В последнюю, крайнюю ночь
Это было в те далекие времена, когда еще существовал обычай мазать спящих зубной пастой в последнюю ночь лагерной смены. (Лагерь, конечно, имеется в виду пионерский - пояснение для тех, кто не...)
Мальчики создали оперативный штаб, чтобы мазать девочек.
Девочки же не создали ничего, потому что главную девочку, которая должна была руководить кампанией по низведению и курощению мальчишек с помощью пасты, неожиданно накануне забрали родители.
Итак, девочки беспечно легли спать, положившись на провидение. Или на привидение. Скорее, все-таки на привидение, потому что одна девочка нипочем не захотела ложиться в кровать в такую веселую последнюю ночь лагерной смены (тогда еще не принято было говорить "крайнюю" вместо "последнюю", по крайней мере среди детей, которые в массе своей собирались жить вечно). Активная девочка-хулиганка тщетно подбивала подруг на разные шалости, на которые даже начальство в этот день/ночь смотрело сквозь пальцы.
Товарки же ее в массе своей были вялые и благовоспитанные, как и сам крохотный лагерь, существовавший при тогдашнем Союзе композиторов. Никто не соглашался сокрушать основы, а главную заводилу, повторяю, увезли от греха подальше родители.
Тогда девочка-бунтарка объявила, что пойдет ночью одна гулять за территорию в простыне, как привидение (всем известно, что в такую ночь ничего не стоит встретить привидение где угодно, даже по дороге в туалет).
На том и порешили. Под это дело была испорчена композиторская лагерная простыня - одна штука. В ней проделали дырку для глаза. А вторая дырка там уже была, ее просто расковыряли пошире.
Наступила ночь. Постепенно все девочки заснули, кроме девочки - привидения. Она нарядилась в длинную-предлинную белую-пребелую простыню, взяла в руки сандалики (напомню, что привидения не ходят в сандалиях).
Теперь расскажу, что это была за девочка.
Девочек с одной фамилией в отряде было две - сестры-близнецы. При этом удивительно непохожие друг на дружку: одна такая худенькая, востроносенькая веснущатая девочка небольшого роста. С тощей косицей. Вторая - настоящая богатырша: высокая, статная - косая сажень в плечах. Вдобавок русоволосая, причем и коса под стать - толстая. Еще девочка, не захотевшая ложиться спать - а это была именно она - обладала низким голосом и формами, которыми не всякая выпускница школы может похвалиться. Общего у сестер были только фамилия и веснушки на носу.
И вот, накануне заветной ночи мальчишки, которые, как известно, вырастают гораздо позже девочек, держали военный совет.
И низкорослый вождь мальчишек сказал на совете племени писклявым голоском: Мы им устроим Варфоломеевскую ночь. Бабушка у мальчика была педагог по призванию, поэтому он знал много подобных слов и выражений.
Оторопевшие воины потребовали объяснений, и вождь, поразмыслив, снизошел: Ну, это когда католики били гугенотов. Никто, конечно, ничего не понял, кроме слова "били", но все промолчали.
И вот, как только девочка-привидение ушла на прогулку, облачившись в простыню, на пороге оставшейся без охраны девичьей спальни возникли коварные разбойники. Они были неузнаваемы (так они сами думали) - сверху все то же универсальное средство, которым широко пользовался друг детей и гроза всех жуликов - Карлсон с крыши. Короче, на головах простыни имени Карлсона, в руках тюбики с особо вонючей зубной пастой "Жемчуг".
Замыкал шествие самый мелкий мальчишка со шваброй, но без тюбика - дело в том, что ему родители бездушно купили на лагерную смену жалкий и бесполезный зубной порошок, которым, как известно, фиг кого качественно вымажешь.
Делиться с последним в табели о рангах воителем своей пастой никто не захотел, потому пришлось брать швабру - все-таки, пусть плохонькое, но оружие.
Мальчишки уже вовсю изукрашивали Жемчугом крепко спящих дев, когда дверь бесшумно отворилась, и на пороге спальни возникла девочка-привидение. На улице оказалось довольно скучно, босые ноги сразу же промокли от росы и озябли, за территорией же чернели и раскачивались под ветром недружественные ночные деревья...
Короче, девочка решила: вернусь, войду и как завою: Уууу! То-то будет весело!
Так она и сделала: повторяю, бесшумно отворилась дверь, на пороге возникло гигантское привидение с тугими косами баранками вокруг головы - вся конструкция скрыта под белой простыней - и завыло басом: Уууууу!
