(no subject)
Бабушка, которой уже исполнилось 80 лет, деловито шагает по рынку. Дедушка, которому на следующей неделе должно исполниться 80 лет, и сумка на колесиках - чуть моложе своих хозяев - поспешают за бабушкой.
Вдруг, откуда ни возьмись, мужчина в летах ("такой импозантный, намного моложе нас с дедом"), сзади подлетает, галантно придерживает бабушку за локоток и несколько раз гортанно восклицает: Какая женщина! Нет, ну подумай - какая женщина!
После чего не менее галантно улетучивается.
- Что ты думаешь: деду это не понравилось, нет. Мало того, что не понравилось - он еще и меня обвинил.
Не просто так, - говорит, - небось, глазки ему строила!
Я, - отвечаю, - при всем желании, но глазок на затылке не имею.
Так что ты думаешь - дед мне не поверил: строила и точка.
Не поверил и насторожился.
Теперь по рынку сзади не ходит, только рядом.
На третьем этаже в тридцатом кабинете томятся тридцать мам и три папы.
Открывается дверь, заходит субтильный молодой человек с рукой на перевязи, взмахивает гипсом и грустно произносит:
- Здравствуйте, я ваш физрук! Что вам сказать: очень сложный класс! Очень!
Мамы сложных детей отчего-то хохочут и обстановка становится менее душной.
Входит учительница истории, все замирают - если бы мышь могла выжить в современной московской школе, все бы услышали, как она выходит на вечернюю пробежку.
- Как вы знаете, воспитание, - говорит учительница истории, - это разумное принуждение.
- Ваши дети хрюкают под партой, - говорит учительница истории. И жуют.
- Тоже под партой? - спрашивает храбрая мама девочки.
- Нет, за партой. А куски колбасы я нашла на подоконнике.
- Возьмем десятиклассников, - грозно произносит учительница истории. - Они еще из коридора, за километр, только увидят меня, сразу замолкают, руки по швам, на парте у каждого учебник, контурные карты и тетрадь. А ваши эти пятиклассники - они не только хрюкают. Они еще и блеют, и мяукают. Некоторые.
- Так они давно уже принуждаются, десятиклассники - говорит храбрая мама девочки, - а наши всего только месяц.
Все опять смеются. Даже грозная учительница истории.
Вдруг, откуда ни возьмись, мужчина в летах ("такой импозантный, намного моложе нас с дедом"), сзади подлетает, галантно придерживает бабушку за локоток и несколько раз гортанно восклицает: Какая женщина! Нет, ну подумай - какая женщина!
После чего не менее галантно улетучивается.
- Что ты думаешь: деду это не понравилось, нет. Мало того, что не понравилось - он еще и меня обвинил.
Не просто так, - говорит, - небось, глазки ему строила!
Я, - отвечаю, - при всем желании, но глазок на затылке не имею.
Так что ты думаешь - дед мне не поверил: строила и точка.
Не поверил и насторожился.
Теперь по рынку сзади не ходит, только рядом.
На третьем этаже в тридцатом кабинете томятся тридцать мам и три папы.
Открывается дверь, заходит субтильный молодой человек с рукой на перевязи, взмахивает гипсом и грустно произносит:
- Здравствуйте, я ваш физрук! Что вам сказать: очень сложный класс! Очень!
Мамы сложных детей отчего-то хохочут и обстановка становится менее душной.
Входит учительница истории, все замирают - если бы мышь могла выжить в современной московской школе, все бы услышали, как она выходит на вечернюю пробежку.
- Как вы знаете, воспитание, - говорит учительница истории, - это разумное принуждение.
- Ваши дети хрюкают под партой, - говорит учительница истории. И жуют.
- Тоже под партой? - спрашивает храбрая мама девочки.
- Нет, за партой. А куски колбасы я нашла на подоконнике.
- Возьмем десятиклассников, - грозно произносит учительница истории. - Они еще из коридора, за километр, только увидят меня, сразу замолкают, руки по швам, на парте у каждого учебник, контурные карты и тетрадь. А ваши эти пятиклассники - они не только хрюкают. Они еще и блеют, и мяукают. Некоторые.
- Так они давно уже принуждаются, десятиклассники - говорит храбрая мама девочки, - а наши всего только месяц.
Все опять смеются. Даже грозная учительница истории.