Окончание эксперимента
Конец фильма.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Официальный статус идиша, государственная поддержка культурных, образовательных и научных мероприятий, основание еврейского отделения в Белорусском государственном университете и еврейского отдела в важнейшем исследовательском учреждении республики (Инбелкульте - позже Белорусской академии наук), превратили Минск в один из наиболее успешных примеров идишистского эксперимента в Советском Союзе. С одной стороны, этот эксперимент был направлен на воспитание советскости. Он являлся продолжением проекта создания советской национальной державы, базирующейся на территориально-оформленных национальностях и на идее, что евреи, не иимевшие большинства ни в одной республике Союза, могли идентифицироваться только благодаря языку. С другой стороны идишистский эксперимент, продолжавшийся в Минске 18 лет (52), опирался на солидные основания, заложенные еще до революции. В дополнение к правительственной поддержке идиша, мы можем назвать четыре главные причины, обусловивших успех идишистского эксперимента в Минске:
К концу XIX века Минск стал вторым (после Вильны) крупным центром еврейского рабочего движения в Российской империи. Бундизм хорошо укоренился в Минске (как, впрочем, и в других городских центрах исторической "еврейской Литвы") благодаря большому представительству евреев в рабочей среде и потому, что их политические лидеры оказались в Северо-Западном крае империи менее окультуренными/ассимилированными, чем на Украине и в Польше (53). Бундистская традиция, крепко укоренившаяся в Минске, благоприятствовала хождению идиша среди прочих языков, и не только среди бывшиш бундистов, присовединившихся к Евсекции после революции и боровшихся за построение "с нуля" идишистской бюрократической и политической инфраструктуры, но и среди евреев, работавших на государственном почтамте или на фабрике "Миншвей". Очевидно, что еврейские рабочие, по причине прежнего влияния на них "Бунда", демонстрировали большую преданность "делу идиша", чем большинство евреев - жителей крупных городов Украины и России.
Относительно небольшие размеры Минска в сравнении с Москвой, Киевой и Одессой, его провинциальный характер, не утраченный даже превращения его в советскую столицу, гарантировали сохранение еврейских анклавов на протяжении всех 30-хгг. В своих автобиографических рассказах Аркадий КАПИЛОВ описал Замковую улицу (известную на идише как "Шлос гас"), на которой еврейское общество владело разнообразными учреждениями в XVIII-XIX вв. - как преимущественно еврейскую даже в 1941 г. (54). В Минске, как и в других местечках и небольших городах, советский режим не сумел искоренить традицию заселения евреями отдельных районов, и идиш был слышен на улицах города вплоть до самой войны.
Между социально-экономических условиями жизни городских евреев и их языком была прямая связь. Хотя значительная часть минских евреев охотно покинула город, перебравшись в русскоязычные Москву и Ленинград, белорусская столица в 1920-30-е гг. абсорбировала тысячи евреев с близлежащих местечек и малых городов Белорусскии, которые ехали в Минск в поисках работы и лучших условий жизни. Эти люди были в большинстве своем бедняками, говорящими на идише. Их постоянный наплыв оказывал неизбежное влияние на еврейскую жизнь в Минске (55).
Наконец, позиции идиша были упрочены тем, что евреи скептически относились к белорусскому - языку, никогда не имевшему для них авторитета, по крайней мере в городе. Иными словами, идиш никогда не вступал в настоящую конкуренцию с белорусским языком, как это происходило в случае с украинским языком, в украинских городах. Так, даже в октябре 1935 г. учитель белорусского языка в советской еврейской школе слышал ответы от учеников на идише, хотя вопросы им задавал по-белорусски (56).
Самый сильный аргумент в пользу успешности "минского эксперимента" в сравнении с "экспериментами" в других крупных городах СССР можно найти в статистических отчетах 1927 и 1939 гг. Согласно школьной переписи в Одессе (15 января 1927 г.), городе, где евреи составляли 36, 4% от общего населения, учеников всех возрастов, посещавших идишистские школы насчитывалось 9%, в Киеве (с 27,3% еврейского населения), эта доля равнялась 8%, в Харькове (19,4% населения) - 2,9% (57). В Миске же, в котором евреев проживало 40,8%, доля учащихся идишистских школ среди всех учеников начальных школ достигала 55,3%, а среди учеников средних школ - 28,2% (58).
Существуют статистические сведения о родном языке советских евреев накануне холокоста, и они подтверждают общую тенденцию, обозначившуюся в школьной переписи 1927 г. В 1939 г. 22,8% евреев Харькова, 32,2% евреев Одессы и 34% евреев Киева назвали родным языком идиш, а в Минске - 49,8%. Это был самый большой процент "идишистов" в крупных городах Советского Союза (59).