Злые языки потом говорили, что кое-кто из воинов племени "Боевой тюбик" напустил со страху в штаны, но мы не знаем доподлинно, поэтому не рискнем порочить честное воинское имя.
От воплей, которые издал со страху сам великий вождь, а также от воя привидения, проснулись почти все девочки. Обнаружили, что, кроме нежных девичьих щек и носов, коварные мальчишки многим измазали ночные рубашки (тогда еще существовал такой предмет ночного гардероба), и - что самое неприятное - волосы. Кто носил когда-то косички, тот поймет негодование юных дев.
Особо пострадавшие в образе разгневанных фурий носились в темноте по спальне с тапками в руках и пытались отловить своих обидчиков.
Те уходили от погони, прыгая по панцирным сеткам (а в те времена на лагерных кроватях можно было скакать почти до потолка - если выдержат сетка и нервы вожатого).
В конце концов удрали все, кроме самого тщедушного со шваброй - свои же его и затоптали при побеге.
Жизнь - несправедливая штука: этот мальчик никого не испачкал, просто стоял на стреме, но отдуваться ему пришлось сразу за весь род мужской.
На ходу было придумано в качестве возмездия привязать воина за руки за ноги к швабре - на манер того, как охотники несут тушу кабана в стойбище - и протащить по главной аллее, где из темноты смутно выступали гипсовые пионеры с горнами и барабанами и их подруги - не помню уже, с какими атрибутами.
Придумано-сделано: руки-ноги к швабре вязали колготками (в те далекие, доисторические времена дети носили гнусные, но довольно прочные хлопковые колготки в мелкий рубчик, провисавшие пузырями на коленях и уродовавшие даже самую стройную фигуру).
Пока вязали, мальчишка только молча пыхтел и обречённо лягался, чтобы не выдать своих (и чужих). Это был сильный духом мальчик, надеюсь, он далеко пошел.
Когда же швабру с извивающейся на ней жертвой подняли и понесли во тьму - впереди могучая девочка-привидение, позади тоже амазонка хоть куда: пусть и не такая рослая, зато тренированная - чемпион по игре в пионербол. Подняли швабру: тут уж мальчишка заверещал, да так пронзительно, что услышали даже бухавшие в последний трудовой день под гитару в соседней вожатской юные воспитатели.
Выскакивают, видят торжественное шествие: впереди выступает привидение, сзади тоже что-то несуразное в грязной сорочке, посередине палка, на ней кого-то несут. Этот кто-то громко визжит. Жаль, не было тогда ни у кого и никаких фотоаппаратов и камер, чтобы запечатлеть момент.
Но кто видел - помнит.
Из соседнего корпуса прибежала старшая пионервожатая, дама довольно стервозная, и всем детям, включая "взрослых" пионервожатых, казавшаяся очень древней. Минуло ли ей тогда тридцать, сейчас, увы, невозможно установить.
Тут уж, перед лицом начальства, запахло административными разборками.
Всех разогнали по спальням, девочкам предварительно разрешили умыться.
Утром девчонкам-вожатым настучали по головам с применением тяжелой артиллерии в виде начальника лагеря. Детей тоже ругали, стыдили и призывали покаяться. Девочки стояли стеной: мы, мол, обиженная сторона, как прикажете ехать домой с вонючей засохшей пастой в волосах?! Нас мамы заругают!
Попавшийся мальчишка своих не выдал, но они, посовещавшись, сами пришли сплоченной группой.
На скорую руку, пока не прибыли автобусы, был устроен суд: Почему, мальчики, вы обидели таких хороших девочек и тем самым опорочили гордое звание пионэра?! Кто кого подбил? Кто чего говорил? А ну, признавайтесь!
Молнии, сконцентрировавшиеся над головой несостоявшегося кабана, сделали свое дело.
Почти не спавший ночь будущий всеобщий козел отпущения в конце концов не выдержал и заревел, указывая на вождя: Он сказал, что надо устроить девчонкам вафломеевскую ночь! Я не виноват!
Услышав про вафломеевскую ночь, взрослые вдруг разом перестали стыдить преступников, сколько могли отвернули лица и при этом как-то странно захрюкали.
Наконец начальник лагеря чужим, полузадушенным, дребезжащим тенорком спрашивает главного обвиняемого:
- Какую ночь он велел устроить?
- Вафломеевскую.
- А что это, вафломеевская-то? Откуда? Что за ночь такая?
Мальчик помялся, повспоминал и говорит: А это такая ночь, когда гномики били енотов.
Тут все взрослые разом повалились, кто где стоял, и заплакали.
Детей же отпустили с миром.
А вскорости и автобусы подъехали с надписью "Дети!" на пузатых боках.
