(no subject)
До чего же все дошло, что я даже не знаю до чего.
Одна женщина (я) читала книгу, дочла до конца страницы и ну тыкать куда-то вбок - чтобы, значит, страницу перевернуть.
Книга удивилась, но стерпела.
А дошла до понравившегося места - и ищет, где бы лайк поставить. Где бы его тут поставить, а?
Старая, мудрая книга, хранящая в себе времена, когда ее просто читали, захлопнулась, погладила женщину по голове и выключила свет - пора на бочок.
Моя бабушка, то есть, бабушка той женщины, знатная читательница, в таких случаях брала остро отточенный карандашик и подчеркивала. Даже иногда писала на полях замечания. Их до сих пор можно найти на полях старых книг - оформленные красивым, летящим почерком бабушкины мысли.
Это же и в Онегине было ведь, да?
Еще бабушка как-то рассказывала, что после войны нашла в библиотеке книгу Ницше "Так говорил Заратустра" и на полях прочла: "Какая добрая и светлая книга!" Кто-то до войны написал, а потом сгинул, затерялся в вечности.
Спустя годы, разразилась война и Ницше объявили главным философским врагом и идеологом сами знаете кого.
Но это я отвлеклась.
Еще одной женщине (не мне) жестоко нахамили в транспорте.
И такая нехорошая тишина повисла вдруг в этом отдельно взятом транспорте. Граждане пассажиры подняли головы от смартфонов и видно было, что все ищут кнопки "удалить из друзей", "заблокировать" и надутый, краснорожий, возмущенный смайлик. И не находят. И не понимают, что же им теперь делать.
Это вместо того, чтобы вольготно прокричать: Вы, мужчина, просто хам трамвайный! Хам! Хам!
Один мальчик украдкой сфотографировал трамвайного хама, чтобы, полагаю, прославить его в соцсетях когда-нибудь после.
А в режиме реального времени и оффлайн было как-то тягостно и и грустно, и грусть эта наползала, концентрировалась и ее уже можно было резать ножом, глядя на растерянное лицо и поникшую спину - крест-накрест бретельки от сарафана врезались в тонкую кожу - пострадавшей женщины.
И тут еще одна женщина, примерно на два поколения старше поникшей, но с элегантной помадой, в шляпке и при авоське, вдруг звонко, на весь вагон, прокричала: Мужчина! Как вам не стыдно! Вы просто хам трамвайный! Хам!
И хотя дело происходило в троллейбусе, все разом оживились и принялись громко разгонять концентрированную грусть в доступных каждому словах и выражениях.
Хам был безусловно повержен и бежал: без красной надутой рожи и кнопки "заблокировать" - одной силой человеческой солидарности.
Одна женщина (я) читала книгу, дочла до конца страницы и ну тыкать куда-то вбок - чтобы, значит, страницу перевернуть.
Книга удивилась, но стерпела.
А дошла до понравившегося места - и ищет, где бы лайк поставить. Где бы его тут поставить, а?
Старая, мудрая книга, хранящая в себе времена, когда ее просто читали, захлопнулась, погладила женщину по голове и выключила свет - пора на бочок.
Моя бабушка, то есть, бабушка той женщины, знатная читательница, в таких случаях брала остро отточенный карандашик и подчеркивала. Даже иногда писала на полях замечания. Их до сих пор можно найти на полях старых книг - оформленные красивым, летящим почерком бабушкины мысли.
Это же и в Онегине было ведь, да?
Еще бабушка как-то рассказывала, что после войны нашла в библиотеке книгу Ницше "Так говорил Заратустра" и на полях прочла: "Какая добрая и светлая книга!" Кто-то до войны написал, а потом сгинул, затерялся в вечности.
Спустя годы, разразилась война и Ницше объявили главным философским врагом и идеологом сами знаете кого.
Но это я отвлеклась.
Еще одной женщине (не мне) жестоко нахамили в транспорте.
И такая нехорошая тишина повисла вдруг в этом отдельно взятом транспорте. Граждане пассажиры подняли головы от смартфонов и видно было, что все ищут кнопки "удалить из друзей", "заблокировать" и надутый, краснорожий, возмущенный смайлик. И не находят. И не понимают, что же им теперь делать.
Это вместо того, чтобы вольготно прокричать: Вы, мужчина, просто хам трамвайный! Хам! Хам!
Один мальчик украдкой сфотографировал трамвайного хама, чтобы, полагаю, прославить его в соцсетях когда-нибудь после.
А в режиме реального времени и оффлайн было как-то тягостно и и грустно, и грусть эта наползала, концентрировалась и ее уже можно было резать ножом, глядя на растерянное лицо и поникшую спину - крест-накрест бретельки от сарафана врезались в тонкую кожу - пострадавшей женщины.
И тут еще одна женщина, примерно на два поколения старше поникшей, но с элегантной помадой, в шляпке и при авоське, вдруг звонко, на весь вагон, прокричала: Мужчина! Как вам не стыдно! Вы просто хам трамвайный! Хам!
И хотя дело происходило в троллейбусе, все разом оживились и принялись громко разгонять концентрированную грусть в доступных каждому словах и выражениях.
Хам был безусловно повержен и бежал: без красной надутой рожи и кнопки "заблокировать" - одной силой человеческой солидарности.