Не смотря на то, что большая часть минских евреев не принимала активного участия в советском идишистском эксперименте и не была связана напрямую с партийно-бюрократическим аппаратом, значительная часть евреев отдавала предпочтение идишу перед русским и белорусским языками. Кампания идишизации по своему характеру была, вероятно, менее напористой и интенсивной, чем белорусизация, навязывавшаяся как белорусам, так и не белорусам. Но их число уступало количеству тех, кто выбрал идиш.
Во время своих поездок по России И.ЗИНГЕР уловил специфику идишистского эксперимента в Минске. Сравнивая роль идиша в московской и минской реальности, он заметил следующее:
"Еврейская жизнь имеет свои смысл и содержание скорее в Минске, чем в Москве. Известно, что в Москве живет гораздо больше евреев, где на идише работает камерный театр, издательства, клубы, есть еврейский факультет, курсы. В Москве немало еврейских руководителей и идишистских писателей. Но на фоне истинно русского города, полного церквей, еврейская жизнь смотрится удивительно скудной и в чем-то бессмысленной... В Минске идишистские школы, курсы, театр, газета, суд, научный институт являются чем-то естественным. Неестественным является то, что их не было до революции" (60).
Перевел с английского Вольф РУБИНЧИК по:
East European Jewish Affairs. Vol. 37. Is. 1. April, 2007. P. 91-107
52. В июле 1938 г. Верховный Совет БССР постановил лишить идиш статуса официального языка Белорусской республики и ликвидировать большинство идишистских учреждений в городе. Документ о ликвидации идишистских учреждений в Минске хранится в НАРБ (ф. 4, оп. 3, д. 575, л. 287).
53. MENDELSOHN, Ezra. Class Struggle in the Pale: The Formative Years of the Jewish Workers Movement in Tsarist Russia. Cambridge University Press, 1970.
54. КАПИЛОВ, Аркадий. "Замковая, 2/7: повести и рассказы". Минск, 1995.
55. Мордехай АЛЬТШУЛЕР подчеркивает влияние, которое штетл (местечко) оказывал на городскую жизнь евреев в Советском Союзе до Второй мировой войны. См.: ALTSHULER, Mordechai. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust: A Social and Demographic Profile. Jerusalem, 1998. P. 45-46.
56. ДАМВ, ф. 164, оп. 1, д. 428, лл. 23-26. Нина РОГОВА, уроженка Минска, жившая в городе до нацистской оккупации, подтвердила этот факт. Она вспоминала, что в 1938 г., когда языком обучения в советских школах стал белорусский язык, учителя обращались к ученикам по-белорусски, а те отвечали на идише. Интервью с Ниной РОГОВОЙ, 13 апреля 2005., г. Нью-Йорк, США.
57. Эти сведения взяты из книги:: SCHWARTZ, Solomon. The Jews in the Soviet Union. Syracuse: Syracuse University Press, 1951. P. 136.
58. ДАМВ, ф. 12, оп. 1, д. 851, л. 4. В 1927/28 учебном году школы на идише посещали 3859 еврейских учеников, 2816 евреев учились в русскоязычных и белорусскоязычных школах (всего учеников-евреев в Мниске насчитывалось 6675). В 1928/29 учебном году количество ученикво в советских еврейских школах выросло ндо 4042, а количество евреев в других вышеназванных школах снизилось до 2718 (всего еврейских учеников было 6760). См. ДАМВ, ф. 320, оп. 1, д. 599, л. 18.
59. ALTSHULER, Mordechai. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust. P. 277.
60. SINGER, I. J. Nay-Rusland, S. 28-29.
ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА С АНГЛИЙСКОГО
ЭКСПЕРИМЕНТ, ПОСТАВЛЕННЫЙ НА КОСТЯХ ГЕБРАИСТОВ
В статье Э.БЭМПЭРЭД, богатой фактическим материалом и смелыми гипотезами, называются не все причины того, что на протяжении 1920-1930 гг. идиш сохранял в советском Минске относительно прочные позиции.
Автор замалчивает тот факт, что около десяти лет идиш в Белоруссии развивался за счет древнееврейского языка (иврита). Это неправда, что еще до начала 1920-х гг. древнееврейский язык, обозванный в 1919 г. "клерикальным", исчез из употребления в Белоруссии - соперничество между идишем и древнееврейским языком, начавшееся еще до революции (в политическом измерении оно происходило преимущественно между бендистами и сионистами, при том, что первые могли ценить иврит, а вторые - идиш), продолжалась на протяжении всех 1920-х гг. (61).