И повезли мальчиков и девочек, взрослых и не очень, совсем в другую жизнь.
Мальчики создали оперативный штаб, чтобы мазать девочек.
Девочки же не создали ничего, потому что главную девочку, которая должна была руководить кампанией по низведению и курощению мальчишек с помощью пасты, неожиданно накануне забрали родители.
Итак, девочки беспечно легли спать, положившись на провидение. Или на привидение. Скорее, все-таки на привидение, потому что одна девочка нипочем не захотела ложиться в кровать в такую веселую последнюю ночь лагерной смены (тогда еще не принято было говорить "крайнюю" вместо "последнюю", по крайней мере среди детей, которые в массе своей собирались жить вечно). Активная девочка-хулиганка тщетно подбивала подруг на разные шалости, на которые даже начальство в этот день/ночь смотрело сквозь пальцы.
Товарки же ее в массе своей были вялые и благовоспитанные, как и сам крохотный лагерь, существовавший при тогдашнем Союзе композиторов. Никто не соглашался сокрушать основы, а главную заводилу, повторяю, увезли от греха подальше родители.
Тогда девочка-бунтарка объявила, что пойдет ночью одна гулять за территорию в простыне, как привидение (всем известно, что в такую ночь ничего не стоит встретить привидение где угодно, даже по дороге в туалет).
На том и порешили. Под это дело была испорчена композиторская лагерная простыня - одна штука. В ней проделали дырку для глаза. А вторая дырка там уже была, ее просто расковыряли пошире.
Наступила ночь. Постепенно все девочки заснули, кроме девочки - привидения. Она нарядилась в длинную-предлинную белую-пребелую простыню, взяла в руки сандалики (напомню, что привидения не ходят в сандалиях).
Теперь расскажу, что это была за девочка.
Девочек с одной фамилией в отряде было две - сестры-близнецы. При этом удивительно непохожие друг на дружку: одна такая худенькая, востроносенькая веснущатая девочка небольшого роста. С тощей косицей. Вторая - настоящая богатырша: высокая, статная - косая сажень в плечах. Вдобавок русоволосая, причем и коса под стать - толстая. Еще девочка, не захотевшая ложиться спать - а это была именно она - обладала низким голосом и формами, которыми не всякая выпускница школы может похвалиться. Общего у сестер были только фамилия и веснушки на носу.
И вот, накануне заветной ночи мальчишки, которые, как известно, вырастают гораздо позже девочек, держали военный совет.
И низкорослый вождь мальчишек сказал на совете племени писклявым голоском: Мы им устроим Варфоломеевскую ночь. Бабушка у мальчика была педагог по призванию, поэтому он знал много подобных слов и выражений.
Оторопевшие воины потребовали объяснений, и вождь, поразмыслив, снизошел: Ну, это когда католики били гугенотов. Никто, конечно, ничего не понял, кроме слова "били", но все промолчали.
И вот, как только девочка-привидение ушла на прогулку, облачившись в простыню, на пороге оставшейся без охраны девичьей спальни возникли коварные разбойники. Они были неузнаваемы (так они сами думали) - сверху все то же универсальное средство, которым широко пользовался друг детей и гроза всех жуликов - Карлсон с крыши. Короче, на головах простыни имени Карлсона, в руках тюбики с особо вонючей зубной пастой "Жемчуг".
Замыкал шествие самый мелкий мальчишка со шваброй, но без тюбика - дело в том, что ему родители бездушно купили на лагерную смену жалкий и бесполезный зубной порошок, которым, как известно, фиг кого качественно вымажешь.
Делиться с последним в табели о рангах воителем своей пастой никто не захотел, потому пришлось брать швабру - все-таки, пусть плохонькое, но оружие.
Мальчишки уже вовсю изукрашивали Жемчугом крепко спящих дев, когда дверь бесшумно отворилась, и на пороге спальни возникла девочка-привидение. На улице оказалось довольно скучно, босые ноги сразу же промокли от росы и озябли, за территорией же чернели и раскачивались под ветром недружественные ночные деревья...
Короче, девочка решила: вернусь, войду и как завою: Уууу! То-то будет весело!
Так она и сделала: повторяю, бесшумно отворилась дверь, на пороге возникло гигантское привидение с тугими косами баранками вокруг головы - вся конструкция скрыта под белой простыней - и завыло басом: Уууууу!
Злые языки потом говорили, что кое-кто из воинов племени "Боевой тюбик" напустил со страху в штаны, но мы не знаем доподлинно, поэтому не рискнем порочить честное воинское имя.
