вьидеть вас! У нас немного поменьялись планы, мы решьили заехать раньше. Это без проблем? У нас нет вашьего тельефона!
Это просто какой-то сюр. Ставлю канистры на землю, протягиваю руку
- Здравствуйте, господин Уилсон.
Като поднял Урал высоко в воздух и поставил на шоссе. Вся иностранная делегация замерла, уставясь на невиданное зрелище. Рабочие начали крепить стропы на КамАЗе торчащем жопой вверх из котлована Ганса. Что-то жалобно скрипнуло, стропа съехала, 20-тонный самосвал опасно накренился, но удержался и через мгновение очутился рядом с Уралом. Дальше - КамАЗ зарывшийся в грязь. Пошел-пошел! Чпок! Один блок, еще на некоторое время задержавшийся в кузове, плюхнулся в мягкий грунт с высоты нескольких метров.
- Это… мы тут строимся, - объяснил я.
Уилсон никак не прокомментировал методику нашего строительства. Мы прошли в дом. В прихожей Уилсон втянул голову в плечи, опасливо косясь в сторону желтого пятна на потолке, от которого этой ночью отвалился кусок штукатурки, обнажив дранку.
- Господин художник, вьи понимаете, я не мог покьинуть Хабаровск без портрета русский мьальчик. Как только я увьидел его, мое сердце покорено навсегда. Разрьешите еще раз посмотреть на него и я хочу предложьить вам хорошее вознаграждение.
Мы познакомились на последней выставке в Белом Доме. Австралийская делегация во главе с консулом прибыла в Хабаровск, договориться о сотрудничестве края с их страной. Я провел его в зал, где висел портрет. Он смотрел на него долго, отходил и подходил снова. Потом сказал серьезно и задумчиво
- Этот мальчик - это вся Россия! Такаья как она есть сегодня - беззащитньая, грустная и… бесконечная. В его взгляде так много всьего… это трудно сказьать словами.
Я не хотел продавать эту работу, мне жаль было с ней расставаться, даже и за хорошие деньги, хотел оставить ее себе, но видя такое отношение и будучи уверенным, что она попадет в хорошие руки, уступил…
К тому же каменщики получили зарплату вовремя. Они же тоже люди.
продолжение
"портрет мальчика" холст, масло, 60х80см, 1991