Со стороны "новых гебраистов", к которым принадлежала и часть сионистов, делались попытки приспособить иврит к целям строительства социализма. Молодежные ячейки использовали ивритскую лексику для подготовки к жизни в Палестине:
"Занятия проходили тайно. Устраивались "походы в лес" или прогулки по Свислочи. Забравшись вглубь Комаровского бора", мы ставили там палатки играли в спортивные игры и проходили военную подготовку, отдавая команды на иврите", - описывает бывший минчанин, член "Поалей Цион", свои подростковые впечатления конца 1920-х гг. (62). Следует заметить, что деятельность групп наподобие "Поалей Цион", "Гашомер Гацаир" продолжалась в Минске до 1929 г. Что касается религиозных евреев, то они старались сохранить древнееврейский язык в синагогах и в сфере образования; не смотря на официальное закрытие хедеров и ешиботов в 1922 г., последние продолжали действовать до антиклерикальной кампании 1930 г. (63) Многие верующие евреи не хотели отдавать детей в советские идишистские школы, в которых проводилась активная антииудаистская пропаганда, учили их демонстрировать перед разными "начальниками" свое знание идиша.
Безусловно, силы были неравны, и "советский проект", включавший в себя как идишизацию, так и постепенную русификацию евреев, наконец победил. Хедеры и ешиботы загонялись в подполье, а потом вытеснялись за границу; сионисты выселялись в отдаленные районы СССР, издатели книг на древнееврейском преследовались как буржуазные элементы (64). После свертывания НЭПа, с начала 1930 гг. "еврейскими" школами, газетами, театрами стали называться исключительно учреждения с приоритетом идиша. Люди, владевшие древнееврейским языком, которые и в других условиях творили бы на нем, считали лучшим не демонстрировать своих знаний и нередко переходили на идиш не в знак поддержки "эксперимента", а из-за безысходности сочетавшейся с желанием сохранить свое "еврейское лицо" (65).
Я не думаю, что Э.БЭМПЭРЭД, сориентированная в архивных и других источниках, не имела понятия про все, сказанное мной. Но назвать в качестве одной из причин "расцвета" идиша искоренение древнееврейского - значило бы "бросить тень" на идишистов, многие из которых имели непосредственное отношение к уничтожению важного, если не сказать, основополагающего элемента культуры ашкеназских евреев - или от излишней веры в советскую власть, или от нелюбви к "клерикальной среде", из которой часто происходили сами (66). Почти все они стали жертвами системы, которой служили (67). Все-таки, мне кажется, ошибочно понятая политкорректность помешала автору охарактеризовать их бурную деятельность надлежащим образом (68).
Безусловно, в первые два десятилетия ХХ столетия идиш был разговорным языком большинства минских евреев, однако, "естественным" бюрократический идишистский "эксперимент" (включавший, среди всего прочего, и радикальную советизацию речи, удаление лексики древнееврейского происхождения, которой в идише 15-20%, насилие над орфографией, - кажется, идиш в 1920 гг. стал полигоном для реформы белорусского правописания в 1933 г.) мог показаться только очарованному блеским вывесок писателю. Шедро цитируемый Э.БЭМПЭРЭД варшавский литератор И.ЗИНГЕР много чем напоминает наивного " попутчика" из книги "В когтях ГПУ" [книга белорусского узника ГУЛага Франтишка АЛЕХНОВИЧА. - Прим. мое], тем более, что и путешествовал ЗИНГЕР в Минск в том же году, что и Ф.АЛЕХНОВИЧ. Яркий фасад ослеплял и белорусов и евреев; высказывания же слепых не должны восприниматься в качестве истины в последней инстанции. Между прочим, когда ЗИНГЕР утверждал, что до революции в Минске не было газеты на идише, он, разумеется, ошибался. Согласно сведениям А.СКИРА, с 1915 г. на идише выходила ежедневная газета "Фарн фолк" ("Для народа"), которую издавал М.РУДЗЕНСКИЙ (69).
Выходит, развешивание вывесок и открытие "еврейских школ" в БССР свидетельствовало больше о паразитировании на национальных чувствах масс, чем о наделении евреев какой-никакой автономией; маневром, призванным отвлечь внимание от ударов по иудаизму и традиционному образу жизни в еврейских местечках. Не последнюю роль играл и расчет на возвращение эмигрантов-евреев из западных стран в "самый западный" город Союза, привлечение их интеллектуальных и финансовых ресурсов (из польской Вильны вернулся Моисей КУЛЬБАК, из США - Айзик ПЛАТНЕР и т. д.), а так же перекачивание денег из организаций типа "Джойнта" (70). Характерно, однако, то, что уже к концу 1920-х гг. центральные власти СССР отказались от ставки на "еврейский рассвет" в БССР и переключил внимание заграничных евреев на "биробиджанский проект", фактически в неудаче проекта "белорусского".
Автор не различает 1920-е и 1930-е годы, рассуждая про "18 лет идишистского эксперимента" (71) как про единое целое, не не указывая на существенный разрыв между Инбелкультом и Белорусской академией наук (72). Вот с начала 1930-х гг. идишистские учреждения в Советской Белоруссии существовали "по инерции", постепенно утрачивая связь с еврейской средой. Пожалуй, первыми почувствовали это поэты; даже такой убежденный коммунист, как Изи ХАРИК, в начале 1930-х гг, судя по воспоминаниям современников, собирался поехать в Палестину, чтобы остаться там... Однако, и цифры демонстрируют уничтожение идишистского высшего образования уже к середине 1930-х гг., резкий спад в книгоиздательстве на идише (73). В 1936-37 гг. массовые репрессии обескровили еврейскую интеллигенцию, особенно литературную и научную. Таким образом, постановление о снижении статуса идиша в БССР и закрытие еврейских школ в 1938 г. только только юридически подтвердило ситуацию, сложившуюся к тому времени, а на самом деле "идишистский эксперимент" был прекращен вместе с белорусизацией на рубеже 1920-1930-х гг.
