Om
Мы говорили с высшим разумом, вызывая дождь. Не веря своим словам, пели сутры золотой вечности. И она отвечала. Не сухо, довольно влажно.
Надевая старые шляпы, обретали прижизненный нимб и, затягиваясь поглубже, позволяли говорить через нас голосу святого Уэйтса.
Мечтали о бесчинствах, пытаясь пробудить друг в друге любовь к своему забитому эго. Стоя на трибунах, плевали в лицо всякому, кто осмелится поднять голову.
Грозили и проклинали, причащаясь бурбоном в каждом храме Бахуса, что могли отыскать в округе. Идя священным воинством, жгли во Христе и ебли по законам Шариата.
Из ночи в ночь прощались с человеческим обликом и любили друг друга до спазмов, ненавидя завтрашний день и стыдясь за вчерашний.
С болью в сердце отрывали от себя слова, предлагая любому желающему повеситься на их пуповине. Раздвигали ноги в родовых муках без надежды на брак с беспардонно трахнувшим нас бытием.
Ом мани падме хум. Драгоценность в цветке лотоса, который мы всю свою жизнь с благодарностью были готовы отлизать. Ом.
Надевая старые шляпы, обретали прижизненный нимб и, затягиваясь поглубже, позволяли говорить через нас голосу святого Уэйтса.
Мечтали о бесчинствах, пытаясь пробудить друг в друге любовь к своему забитому эго. Стоя на трибунах, плевали в лицо всякому, кто осмелится поднять голову.
Грозили и проклинали, причащаясь бурбоном в каждом храме Бахуса, что могли отыскать в округе. Идя священным воинством, жгли во Христе и ебли по законам Шариата.
Из ночи в ночь прощались с человеческим обликом и любили друг друга до спазмов, ненавидя завтрашний день и стыдясь за вчерашний.
С болью в сердце отрывали от себя слова, предлагая любому желающему повеситься на их пуповине. Раздвигали ноги в родовых муках без надежды на брак с беспардонно трахнувшим нас бытием.
Ом мани падме хум. Драгоценность в цветке лотоса, который мы всю свою жизнь с благодарностью были готовы отлизать. Ом.