"Эсав" Павла Лунгина
Рецензия Аллы Боссарт на фильм по роману Меира Шалева.
На удивление качественное кино "Эсав" Павла Лунгина. Почему на удивление? Потому что Паша при всем своем мастерстве - художник с сильными мозгами, но с холодным носом. А тут - пылающий миф, и многослойный текст, который никак нельзя было превращать в линейную историю семьи.
Приступала с тревогой, тк "Эсав" - мой любимый роман Меира Шалева, а тот, в свою очередь, - один из любимых современных писателей.
Судьба близнецов Эсава и Якоба, сыновей гойки Сары и бешеного иудея-пекаря Авраама - слепок с библейского, самого воспаленного сюжета о продаже первородства, о горячечных мучениях Исава и Иакова и любви всей их жизни Леи - пример экранизации тонкой, аутентичной, страстной и дивно красивой. Красивой именно иудейской приглушенной, серо-зеленой, выгоревшей красотой, без яркого неба и совсем без моря, только сухая земля, пышное тесто, серо-коричневые интерьеры и жестоковыйный, безжалостный к себе и ко всем вокруг народ.
Изумительные типажи (в основном, израильские актеры), прекрасны все, мужчины и женщины, молодые и старые. Старик Авраам в последние дни жизни в исполнении Харви Кейтеля - настоящий, архетипический библейский праотец, заразивший жестокостью и нелюбовью всё и всех вокруг, отец двух сыновей, не сумевших продлить род, умирает на могиле жены, прОклЯтый, с хриплым проклятием вместо прощения.
ПрОклят Иаков, зря работавший в пекарне годы и годы за свою Лею, отнятую обманом у брата.
ПрОклят Эсав, продавший право первородства за один лишь взгляд на красивую девочку через очки брата, за эту чечевичную похлебку минутной радости.
ПрОклята Лея, уступившая нелюбимому.
ПрОклята Сара - за что? За то, что гойка. Проклятие этой земли всем чужакам.
А может быть и за то, что играет ее все та же, что и везде, Юлия Пересильд, единственная из всех, включая подростков, не очень понимающая, из какого кромешного ада состоит ее роль...
Зато - волшебная Шира Хаас, явившаяся российскому зрителю впервые в сериале "Неортодоксальная" (в художественном смысле спасенном ею). Ее Лея, при всей внешней бесплотности и почти бесполости (в "Неортодоксальной" - акцентированной) - здесь с библейским бесстыдством истекает женственностью и желанием. Сквозь этот зной в дрожащей дымке плавится ее будущая мука, ее смерть при жизни, почти видимая всем, любящим ее. Да и сама Лея знает, что ее ждет. Но не может защититься ничем, кроме того, что выбрасывает выпеченные в страшной хлебной печи подарки Иакова.