61 А.СКИР в своей книге демонстрирует развитие древнееврейского языка в Минске в середине 1910-х гг.: в конце 1916 г. на курсах иврита занималось 1690 учеников, работало около 100 преподавателей (Скир, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Минск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 31). Очевидно, что влияние ивритофилов не мог исчезнуть бесследно за пять лет.
62. См. МАКАБИ, Н. Проблеск во мраке. Рышон ле-Цыён, 1991. С. 32-33.
63. См.: ФIШМАН, Д. Лёс іудаізму ў Савецкай Беларусі (1920-1930) // Беларусіка = Albaruthenica. Кн. 4. Мн., Навука і тэхніка. 1995. С. 111-117.
64. В конце 1920-х гг. "Комсомольская правда" писала, что бобруйскому книготорговцу Якову ГИНЗБУРГУ в 1927-28 гг. удалось отпечатать 100 тысяч молитвенников (в том числе и в Минске). См.: БЕЛОВ (Элинсон), А. Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе. Иерусалим: Лира, 1998. С. 27.
65. См. про САВИКОВСКОГО: Скир, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Мінск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 99. Про Якнегоза: БЕЛОВ (Элинсон), А. Рыцари иврита… С. 62-64.
66. Семен ДИМАНШТЕЙН, председатель центрального бюро Евсекции в 1918-1919 гг., в 18-летнем возрасте получил звание раввина. См.: "Краткая еврейская энциклопедия" (Иерусалим), статья "Диманштейн". Т. 2, столбец 354. Репр. издание: М., 1996.
67. Евсекция действовала в 1926 г., была преобразована в Еврейское бюро с меньшими полномочиями и закрыта в 1930 г. Бывшие активисты этих структур во время массовых репрессий 1937-38 гг. почти все были арестованы и уничтожены (Э.ФРУМКИНА погибла несколькими годами позже). См.: "Краткая еврейская энциклопедия" (Иерусалим), статья "Евсекция". Т. 2, столбец 465. Репр. издание: М., 1996.
68. "Деятелями Евсекции в большинстве своем стали выходцы из разных мелкобуржуазных партий, часто - бундовцы. Им с удвоенной энергией приходилось доказывать свою коммунистическую лояльность... и эту свою энергию они проявляли в лютой ненависти до всего национально-самобытного. Везде им мерещилась "коммунистическая контрреволюция" и они расправлялись с ней с помощью карателей из ЧК и ГПУ", - пишет в своих мемуарах про Минск 1920-х гг. Неемия МАКАБИ (МАКАБОЦКИЙ), перебравшийся в Израиль в 1957 году. См.: Н.МАКАБИ. Проблеск во мраке. Рышон ле-Цыён, 1991. С. 23.
69. СКИР, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Мінск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 31.
70. Недавное заявление руководителя Белоруссии по поводу бывших жителей Бобруйска в Израиле ("мы им сказали - ребята, с деньгами возвращайтесь") высказано в стиле довоенной политики рециклизации имигрантов и эмигрантов. Персонаж булгаковского "Мастера и Маргариты" сказал короче и яснее: "Сдавайте валюту".
71. Если руководствоваться ее логикой, то следует продлить срок действия "эксперимента" не до 1938 г, а до 1941 г.; именно до этого времени выходили газета на идише "Октябрь" и журнал "Штерн", существовало "идишистское направление" в Академии наук (кульминацией деятельности немногочисленных академических идишистов того времени стал "Еврейско-русский словарь" С.РОХКИНД и Г.ШКЛЯРА (Мн. 1941); не смотря на недостатки, связанные с советизацией языка, он не утратил своего значения и до сегодняшнего дня), работали "еврейская" секция в Союзе писателей и Белорусский государственный еврейский театр (официально закрытый только в 1949 г.)
72. О том, что кадры Инбелкульта были поголовно "вычищены" и заменены людьми, далекими от науки, свидетельствует, в частности, 2-я часть романа З.БЯДУЛИ "Язэп КРУШИНСКИЙ".