От воплей, которые издал со страху сам великий вождь, а также от воя привидения, проснулись почти все девочки. Обнаружили, что, кроме нежных девичьих щек и носов, коварные мальчишки многим измазали ночные рубашки (тогда еще существовал такой предмет ночного гардероба), и - что самое неприятное - волосы. Кто носил когда-то косички, тот поймет негодование юных дев.
Особо пострадавшие в образе разгневанных фурий носились в темноте по спальне с тапками в руках и пытались отловить своих обидчиков.
Те уходили от погони, прыгая по панцирным сеткам (а в те времена на лагерных кроватях можно было скакать почти до потолка - если выдержат сетка и нервы вожатого).
В конце концов удрали все, кроме самого тщедушного со шваброй - свои же его и затоптали при побеге.
Жизнь - несправедливая штука: этот мальчик никого не испачкал, просто стоял на стреме, но отдуваться ему пришлось сразу за весь род мужской.
На ходу было придумано в качестве возмездия привязать воина за руки за ноги к швабре - на манер того, как охотники несут тушу кабана в стойбище - и протащить по главной аллее, где из темноты смутно выступали гипсовые пионеры с горнами и барабанами и их подруги - не помню уже, с какими атрибутами.
Придумано-сделано: руки-ноги к швабре вязали колготками (в те далекие, доисторические времена дети носили гнусные, но довольно прочные хлопковые колготки в мелкий рубчик, провисавшие пузырями на коленях и уродовавшие даже самую стройную фигуру).
Пока вязали, мальчишка только молча пыхтел и обречённо лягался, чтобы не выдать своих (и чужих). Это был сильный духом мальчик, надеюсь, он далеко пошел.
Когда же швабру с извивающейся на ней жертвой подняли и понесли во тьму - впереди могучая девочка-привидение, позади тоже амазонка хоть куда: пусть и не такая рослая, зато тренированная - чемпион по игре в пионербол. Подняли швабру: тут уж мальчишка заверещал, да так пронзительно, что услышали даже бухавшие в последний трудовой день под гитару в соседней вожатской юные воспитатели.
Выскакивают, видят торжественное шествие: впереди выступает привидение, сзади тоже что-то несуразное в грязной сорочке, посередине палка, на ней кого-то несут. Этот кто-то громко визжит. Жаль, не было тогда ни у кого и никаких фотоаппаратов и камер, чтобы запечатлеть момент.
Но кто видел - помнит.
Из соседнего корпуса прибежала старшая пионервожатая, дама довольно стервозная, и всем детям, включая "взрослых" пионервожатых, казавшаяся очень древней. Минуло ли ей тогда тридцать, сейчас, увы, невозможно установить.
Тут уж, перед лицом начальства, запахло административными разборками.
Всех разогнали по спальням, девочкам предварительно разрешили умыться.
Утром девчонкам-вожатым настучали по головам с применением тяжелой артиллерии в виде начальника лагеря. Детей тоже ругали, стыдили и призывали покаяться. Девочки стояли стеной: мы, мол, обиженная сторона, как прикажете ехать домой с вонючей засохшей пастой в волосах?! Нас мамы заругают!
Попавшийся мальчишка своих не выдал, но они, посовещавшись, сами пришли сплоченной группой.
На скорую руку, пока не прибыли автобусы, был устроен суд: Почему, мальчики, вы обидели таких хороших девочек и тем самым опорочили гордое звание пионэра?! Кто кого подбил? Кто чего говорил? А ну, признавайтесь!
Молнии, сконцентрировавшиеся над головой несостоявшегося кабана, сделали свое дело.
Почти не спавший ночь будущий всеобщий козел отпущения в конце концов не выдержал и заревел, указывая на вождя: Он сказал, что надо устроить девчонкам вафломеевскую ночь! Я не виноват!
Услышав про вафломеевскую ночь, взрослые вдруг разом перестали стыдить преступников, сколько могли отвернули лица и при этом как-то странно захрюкали.
Наконец начальник лагеря чужим, полузадушенным, дребезжащим тенорком спрашивает главного обвиняемого:
- Какую ночь он велел устроить?
- Вафломеевскую.
- А что это, вафломеевская-то? Откуда? Что за ночь такая?
Мальчик помялся, повспоминал и говорит: А это такая ночь, когда гномики били енотов.
Тут все взрослые разом повалились, кто где стоял, и заплакали.
Детей же отпустили с миром.
А вскорости и автобусы подъехали с надписью "Дети!" на пузатых боках.
И повезли мальчиков и девочек, взрослых и не очень, совсем в другую жизнь.