73. В 1928-1929 гг. на еврейском отделении педфака БГУ обучался 201 студент, а в 1935 г. на еврейское отделение пединститута было зачислено только 7 абитуриентов. Общий тираж книг на идише упал с 408 000 в 1933 г. до 134 000 в 1935 г. и 29 000 в 1937 г. См.: СКИР, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Мінск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 82, 92-93.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Официальный статус идиша, государственная поддержка культурных, образовательных и научных мероприятий, основание еврейского отделения в Белорусском государственном университете и еврейского отдела в важнейшем исследовательском учреждении республики (Инбелкульте - позже Белорусской академии наук), превратили Минск в один из наиболее успешных примеров идишистского эксперимента в Советском Союзе. С одной стороны, этот эксперимент был направлен на воспитание советскости. Он являлся продолжением проекта создания советской национальной державы, базирующейся на территориально-оформленных национальностях и на идее, что евреи, не иимевшие большинства ни в одной республике Союза, могли идентифицироваться только благодаря языку. С другой стороны идишистский эксперимент, продолжавшийся в Минске 18 лет (52), опирался на солидные основания, заложенные еще до революции. В дополнение к правительственной поддержке идиша, мы можем назвать четыре главные причины, обусловивших успех идишистского эксперимента в Минске:
К концу XIX века Минск стал вторым (после Вильны) крупным центром еврейского рабочего движения в Российской империи. Бундизм хорошо укоренился в Минске (как, впрочем, и в других городских центрах исторической "еврейской Литвы") благодаря большому представительству евреев в рабочей среде и потому, что их политические лидеры оказались в Северо-Западном крае империи менее окультуренными/ассимилированными, чем на Украине и в Польше (53). Бундистская традиция, крепко укоренившаяся в Минске, благоприятствовала хождению идиша среди прочих языков, и не только среди бывшиш бундистов, присовединившихся к Евсекции после революции и боровшихся за построение "с нуля" идишистской бюрократической и политической инфраструктуры, но и среди евреев, работавших на государственном почтамте или на фабрике "Миншвей". Очевидно, что еврейские рабочие, по причине прежнего влияния на них "Бунда", демонстрировали большую преданность "делу идиша", чем большинство евреев - жителей крупных городов Украины и России.
Относительно небольшие размеры Минска в сравнении с Москвой, Киевой и Одессой, его провинциальный характер, не утраченный даже превращения его в советскую столицу, гарантировали сохранение еврейских анклавов на протяжении всех 30-хгг. В своих автобиографических рассказах Аркадий КАПИЛОВ описал Замковую улицу (известную на идише как "Шлос гас"), на которой еврейское общество владело разнообразными учреждениями в XVIII-XIX вв. - как преимущественно еврейскую даже в 1941 г. (54). В Минске, как и в других местечках и небольших городах, советский режим не сумел искоренить традицию заселения евреями отдельных районов, и идиш был слышен на улицах города вплоть до самой войны.
Между социально-экономических условиями жизни городских евреев и их языком была прямая связь. Хотя значительная часть минских евреев охотно покинула город, перебравшись в русскоязычные Москву и Ленинград, белорусская столица в 1920-30-е гг. абсорбировала тысячи евреев с близлежащих местечек и малых городов Белорусскии, которые ехали в Минск в поисках работы и лучших условий жизни. Эти люди были в большинстве своем бедняками, говорящими на идише. Их постоянный наплыв оказывал неизбежное влияние на еврейскую жизнь в Минске (55).
Наконец, позиции идиша были упрочены тем, что евреи скептически относились к белорусскому - языку, никогда не имевшему для них авторитета, по крайней мере в городе. Иными словами, идиш никогда не вступал в настоящую конкуренцию с белорусским языком, как это происходило в случае с украинским языком, в украинских городах. Так, даже в октябре 1935 г. учитель белорусского языка в советской еврейской школе слышал ответы от учеников на идише, хотя вопросы им задавал по-белорусски (56).
Самый сильный аргумент в пользу успешности "минского эксперимента" в сравнении с "экспериментами" в других крупных городах СССР можно найти в статистических отчетах 1927 и 1939 гг. Согласно школьной переписи в Одессе (15 января 1927 г.), городе, где евреи составляли 36, 4% от общего населения, учеников всех возрастов, посещавших идишистские школы насчитывалось 9%, в Киеве (с 27,3% еврейского населения), эта доля равнялась 8%, в Харькове (19,4% населения) - 2,9% (57). В Миске же, в котором евреев проживало 40,8%, доля учащихся идишистских школ среди всех учеников начальных школ достигала 55,3%, а среди учеников средних школ - 28,2% (58).
Существуют статистические сведения о родном языке советских евреев накануне холокоста, и они подтверждают общую тенденцию, обозначившуюся в школьной переписи 1927 г. В 1939 г. 22,8% евреев Харькова, 32,2% евреев Одессы и 34% евреев Киева назвали родным языком идиш, а в Минске - 49,8%. Это был самый большой процент "идишистов" в крупных городах Советского Союза (59).
Не смотря на то, что большая часть минских евреев не принимала активного участия в советском идишистском эксперименте и не была связана напрямую с партийно-бюрократическим аппаратом, значительная часть евреев отдавала предпочтение идишу перед русским и белорусским языками. Кампания идишизации по своему характеру была, вероятно, менее напористой и интенсивной, чем белорусизация, навязывавшаяся как белорусам, так и не белорусам. Но их число уступало количеству тех, кто выбрал идиш.
Во время своих поездок по России И.ЗИНГЕР уловил специфику идишистского эксперимента в Минске. Сравнивая роль идиша в московской и минской реальности, он заметил следующее:
"Еврейская жизнь имеет свои смысл и содержание скорее в Минске, чем в Москве. Известно, что в Москве живет гораздо больше евреев, где на идише работает камерный театр, издательства, клубы, есть еврейский факультет, курсы. В Москве немало еврейских руководителей и идишистских писателей. Но на фоне истинно русского города, полного церквей, еврейская жизнь смотрится удивительно скудной и в чем-то бессмысленной... В Минске идишистские школы, курсы, театр, газета, суд, научный институт являются чем-то естественным. Неестественным является то, что их не было до революции" (60).
Перевел с английского Вольф РУБИНЧИК по:
East European Jewish Affairs. Vol. 37. Is. 1. April, 2007. P. 91-107
52. В июле 1938 г. Верховный Совет БССР постановил лишить идиш статуса официального языка Белорусской республики и ликвидировать большинство идишистских учреждений в городе. Документ о ликвидации идишистских учреждений в Минске хранится в НАРБ (ф. 4, оп. 3, д. 575, л. 287).
53. MENDELSOHN, Ezra. Class Struggle in the Pale: The Formative Years of the Jewish Workers Movement in Tsarist Russia. Cambridge University Press, 1970.
54. КАПИЛОВ, Аркадий. "Замковая, 2/7: повести и рассказы". Минск, 1995.
55. Мордехай АЛЬТШУЛЕР подчеркивает влияние, которое штетл (местечко) оказывал на городскую жизнь евреев в Советском Союзе до Второй мировой войны. См.: ALTSHULER, Mordechai. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust: A Social and Demographic Profile. Jerusalem, 1998. P. 45-46.
56. ДАМВ, ф. 164, оп. 1, д. 428, лл. 23-26. Нина РОГОВА, уроженка Минска, жившая в городе до нацистской оккупации, подтвердила этот факт. Она вспоминала, что в 1938 г., когда языком обучения в советских школах стал белорусский язык, учителя обращались к ученикам по-белорусски, а те отвечали на идише. Интервью с Ниной РОГОВОЙ, 13 апреля 2005., г. Нью-Йорк, США.
57. Эти сведения взяты из книги:: SCHWARTZ, Solomon. The Jews in the Soviet Union. Syracuse: Syracuse University Press, 1951. P. 136.
58. ДАМВ, ф. 12, оп. 1, д. 851, л. 4. В 1927/28 учебном году школы на идише посещали 3859 еврейских учеников, 2816 евреев учились в русскоязычных и белорусскоязычных школах (всего учеников-евреев в Мниске насчитывалось 6675). В 1928/29 учебном году количество ученикво в советских еврейских школах выросло ндо 4042, а количество евреев в других вышеназванных школах снизилось до 2718 (всего еврейских учеников было 6760). См. ДАМВ, ф. 320, оп. 1, д. 599, л. 18.
59. ALTSHULER, Mordechai. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust. P. 277.
60. SINGER, I. J. Nay-Rusland, S. 28-29.
ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА С АНГЛИЙСКОГО
ЭКСПЕРИМЕНТ, ПОСТАВЛЕННЫЙ НА КОСТЯХ ГЕБРАИСТОВ
В статье Э.БЭМПЭРЭД, богатой фактическим материалом и смелыми гипотезами, называются не все причины того, что на протяжении 1920-1930 гг. идиш сохранял в советском Минске относительно прочные позиции.
Автор замалчивает тот факт, что около десяти лет идиш в Белоруссии развивался за счет древнееврейского языка (иврита). Это неправда, что еще до начала 1920-х гг. древнееврейский язык, обозванный в 1919 г. "клерикальным", исчез из употребления в Белоруссии - соперничество между идишем и древнееврейским языком, начавшееся еще до революции (в политическом измерении оно происходило преимущественно между бендистами и сионистами, при том, что первые могли ценить иврит, а вторые - идиш), продолжалась на протяжении всех 1920-х гг. (61).
Со стороны "новых гебраистов", к которым принадлежала и часть сионистов, делались попытки приспособить иврит к целям строительства социализма. Молодежные ячейки использовали ивритскую лексику для подготовки к жизни в Палестине:
"Занятия проходили тайно. Устраивались "походы в лес" или прогулки по Свислочи. Забравшись вглубь Комаровского бора", мы ставили там палатки играли в спортивные игры и проходили военную подготовку, отдавая команды на иврите", - описывает бывший минчанин, член "Поалей Цион", свои подростковые впечатления конца 1920-х гг. (62). Следует заметить, что деятельность групп наподобие "Поалей Цион", "Гашомер Гацаир" продолжалась в Минске до 1929 г. Что касается религиозных евреев, то они старались сохранить древнееврейский язык в синагогах и в сфере образования; не смотря на официальное закрытие хедеров и ешиботов в 1922 г., последние продолжали действовать до антиклерикальной кампании 1930 г. (63) Многие верующие евреи не хотели отдавать детей в советские идишистские школы, в которых проводилась активная антииудаистская пропаганда, учили их демонстрировать перед разными "начальниками" свое знание идиша.
Безусловно, силы были неравны, и "советский проект", включавший в себя как идишизацию, так и постепенную русификацию евреев, наконец победил. Хедеры и ешиботы загонялись в подполье, а потом вытеснялись за границу; сионисты выселялись в отдаленные районы СССР, издатели книг на древнееврейском преследовались как буржуазные элементы (64). После свертывания НЭПа, с начала 1930 гг. "еврейскими" школами, газетами, театрами стали называться исключительно учреждения с приоритетом идиша. Люди, владевшие древнееврейским языком, которые и в других условиях творили бы на нем, считали лучшим не демонстрировать своих знаний и нередко переходили на идиш не в знак поддержки "эксперимента", а из-за безысходности сочетавшейся с желанием сохранить свое "еврейское лицо" (65).
Я не думаю, что Э.БЭМПЭРЭД, сориентированная в архивных и других источниках, не имела понятия про все, сказанное мной. Но назвать в качестве одной из причин "расцвета" идиша искоренение древнееврейского - значило бы "бросить тень" на идишистов, многие из которых имели непосредственное отношение к уничтожению важного, если не сказать, основополагающего элемента культуры ашкеназских евреев - или от излишней веры в советскую власть, или от нелюбви к "клерикальной среде", из которой часто происходили сами (66). Почти все они стали жертвами системы, которой служили (67). Все-таки, мне кажется, ошибочно понятая политкорректность помешала автору охарактеризовать их бурную деятельность надлежащим образом (68).
Безусловно, в первые два десятилетия ХХ столетия идиш был разговорным языком большинства минских евреев, однако, "естественным" бюрократический идишистский "эксперимент" (включавший, среди всего прочего, и радикальную советизацию речи, удаление лексики древнееврейского происхождения, которой в идише 15-20%, насилие над орфографией, - кажется, идиш в 1920 гг. стал полигоном для реформы белорусского правописания в 1933 г.) мог показаться только очарованному блеским вывесок писателю. Шедро цитируемый Э.БЭМПЭРЭД варшавский литератор И.ЗИНГЕР много чем напоминает наивного " попутчика" из книги "В когтях ГПУ" [книга белорусского узника ГУЛага Франтишка АЛЕХНОВИЧА. - Прим. мое], тем более, что и путешествовал ЗИНГЕР в Минск в том же году, что и Ф.АЛЕХНОВИЧ. Яркий фасад ослеплял и белорусов и евреев; высказывания же слепых не должны восприниматься в качестве истины в последней инстанции. Между прочим, когда ЗИНГЕР утверждал, что до революции в Минске не было газеты на идише, он, разумеется, ошибался. Согласно сведениям А.СКИРА, с 1915 г. на идише выходила ежедневная газета "Фарн фолк" ("Для народа"), которую издавал М.РУДЗЕНСКИЙ (69).
Выходит, развешивание вывесок и открытие "еврейских школ" в БССР свидетельствовало больше о паразитировании на национальных чувствах масс, чем о наделении евреев какой-никакой автономией; маневром, призванным отвлечь внимание от ударов по иудаизму и традиционному образу жизни в еврейских местечках. Не последнюю роль играл и расчет на возвращение эмигрантов-евреев из западных стран в "самый западный" город Союза, привлечение их интеллектуальных и финансовых ресурсов (из польской Вильны вернулся Моисей КУЛЬБАК, из США - Айзик ПЛАТНЕР и т. д.), а так же перекачивание денег из организаций типа "Джойнта" (70). Характерно, однако, то, что уже к концу 1920-х гг. центральные власти СССР отказались от ставки на "еврейский рассвет" в БССР и переключил внимание заграничных евреев на "биробиджанский проект", фактически в неудаче проекта "белорусского".
Автор не различает 1920-е и 1930-е годы, рассуждая про "18 лет идишистского эксперимента" (71) как про единое целое, не не указывая на существенный разрыв между Инбелкультом и Белорусской академией наук (72). Вот с начала 1930-х гг. идишистские учреждения в Советской Белоруссии существовали "по инерции", постепенно утрачивая связь с еврейской средой. Пожалуй, первыми почувствовали это поэты; даже такой убежденный коммунист, как Изи ХАРИК, в начале 1930-х гг, судя по воспоминаниям современников, собирался поехать в Палестину, чтобы остаться там... Однако, и цифры демонстрируют уничтожение идишистского высшего образования уже к середине 1930-х гг., резкий спад в книгоиздательстве на идише (73). В 1936-37 гг. массовые репрессии обескровили еврейскую интеллигенцию, особенно литературную и научную. Таким образом, постановление о снижении статуса идиша в БССР и закрытие еврейских школ в 1938 г. только только юридически подтвердило ситуацию, сложившуюся к тому времени, а на самом деле "идишистский эксперимент" был прекращен вместе с белорусизацией на рубеже 1920-1930-х гг.
61 А.СКИР в своей книге демонстрирует развитие древнееврейского языка в Минске в середине 1910-х гг.: в конце 1916 г. на курсах иврита занималось 1690 учеников, работало около 100 преподавателей (Скир, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Минск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 31). Очевидно, что влияние ивритофилов не мог исчезнуть бесследно за пять лет.
62. См. МАКАБИ, Н. Проблеск во мраке. Рышон ле-Цыён, 1991. С. 32-33.
63. См.: ФIШМАН, Д. Лёс іудаізму ў Савецкай Беларусі (1920-1930) // Беларусіка = Albaruthenica. Кн. 4. Мн., Навука і тэхніка. 1995. С. 111-117.
64. В конце 1920-х гг. "Комсомольская правда" писала, что бобруйскому книготорговцу Якову ГИНЗБУРГУ в 1927-28 гг. удалось отпечатать 100 тысяч молитвенников (в том числе и в Минске). См.: БЕЛОВ (Элинсон), А. Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе. Иерусалим: Лира, 1998. С. 27.
65. См. про САВИКОВСКОГО: Скир, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Мінск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 99. Про Якнегоза: БЕЛОВ (Элинсон), А. Рыцари иврита… С. 62-64.
66. Семен ДИМАНШТЕЙН, председатель центрального бюро Евсекции в 1918-1919 гг., в 18-летнем возрасте получил звание раввина. См.: "Краткая еврейская энциклопедия" (Иерусалим), статья "Диманштейн". Т. 2, столбец 354. Репр. издание: М., 1996.
67. Евсекция действовала в 1926 г., была преобразована в Еврейское бюро с меньшими полномочиями и закрыта в 1930 г. Бывшие активисты этих структур во время массовых репрессий 1937-38 гг. почти все были арестованы и уничтожены (Э.ФРУМКИНА погибла несколькими годами позже). См.: "Краткая еврейская энциклопедия" (Иерусалим), статья "Евсекция". Т. 2, столбец 465. Репр. издание: М., 1996.
68. "Деятелями Евсекции в большинстве своем стали выходцы из разных мелкобуржуазных партий, часто - бундовцы. Им с удвоенной энергией приходилось доказывать свою коммунистическую лояльность... и эту свою энергию они проявляли в лютой ненависти до всего национально-самобытного. Везде им мерещилась "коммунистическая контрреволюция" и они расправлялись с ней с помощью карателей из ЧК и ГПУ", - пишет в своих мемуарах про Минск 1920-х гг. Неемия МАКАБИ (МАКАБОЦКИЙ), перебравшийся в Израиль в 1957 году. См.: Н.МАКАБИ. Проблеск во мраке. Рышон ле-Цыён, 1991. С. 23.
69. СКИР, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Мінск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 31.
70. Недавное заявление руководителя Белоруссии по поводу бывших жителей Бобруйска в Израиле ("мы им сказали - ребята, с деньгами возвращайтесь") высказано в стиле довоенной политики рециклизации имигрантов и эмигрантов. Персонаж булгаковского "Мастера и Маргариты" сказал короче и яснее: "Сдавайте валюту".
71. Если руководствоваться ее логикой, то следует продлить срок действия "эксперимента" не до 1938 г, а до 1941 г.; именно до этого времени выходили газета на идише "Октябрь" и журнал "Штерн", существовало "идишистское направление" в Академии наук (кульминацией деятельности немногочисленных академических идишистов того времени стал "Еврейско-русский словарь" С.РОХКИНД и Г.ШКЛЯРА (Мн. 1941); не смотря на недостатки, связанные с советизацией языка, он не утратил своего значения и до сегодняшнего дня), работали "еврейская" секция в Союзе писателей и Белорусский государственный еврейский театр (официально закрытый только в 1949 г.)
72. О том, что кадры Инбелкульта были поголовно "вычищены" и заменены людьми, далекими от науки, свидетельствует, в частности, 2-я часть романа З.БЯДУЛИ "Язэп КРУШИНСКИЙ".
73. В 1928-1929 гг. на еврейском отделении педфака БГУ обучался 201 студент, а в 1935 г. на еврейское отделение пединститута было зачислено только 7 абитуриентов. Общий тираж книг на идише упал с 408 000 в 1933 г. до 134 000 в 1935 г. и 29 000 в 1937 г. См.: СКИР, А. Еврейская духовная культура в Беларуси. Мінск: Мастацкая літаратура, 1995. С. 82, 92-93.